«Новый Континент» Американский литературно-художественный альманах на русском языке
ЧУВСТВО ЮМОРА У ВСЕВЫШНЕГО
Я С УМА СОЙДУ ОТ ЭТОЙ СТРАНЫ!
Вечером вышел пройтись к торговому центру. Там есть открытое кафе под тентом, огороженное живой изгородью, и слышу – чей-то голос громогласно вещает об уровнях святости Моше-Рабейну (Моисея). Подошел поближе. Составлены столы, сидит народ. Во главе стола – раввин. В форме ШАБАСа, Управления тюрем, и в погонах алуф-мишне. Полковник, то есть. Толкует отрывок из Торы.
Закончили, прочитали молитву. Я подошел спросить, что за собрание. Оказалось – Главный раввин Управления тюрем каждый вторник дает там открытый урок Торы. В любую погоду.
Я с ума сойду от этой страны!
*****
ВЕЛИКИЙ ПОДАРОК
В учении Сырсанаты, частью которого является боевое искусство, которое я практикую, сказано: «В старости Бог делает человеку великий подарок – возвращает его в детство».
Раньше мне казалось, что «впасть в детство» означает старческий маразм, чего я невероятно боялся. Похоже, речь идет о другом – к тебе возвращается детский взгляд на мир; цельность, чистота и наполненность эмоций.
Вещи, которые были очень важны, теряют свою ценность – и наоборот.
Начинаешь обращать внимание на мелочи, мимо которых раньше проносился, не замечая.
Можно, как в детстве, остановиться и долго наблюдать, как подкрадывается к голубям дворовый кот – профессионально отмечая при этом гармонию и наполненность его движений и мощь завершающего прыжка… Можно постоять рядом со стройкой, чтобы посмотреть на точную работу подъемного крана… Глядеть на движущиеся облака и угадывать образы, которые они напоминают: вот летящий дракон, вот бегущая собака, а вот появился человеческий лик… Можно просто стоять на людной улице, разглядывая прохожих и, как в детстве, фантазировать и придумывать их истории…
И да – возвращается та же, что у ребенка, чистота и цельность эмоций. То, что ты испытываешь – радость, гнев, обида, сострадание – охватывает тебя целиком, наполняет всего до краев. Без полутонов. Особенно накатывающая все чаще беспричинная детская радость просто оттого, что живешь… хотя и понимаешь умом, что еще мгновение – и все…
Но этот миг, здесь и сейчас – бесценен.
Господи, спасибо за Твой великий подарок!
*****
ПЛАСТИКОВАЯ ЛОЖКА
Одна из самых привлекательных для меня черт израильского характера – то, что любого незнакомого человека можно походу дружески подъебнуть, и это будет воспринято с юмором и пониманием. И обратиться к человеку плюс-минус твоего возраста словом «ахи́» – «брат мой», причем этот плюс-минус может быть ну очень широким. И звучит это обращение совсем не так, как российское «Слышь, бра-атан…»
Стою в супере в очереди в кассу – народ перед Ханукой закупается. За мной – мужик, сильно моложе меня, борода густая с проседью, уткнулся в мобильник. А во рту пластиковую ложечку мусолит задумчиво. Как соску. Пробовал, очевидно, какой-то новый сорт хумуса или соуса замечательного – да в мобильнике завис и увлекся. Только ложка из бороды торчит, вверх-вниз ходит.
Мужик явно не бедный, одет дорого, тележка доверху праздничным продуктом набита.
– Да, ахи́, – говорю, – похоже, не повезло тебе в жизни…
Мужик отрывается от мобилы и недоуменно смотрит на меня. Вид у меня вполне бомжовый – выскочил из дома, в чем был. Треники фланелевые и свитер драный, только куртку накинул.
– Другие, – поясняю, – с золотой ложкой во рту рождаются, а ты – с пластиковой!
Народ смеется в голос. Мужик выплевывает ложку и тоже ржет, довольный. Похоже, он-то как раз родился с той самой золотой ложкой во рту…
*****
СЮР
По моей тайманской шхуне́ идет араб-старьевщик и кричит на идише «Альте захен!».
В детстве, в 50-х, так кричал, заходя в наш двор, питерский старьевщик…
Дежавю. Сюр.
*****
ТОЛЬКО В ИЗРАИЛЕ!
Нашел подработку на фрилансе. Поплелся в мас-ахнасу, налоговое управление, чтобы оформить. Сижу в очереди. Передо мной – крутой бизнесмен со своим бухгалтером, молодой женщиной, очень стильно одетой, в недешевых украшениях. Беседуют вполголоса о своих бизнес-делах.
