Юлия ПИКАЛОВА | «Мнемозина»

Юлия Пикалова родилась в Москве, окончила филологический факультет Санкт-Петербургского Государственного Университета и программу «Мастер делового администрирования» Государственного Университета Калифорнии.  Живёт в Италии. Публикуется в литературных журналах России, Украины, Бельгии, Дании, Канады, Германии, Италии. С 2017 года выступает на фестивале Milano Amateurs & Orchestra и дважды становилась его победителем. В конце 2020 в Москве вышла  книга стихов «ПЕРВАЯ» (500 стихотворений). В 2021 в Италии готовится к выходу книга итальянских переводов поэзии.

«Мнемозина»

Акрополь

Отчаяться, отпеть, отгоревать.
Отжить. Отплакать. Подвести итоги.
Но нет, не перестанут волновать
Давно не существующие боги!

Увижу вдруг на городских горах
Сияние небесного портала:
Акрополь в золотых прожекторах.
Афина о таком и не мечтала.

на станции, затерянной среди
тяжёлых дум, досады и стыда,
великий, уходя, не уходил:
он не из тех, кто может без следа.

в ином краю, в столетии ином
(неважно, обойдёмся без примет)
сметает ночь содеянное днём:
мы не из тех, кто оставляет след.

сметает с леденящей простотой
в смятеньи нами спряденную нить,
глазницы заливая пустотой;
но память не отнять, не отменить:

и воды, напоившие с утра,
и губы пересохшие мои –
струящегося времени игра,
мучительные памяти слои.

я дважды в эту воду не войду.
но без конца за призрачным концом
графиня изменившимся лицом
бежит пруду.

Эсхатологическое

«Дальше — тишина.»
Шекспир

сколько раз, застигнутая врасплох,
выпадала напрочь в далёком ритме.
из недлинных двух. из скерцозных трёх.
вечно разное. что же он говорит мне?

то ли шлёт отчаянный чей-то sos,
то ли сон, в котором не высыпаюсь.
только знаю — это всерьёз, всерьёз.
только слышу всё больше — пауз, пауз.

из торопких трёх… из нечётких двух…
караулю. внемлю. не отступаюсь.
но несут всё меньше глаза и слух.
но включается больше память, память.

даже если вовсе не умирать —
дашь дорогу, в прошлое улетая,
и Шопена будут учить играть
педагоги мудрые из Китая,

а потом не станет морей и гор,
да и вся земля — мимолётный случай,
и в молчаньи в память направит взор
наблюдатель с тёмной Ро Офиучи.

ну давай же, как там: проснись и пой,
ночь нежна, жизнь прекрасна и всё такое!..
глух и полон накрывший меня покой.
и вот он-то мне не даёт покоя.

Квест

«Мои молодые руки
Тот договор подписали
Среди цветочных киосков
И граммофонного треска…»
Анна Ахматова

маршрут проложен ложен искажён
он с самого начала не был точным
свою дорогу в городе чужом
запоминаю по ларькам цветочным

они горят средь полночи пустой
подобьем маяка намёка знака
торговцы эфемерной красотой
выхватывают золото у мрака

цветы сверкают в круге золотом
у хрупких хризантем на мост налево
подруга память выведи потом
назад назад из городского чрева

ни компас не поможет ни клубок
ни вывески что ослепляют ложью
и я ищу свой аленький цветок
свой верный путь свою подсказку божью

об этом знаем только я и бог
и пусть нескоро праздновать победу
во мраке начался переполох
поскольку я уже иду по следу
Полон луг порхающих цветов

Полон луг порхающих цветов!
Ярко-синих, трепетно-лиловых
и смущённо-розовых – улова
памяти для долгих зимних снов…

Дальше всё заранее известно.
У себя поблажек не прошу.
Не боюсь ни времени, ни места –
их однажды тоже напишу.

Поплывут за сумеречным лбом
памяти пустыни и святыни –
бабочек названья на латыни,
загодя приколотых в альбом.
На дворе трава

Когда уходит зрение былое
И проще внутрь себя направить взор,
То в памяти, в её девятом слое
Всплывает тихий подмосковный двор.

А на дворе трава была как будто,
И мальчик был как будто на дворе.
Как хорошо шататься необутым
И сердце перочинным по коре

Прорезать вместе с именем «Надежда»!
Своё же утаить… Мечты, мечты.
Она не догадается, конечно.
Она решит, что это был не ты.

И все на свете прятки и войнушки,
И все мультфильмы, и секреты все
Тем летом ты бы отдал за веснушки
На том лице, за ленту в той косе.

И пусть она смеялась над тобою,
Но просто по-девчачьи, не со зла.
И небо было ярко-голубое,
И было лето, и она – была.

Но в памяти, в её четвёртом слое
Обычным утром без особых мет
Явилось некрасивое и злое
И молвило: «Надежды больше нет».

Ещё три слоя жизни без надежды.
Недурственное, в общем, бытиё.
Но был ли мальчик – мальчик тот, что прежде
На древе имя вырезал её?

И если был – чьё хмурое обличье
Там, в зеркале? Смотри в него, смотри!
В нём весь твой путь до шага обналичен…
Но истинное зрение внутри.

