Юлия Пятецкая | О философской глубине

О философской глубине

Когда в Киеве вешали немцев, бабушка не пустила своего 9-летнего сына смотреть, хотя он очень хотел. Он пережил всю оккупацию с мамой и младшими сестрами, отец был на фронте, мой маленький дядя Вова мог погибнуть каждую минуту, поэтому хотел увидеть, как вешают немцев. А бабушка, которая пережила раскулачивание, голодомор, похоронила в мертвом селе первого мужа и двух сыновей, вырвалась из оцепленного села и добралась до Киева, где познакомилась с моим дедом, родила трех детей и пережила оккупацию, не пустила. Она ненавидела советскую власть, Ленина, Сталина, комсомол, коммунизм, Гитлера и пионерию, но не пустила. И как вешают немцев не дала посмотреть, и в пионеры вступать не разрешала.

Уже после войны на мою маму стукнула ее одноклассница, которая пришла в гости и услышала, как бабушка совсем без уважения шото ляпнула про «сталінське плем’я». На следующий день маму вызвала директорка. «Объясни, пожалуйста, своей маме, что не надо в таком тоне говорить о правительстве, когда в доме посторонние». Но бабушке бесполезно было объяснять, мама просто больше не приглашала одноклассницу, у которой папа был партийным работником, а одноклассница хотела, как лучше.

Киевский дом, в котором бабушка с детьми жила в 41-м, в самом начале оккупации сгорел. Мыкались по подвалам. Какое-то время их подкармливал молодой немец. То есть оккупант. Стучал в подвальное окно: «Матка, шнелле!», протягивал кастрюлю с макаронами. Потом он исчез, и макароны закончились. Рядом был немецкий штаб и продовольственный склад, дядя Вова бегал туда воровать картошку. Охранник-немец делал вид, что не замечает. А потом заступил другой немец и чуть дядю Вову не убил. Но выжили. Победили, и даже дед вернулся в конце 45-го инвалидом 2-й группы, но с руками и ногами.

В 46-м детей стало четверо, наступил послевоенный голод. Однажды дядю Вову отправили отоваривать карточки. Очереди были гигантскими, многочасовыми. Подошла прекрасная женщина в прекрасном платье: «Мальчик, ты, наверное, устал так стоять. Иди отдохни, купи себе мороженое (дала денежку), я постою вместо тебя. Если очередь подойдет, возьму, давай карточки». Он отдал. И побежал покупать мороженое.

Мороженое! Когда вернулся, очередь продвинулась, но прекрасной женщины нигде не было. Плакал, умолял, объяснял, никто не видел. Боялся идти домой. Пришел, сказал, что украли. «Как украли? Говори!» Объяснил про мороженое. Дед встал и размахнулся. Но моя прабабушка Матрена бросилась ему под руку, и удар пришелся ей в лицо. Все лицо было синим. Прилетело теще. Дядя Вова опять выжил.

Мой дед-фронтовик мог убить или покалечить своего маленького сына из-за лярвы в прекрасном платье. Которая не была врагом, не начинала войну и не бомбила Киев.

Знаменитая питерская коллекционерка Валентина Голод, которая тоже не начинала войну и никого не бомбила, свою коллекцию табакерок начала собирать во время блокады Ленинграда. У нее был доступ к спецраспределителю, и за ценную вещицу люди, пытавшиеся выжить и спасти детей, получали стакан крупы или даже кусок масла. Эта Голод (фамилия настоящая) насобирала изрядно, прожила 101 год и свою коллекцию завещала родному городу.

Без морали. Несколько моментов.

Боль, радость, совесть, отвага, чувство юмора, такт и вообще любые свойства и особенности человеческой натуры выкроены по индивидуальной мерке, не по коллективной. То, от чего вам, например, клево и весело, другим может быть тупо и стыдно. По коллективным меркам шьется пропаганда. Любая. В рамках которой в годы моего детства предписывалось также вместе весело шагать по просторам. Поэтому на всех коллективных фотографиях моего детства у меня максимально злобное лицо.

Очень разных людей может объединять общая цель. Например, победить врага. И тут мы вместе, а во все остальном — по-разному. Меня тошнит от ваших шуток, вас от меня, это нормально. Вернёмся к цели.  Ленту начало заливать лонгридами философской глубины — дескать, призывать к человеколюбию могут только лицемеры, не испытавшие в жизни настоящего горя. Вообще ни к чему не призываю, но засуньте свою философскую глубину себе в ж….  И поглубже.

Юлия Пятецкая

Фото Елены Левской