Выходит служащая, расспрашивает сидящих в очереди, кто по какому вопросу – чтобы зря время не теряли. Доходит до меня. Объясняю: сижу на пособии, нашел приработок фри-ланс. Служащая сообщает, что мне придется открыть дело, как самозанятому лицу, и протягивает увесистую анкету для заполнения.
Тоска и уныние…
Бизнесмен с бухгалтером сходу начинают заинтересованно обсуждать, каким образом я мог бы это обойти. Бухгалтер вспоминает какой-то параграф, после чего диктует мне его номер и подробно объясняет, что сказать работодателю. Если работодатель согласится — можно будет обойтись без открытия дела.
Записываю. Благодарю.
– Мицва, – говорит бухгалтер. – Заповедь. Номер мой запиши – подскажу, если что.
Диктует имя и номер телефона, после чего вместе с боссом хором желают мне успеха и скрываются за дверью кабинета.
Только в Израиле!
*****
ЧУВСТВО ЮМОРА У ВСЕВЫШНЕГО
А у Всевышнего есть чувство юмора. Не знали? Я тоже – пока не довелось с ним познакомиться. Не со Всевышним – с чувством юмора Его.
Уезжал я из Израиля не по своей воле и желанию… Рассчитывал уехать года на три, не больше, — заработать денег, выплатить долги, не мной сделанные, – и вернуться Домой. Рассчитывал – да вот не сложилось… В полной мере оценил я тогда фразу, брошенную учителем: «Нет ничего горше, чем возвращать долг, который не должал»…
Друзья пустили шапку по кругу — собрать мне денег на дорогу в Англию, где была обещана работа; а ребята, с которыми тренировался, братья мои названые по школе, — еще и сюрприз сделали: скинулись, чтобы накануне отъезда сводить меня в публичный дом, — расслабиться и снять напряжение накануне отъезда. Да не в дешевый бордельчик, которых полно возле старой таханы мерказит – центральной автобусной станции в Тель Авиве, — а во вполне элитное, по их словам, заведение. А в них ребята разбирались.
В отличие от бывшего СССР, в котором «секса не было», — в Израиле секса есть, – и много. И отношение к нему самое свободное – среди светских, разумеется, не у религиозных. Товарищ Коллонтай с ее бессмертной теорией «стакана воды» была бы счастлива: ее мечта здесь воплотилась в жизнь в полной мере. Обычная фраза «Можно пригласить тебя на чашку кофе?» расшифровывается однозначно: «Как насчет перепихнуться?» — и согласие действительно означает согласие. (Приглашение выпить настоящего кофе — формулируется несколько иначе). При этом предложить эту «чашку кофе» может как парень девушке – так и наоборот. После ну очень короткого знакомства. И без каких-либо последующих обязательств с обеих сторон.
Мечта! А для тех, у кого проблема найти себе пару, или просто лень, или вот сию минуту приспичило, — полным полно махонов на выбор. «Махон» на иврите – «институт», поскольку все израильские бордели и бордельчики носят гордое название «институт здоровья» — что, в общем, вполне соответствует… Так что молодые наши ребята после утренней тренировки в шабат, — если оставались еще силы после трех часов беготни на жаре, — частенько кидали клич «В махон!» Дело обыденное. Вот и мне такой сюрприз перед отъездом приготовили – от чистого сердца. Сердец, точнее.
Но оставался у меня перед отъездом – со всей нервотрепкой и хлопотами неизбежными и непредвиденными, — всего один свободный день. В который запланировал я съездить помолиться на дорогу у Стены Плача, святыни нашей, — помощи у Него попросить и поддержки… И встала передо мной в полный рост непростая дилемма: то ли ехать в святой город Иерусалим, заповедь исполнять, — то ли в Тель Авив, город греха и разврата, — блудить и оттягиваться. И после довольно долгого поста, между прочим… Соблазнял меня шайтан видениями сладкими, от которых дух перехватывало да плоть восставала, — но устоял я. «Баб, — думаю, — я еще, с Божьей помощью, пощупаю, — а вот к Стене — когда еще прикоснусь?..» Устоял, хотя нелегко дался мне тот выбор. Потому как оба дела в один день и по времени совместить никак нельзя было – да и по понятиям… Поблагодарил молодых, – от души ведь предложили, — но отказался.