Однако если жизнь свою заспамить,
Боясь себя же, – ранним стариком
Ты потеряешь преданную память,
И станет неоправданно легко:

Период полуснов, полураспада,
Где контуры очерчены едва.
Жить хорошо, да только вряд ли надо.
Вы говорите, на дворе трава?

Брамс. Urtext

меридианы параллели
запретные материки
зарубкой нá сердце алели
апрели, ныне далеки
апрели пели и пьянили
играли в прятки брали в плен
но зимы их захоронили
зажав тепло меж тесных стен

глухую запертую память
миг неслучайный разверзал
земли не чуя под стопами
я захожу в концертный зал
пью благодатную отраву
отравленную благодать
о Брамс благодарю за право
при всех рыдать

Рифмы

Ты привык бродить по другим планетам,
Пролетать по времени взад-вперёд,
Потому что много дано поэтам,
Пока смерть их тело не отберёт.

Потому что – дано. Но и спрос нехилый.
Что теперь ты скажешь, лишившись прав?
Не откроешь собственные архивы,
К слову «память» рифму не подобрав!

Неудачник, на, получай свой неуд!
Что теперь ты скажешь, зажав виски?
Что такие, как ты, легко умнеют,
Слово «совесть» не ставя в конце строки

Процесс

«Так часто я выступаю с последним словом! Вот и сейчас наше [заседание] закончится, а потом – следующий суд, и там тоже последнее слово.»

Кафка, a.k.a. А.Навальный

умчался дальше разоритель-ветер,
и твой ущерб ещё не возмещён.
опять глаза опустишь, не ответишь,
зачем ты жив. и жив ли ты ещё,
когда тебе и воздух не по силам,
когда – рубеж, когда на рубеже –
провал,
когда к воспоминаньям милым
нет доступа. нет доступа уже.

когда не ты один устал навеки,
когда приставлен номер к именам,
когда мы стали так тяжеловеки,
что свет уже не проникает к нам,
когда в экранах восседают орки
и злой февраль подушки потрошит,
когда безглазый карлик мудрозоркий
на всех знамёнах золотом расшит,
когда ущерб – забыт на всём готовом,
что нам в мозги вливают напролёт,
когда очередным последним словом
нас мученик последний не проймёт.

Stabat Mater

При развитóм социализме
Мы возрастали. До сих пор
Я помню: по зиме неслись мы
В районной музыкалки хор.

И щёки наши жгло с мороза,
И голоса лились, чисты,
И dolorosa, lacrimosa
Нам были – райские цветы…

Гений памяти и воли

Что понял ты, вдыхая поздний дождь
Под козырьком случайного подъезда?
Вот капли скачут у твоих подошв
Со звонким безразличьем к месту,

И кем бы раньше ни были они –
На брызги разбиваются без боли.
Ты в этот дождь шагать повремени,
Мой гений памяти и воли:

Ты был с глубокой памятью рождён,
Ты помнишь то, что дальше будет с нами –
И проступают люди под дождём
И с лицами, и с именами.

Лишь только ты и музыка твоя
Нам возвращают правду об исходе –
Вращательную сущность бытия,
Круговорот воды в природе.

Воспоминание

Расплавлен зноем, звон тягучий
Стекает с тёмных кампанил.
Вот так медлительно и случай —
Звонарь невидимый — звонил.

Внутри же сумрак и прохлада,
Молчание идёт устам.
Италия моя! не надо
Напоминать, как было — т а м…

Вчера и завтра, память и мечта

ты – память драгоценная моя,
и ты – мечта, которую лелею,
и чем от первой дальше, тем она
сильней, и тем безудержней вторая,
и обе возрастают что ни день:

блуждает ум между вчера и завтра,
а тело может только в настоящем
и, что ни ночь, дрожит живым мостом
меж «ты» и «ты» и ждёт: мечта и память
в изнеможённом теле совпадут

Мяч

Припрыгал из детства мяч.
Я помню и звон, и запах!
И речку июльских дач,
Которой этот ловкач
Однажды сбежал на запад.

Мой мячик тебе: лови!
Ты помнишь, как ловят дети?
А то, что поёт в крови ―
Первее первой любви
И проще всего на свете.

Память

«Ослепшее дерево дум…»
Мандельштам

«I’ll be gone in a day or two.»
A-ha

Тяжёлых крон таинственно гуденье,
И нежно мох пружинит под стопой,
И об руку со мною наважденье
Шагает зарастающей тропой. –
И за руку со мною заблужденье
Блуждает исчезающей тропой.

Земную жизнь пройдя на семь девятых,
Могу сказать, что дух неустрашим.
Он память рук, насильственно разъятых,
Вот этими стихами разрешил. –
Но холодно в тени когда-то взятых,
Когда-то покорившихся вершин.

Под вéками

Мне всё равно, что дождь осенний
Собой завесил пол-земли.
Под вéками ― моё спасенье:
Миры, моря и корабли,
И радуги, и журавли
В высоком небе воскресенья.

И необузданного мая
Во мне зелёный ветер жив:
И губ загадка озорная,
И рук распахнутый призыв,
И шаг ― последняя прямая! ―
Я вижу всё, что пожелаю,
Глаза ненужные смежив.

Юлия Пикалова

В качестве иллюстраций использованы офорты Александра Костина