О встречах с человеком, написавшем Бабий Яр
Сегодня очень печальная дата для еврейского народа. В этот день началось уничтожение киевских евреев в Бабьем Яру.
Сначала повсюду вывесили приказ: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и проч. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян». Потом собравшихся евреев гнали через город к Бабьему Яру.
Затем евреев заставляли раздеваться и через проходы в насыпи выводили к краю оврага, на противоположной стороне которого на специально оборудованной деревянной платформе сидел пулеметчик. Под безжалостный кинжальный огонь пулемета ретивые киевские полицаи загоняли палками, плетьми, ногами растерянных, голых, совершенно обезумевших людей, не давая им опомниться, сориентироваться. Душераздирающие рыдания, крики полицаев: «Скоріше, швидше!»…
Возможно, мы бы об этом и не узнали, если бы не несколько удивительных людей: Анатолий Кузнецов, который был в то время киевским подростком и хорошо все запомнил. И Евгений Евтушенко, сочинивший пронзительную поэму «Бабий Яр». Собственно они и познакомились из-за Бабьего Яра. Вернее, когда познакомились, Кузнецов стал рассказывать Евтушенко об этой трагедии. А Евтушенко, оказывается, что-то знал. Мальчиком он что-то читал об этом у Льва Озерова и запомнил на всю жизнь.
Евтушенко попросил Кузнецова отвести его к оврагу и был совершенно потрясен увиденным. Оказывается, он представить не мог, что над этим местом нет ни памятника, ни памятной стелы, никакого знака, а что это место превращено в помойку. Евтушенко тогда спросил Кузнецова, почему вокруг этого места подлый заговор молчания. Кузнецов ответил: «Потому, что процентов 70 людей, которые участвовали в этих зверствах, это были украинские полицаи, которые сотрудничали с фашистами, и немцы им предоставляли всю самую черную работу по убийствам невинных евреев».
Евтушенко был просто потрясен, как он говорил, так «устыжен» увиденным, что за одну ночь сочинил свое выдающееся стихотворение. Потом читал его товарищам-поэтам, потом на концерте в зале в Киеве, где пережившая эту трагедию еврейка целовала ему руки… Потом поэму чудом напечатали (я писал об этом, наверное, вы помните)…
Вадим Малев | «Самосожжение» Валерия Косолапова
С Евтушенко мне посчастливилось пообщаться дважды. Первый раз, когда он еще полный сил приехал в Иерусалим, встречался в Кнессете с нашими депутатами (его пытались выдвинуть на Нобелевскую премию, только не мира, как закадычных друзей Путина и Навального, а на литературную). Помню, как мы ходили, и он восхищался гобеленами Шагала в Кнессете.
Второй — незадолго до его смерти, когда он приехал в Израиль в последний раз. Я выбрался на его концерт — попасть было проще простого (более того, про какой-то неведомой причине собралось примерно треть зала). Я поменял свой последний ряд на первый и видел поэта близко-близко.
Поскольку вечер шел в формате вопросов и ответов, я попросил его прочесть Бабий яр. Пока он искал в книге поэму, какой-то человек позади меня встал и сказал, что вывез тайком тот знаменитый номер «Литературки» с поэмой. Евтушенко был тронут, заявил, что прочитает прямо по газете…
Я слушал и четко знал: больше я его никогда не увижу…
Два портрета Евтушенко сделаны мною, а групповой — уж не упомню — кто…
Вадим Малев