Долго я в тот раз у Стены стоял. Долго… Молился – и по канону, мудрецами и праведниками нашими составленному, — и своими словами. На иврите и по-русски, и на том языке, в котором слов уже нет… Сколько я там стоял – не помню, время на этом месте исчезает. Пока не отпустило меня…
Отошел от Стены подальше, повернулся, взгляд прощальный на нее бросил, — и побрел оттуда, навстречу неизвестности. Которой уже не страшился – знал, что теперь все хорошо сложится…
Но ведь слаб человек – возгордился! Часу не прошло – возгордился! «Вот ведь, — думаю, — какой я, бен-зона, праведный! Мог бы сейчас не сандалями по горячему асфальту в хамсин шоркать – а под мазганом, кондиционером, — красивую бабу наяривать. А то и двух! Но ведь устоял, не поддался искушению , — и должен Он меня за праведность мою да стойкость духа, поборовшую стойкость члена моего, непрерывную почти, — наградить! И не в будущей жизни – а в этой, здесь и сейчас!»
И наградил Он меня – здесь и сейчас. В ту же секунду, как оформилась, даже не оформилась, — мелькнула в дурной моей бритой башке эта мысль, — прострелило мне поясницу! Да так прострелило, что скрючило меня на месте, так — что и не вздохнуть от боли. Аж вскрикнул. Радикулит. В жизни такого не было. На пустом месте – не то чтобы тяжесть какую поднял или дернулся неудачно. И не просквозило – в жару-то иерусалимскую полуденную. «Йа-алла! – возопил я, воя от боли внезапной, — а вот поработал бы я сейчас в махоне бедрами, да от души, — чтобы «ворота жизни», центр поясничный, — открыть, — ну не было бы никакого радикулита, не было бы! Да как же так, да за что, Господи?!!»
И тут же осознал – за что. И отпустило мне спину в момент, как и не было приступа. Отпустило. Сделал пару-тройку наклонов на всякий случай осторожно – ну ничего. Вообще ничего. Ни следа…
И понял я, что чувство юмора Его – велико и непревзойденно. И сравнимо только – с Его милостью…
*****
ЦЫГАНКА
Уже давно собираюсь написать о ней. Сколько лет прошло, а нет, нет – да и вспомнится…
Это было в конце 70-х. Я находился на гастролях где-то в Поволжье, точно не помню, где. Помню, что это был небольшой городок, как две капли воды похожий на десятки таких же, в которых я уже побывал за свою гастрольную жизнь. Гостиница, – вероятно, единственная в городе, – стояла на центральной площади, по периметру которой, естественно, располагались горком партии, горсовет, милиция и Дом культуры, где нам предстояло выступать. Посередине площади, конечно же, торчал неизменный Ленин, указующий мышцею простертой путь к светлому будущему – куда-то в сторону вокзала. Все, как у людей…
Мы заселились в гостиницу ночью, приехав из другого, точно такого же городка. Проснулся я где-то после полудня – привычное для нашего образа жизни время. Сосед по номеру, саксофонист, уже встал. Мы достали из чемоданов кипятильники и, заперев дверь, запарили в эмалированных кружках чай. Дверь запиралась на случай внезапного появления коридорной – пользоваться кипятильниками в гостиницах запрещалось категорически, и при обнаружении они неминуемо подлежали конфискации. Позавтракали не торопясь, разделив по-братски запасенные накануне бутерброды. Сухомятка, конечно, – не зря язва желудка была профессиональной болезнью странствующих советских артистов, – но полагающихся на гастролях суточных никак не хватало на горячее трехразовое питание в общепите, – даже в столовых-«тошниловках», не говоря уже о ресторанах. Да и травиться в столовках желания не было – печального опыта хватало.
До установки аппаратуры – моей непосредственной обязанности рабочего сцены и осветителя, – было еще часа три, и я решил выйти в город, пройтись и купить сигарет. Пара блоков болгарских «Родопи», взятых в гастроли, давно закончились, а стрелять сигареты у своих считалось западло: все были в одинаковом положении. Понятно, что найти здесь мои «Родопи» шансов не было – они и в Питере-то регулярно исчезали из продажи, – но я все-таки рассчитывал купить что-то приемлемое к употреблению.
Я вышел на улицу и огляделся по сторонам, раздумывая, куда двинуться. Людей на площади было мало – время было рабочее, и население трудилось на градообразующем предприятии. В стороне от входа в гостиницу, чуть поодаль, стояла цыганка лет сорока, в длинной цветастой юбке, обмотанная какими-то платками и шалями – классическая цыганская униформа. Завидев меня, она поспешила навстречу.
– Маладой, дай закурить! – скороговоркой протараторила она знакомый пароль. Я развел руками.
– Дал бы, да закончились. Вот, как раз за сигаретами вышел, – ответил я, для убедительности похлопав себя по карманам.
