Татьяна Таран | «Вот тебе лютики, вот васильки»

Опера «Иоланта» П.И. Чайковского на Новой сцене Большого театра

Что делает человек, впервые попавший в зал Большого Театра?

До начала представления он рассматривает широкие балконы, сверкающие люстры, зелёный бархат на ограждении амфитеатра, золочёное убранство лож, роспись на потолке. Смотрит на публику, на пустую пока ещё сцену…

Но вот из оркестровой ямы доносятся первые звуки настройки инструментов. Нестройно, стихийно, без взмаха уверенной руки. Слушатель ловит их, настраивая на этот камертон и себя. Звучит третий звонок, смиренно гаснет свет, и льётся уже безбрежная музыка, обволакивающая, вовлекающая в свой волшебный круговорот скрипки и арфы, валторны и контрабас, альты и трубы.

Чайковский. Опера «Иоланта» на Новой сцене Большого театра.

Пётр Ильич написал её под впечатлением от драмы в стихах датского писателя Герца «Дочь короля Рене». Меньше чем за два месяца композитор создал музыкальный шедевр, который уже 125 лет идёт на сцене Государственного академического Большого театра в разных постановках.

До начала спектакля меня не покидало ощущение величественного праздника, на который я попала, преодолев расстояние в девять тысяч километров до Москвы. Мне казалось – сейчас я увижу то, что перевернёт моё представление об оперном искусстве, явит мне стандарты мирового уровня. Во Владивостоке, где я постоянно проживаю, оперный театр открыт совсем недавно, пять лет назад. Конечно же, это прорыв, это счастье для любителей музыки.

Но Moscow Bolshoi Thеatre! Это эталон, это мера всего в нашем искусстве.

Полчаса звенела и трогала мою душу симфоническая сюита «Щелкунчик». Её, по режиссёрскому замыслу, слушает слепая Иоланта, пребывая в своём тёмном царстве грёз. О том, что оно тёмное, говорит левая половины сцены с чёрным задником. Тут должен быть сад, вообще-то, по сюжету оперы, но вместо него найдено компромиссное решение – большая корзина с розами двух цветов: белыми и красными. То ли походный шатёр, то ли птичья клетка для метущейся девичьей души уставлена пюпитрами, между которыми девушка молча ходит в течение получаса, иногда обращаясь взором к залу, а иногда – от него.

Прекрасная сюита закончилась, девушка продолжала молчать, мой муж, не очень разбирающийся в классической музыке, тихонько, под аплодисменты оркестру, спросил меня:

─ А мы точно в оперу пришли?

Я кивнула головой: смотри, вон ещё артисты выходят.

Засверкал огнями будуар на правой половине сцены. Дамы в белых платьях одного тона (но с разным декольте) расположились на коленях у кавалеров, изображая всеобщую радость. Какая же у них радость, если их подружка (а всем велено скрывать, что Иоланта – дочь короля) слепа? Но поют, поддерживая миф о том, что все видят мир таким, каким его видит Иоланта.

Отец хотел счастья для дочери и надеялся на её прозрение. К действию был привлечен мавританский врач. Когда в результате сложных интриг и переговоров король всё-таки разрешил доктору лечить страдающую девушку, целитель должен был к ней хотя бы приблизиться. Но увы, лечение происходило на расстоянии. Эбн-Хакиа держал распростёртую правую длань над сценой, поддерживая её левой рукой у локтя, и трагично смотрел в зал. Его пассы напомнили мне сеансы лечения Кашпировского по телевидению. Ни к кому не прикасался, но, говорят, многих вылечил.

Иоланта по-прежнему одиноко бродила в темноте, но уже пела. И пела она прекрасно! Как бы ни старались осовременить действие в новой постановке, но ноты классика изменить нельзя. И это к лучшему. Это вообще – к счастью.

Потому что слушать арию «Кто может сравниться с Матильдой моей» (которую я назубок знаю из курса музыкальной школы ещё с прошлого века) из уст артиста, стоящего на табуретке, простите, на стуле – это испытание для зрителя. Стул казался мне непрочным, или его мягкое сиденье вибрировало под сапогами певца, но мне было немного страшно – вдруг стул сломается, солист не успеет спрыгнуть, что же будет с блистательной арией?

Но герцог Бургундский спел. И король Рене тоже хорошо пел. Мне искренне понравились их мощные, чистые, точные голоса, это как раз то, за чем я и пришла в Большой театр!

Но боже мой, как же отвлекает этот вязаный крупными косами халат на короле Прованса… Я прикидывала в уме: сколько месяцев нужно, чтобы связать вручную такое великолепное одеяние? Свитер вяжется месяц, а тут целое пальто! Оно волочилось за артистом по полу, укутывало его шею большим воротником-шалькой, спадало ниц с рукавов большими проймами, и вообще имело свой собственный сценический образ. Шикарное, надо честно признать, шикарное пальто. И король с ним превосходно справлялся. А вот рыцарей Роберта и Водемона нарядили в одинаковые, серого цвета, костюмы-спецовки с большими накладными карманами, для рабочего инструмента, наверное. Куда рыцарю шпагу цеплять – неизвестно.

Но, несмотря на абсурдность оформления сцены в черно-белую клетку и катастрофически неподходящие к действию костюмы, музыкальную классику испортить невозможно.

Оперу «Иоланту» в Государственном академическом Большом театре спасают артисты. Я намеренно не перечисляю их фамилии, потому что и солисты, и хор – единое музыкальное целое. Вместе с великолепным симфоническим оркестром, который исполняет нетленную музыку Петра Ильича Чайковского.

Татьяна Таран
19.01.2019