В нарушение законов жанра цыганка не стала канючить дальше. Она внимательно посмотрела на меня и тут же отошла, потеряв ко мне интерес. Уже потом, вспоминая, я понял: она действительно знала, что я говорю правду и что курева у меня нет.
Я прошелся по городу, купил каких-то незнакомых сигарет, подробно расспросив словоохотливую продавщицу, чтобы не нарваться на совсем уже горлодер. В гостиницу вернулся где-то через час с небольшим – смотреть в городе было решительно нечего.
Цыганка по-прежнему паслась в стороне от входа. Меня она не видела.
Я подошел к ней и молча протянул пару сигарет. Цыганка радостно сверкнула золотыми зубами – она узнала меня. Одну сигарету она тут же вставила в рот, другую пристроила за ухо. Я дал ей прикурить.
– Дай погадаю, судьбу скажу! – возгласила она, с удовольствием затянувшись и выпустив дым. Похоже, сегодня это была ее первая сигарета.
Я помотал головой, улыбнувшись, и повернулся, чтобы идти.
Цыганка схватила меня за рукав.
– Ты мне уважение оказал, я с тебя денег не возьму. Правду скажу!
– Спасибо! – улыбнулся я еще шире. – Ну не верю я в твое гадание.
Она посмотрела мне в глаза и отчетливо, делая паузы, произнесла три имени.
Три имени.
Три женских имени.
Моя первая несчастная любовь, с которой у меня ничего не было.
И еще две, которые были у меня потом.
И назвала она их точно в той последовательности, в которой вошли они в мою жизнь.
Я застыл на месте. Цыганка ухмыльнулась и, вильнув бедрами, пошла себе восвояси. А я стоял и тупо смотрел ей вслед…
До сих пор не знаю, что это было. Может, и стоило за пару сигарет узнать судьбу, а?
*****
О ПРОИСХОДЯЩЕМ
Несколько мыслей о происходящем – хотя, наверное, правильнее было бы назвать их не мыслями, а ощущениями.
Сегодня я узнал, что еще один близкий мне человек, из алии 90-х, очень любящий Израиль, но по воле судьбы вынужденный в свое время уехать отсюда – возвращается в Страну. И не он один. То здесь, то там я слышу о возвращающихся домой израильтянах. Возвращаются те, кто давно хотел, но не мог – каждый по своей причине. Возвращаются по-разному, но всех объединяет одно: обстоятельства сложились так, что они наконец-то смогли вернуться. У некоторых – совершенно невероятным образом…
А еще – знаю несколько случаев, когда наконец-то совершают алию люди, давно собиравшиеся подняться в Страну, но опять-таки в силу ряда причин не имевшие возможности это сделать. А сейчас эта возможность появилась – в каждом случае по-своему.
И возвращающиеся израильтяне, и новые олим, о которых я говорю сейчас – это люди, которым нужна Страна. И которые – точно знаю – нужны Стране.
Ощущение такое, будто где-то наверху вручили им цав шмоне и открыли ворота. Время пришло…
И пару слов добавлю о выборах наших замечательных и о том, что им воспоследует.
Не беспокоюсь я по их поводу совершенно. Потому что это – один из ключевых эпизодов Великого Сценария, делающий то, что должно произойти – неизбежным…
Об остальных своих ощущениях по теме, пожалуй, умолчу. Но в финале ждет нас, по воле Великого Драматурга – великое испытание. Уже во вполне обозримом будущем.
Для чего и возвращаются в Страну резервисты по небесному цав шмоне…
*****
ПРИТЧА
Бродит Искатель по Тибету, по Гималаям — Храм по душе ищет. Десять лет бродил — не нашел… Отчаялся. Решил: вот еще на ту гору заберусь — и все! Нет Храма — вернусь в мир. Забрался на гору — стоит Храм! Тот самый…
Затрепетал душевно, вошел. Странный храм… Внутри — ни алтаря, ни мандал. Посередине — огромное изваяние фаллоса, а у подножия оного — монах в позе лотоса медитирует. И больше ничего — только монах и фаллос…
Ждал, ждал Искатель, пока монах из медитации выйдет — не вытерпел. Потрогал монаха за плечо:
— Учитель, простите, что отвлекаю Вас! Только скажите — где я, куда я попал?
Открыл монах глаза:
— Скажи, тебя хоть раз в жизни нахуй посылали?
— Да, Учитель, посылали…
— Ну, вот ты и пришел!
Юрий Фридман-Сарид
© Bull Terrier
Фотоиллюстрация Натальи Волковой