«Новый Континент» Американский литературно-художественный альманах на русском языке
«В общем, мир будет доволен Россией, когда она приведет себя в порядок».
Почему эта фраза не всегда является отправной в обсуждениях особенностей творчества выдающегося английского юмориста Джерома Клапки Джерома, догадаться можно, но не с воздушной легкостью. Может быть, потому, что речь идет о нашей стране, а не о родине юмориста. Но и это натяжка: он на берегах Темзы почти забыт. Он и у нас тоже забыт, но не весь. У нас о приключения троих англичан и собаки, пустившихся в плаванье по Темзе, еще читают. А в Англии не читают. Там не совсем понимают, о каких англичанах написал юморист, почему именно так звали собаку и что подвигло их нагрузить лодку таким количеством британского скарба, что она чуть было не утонула, не доплыв до десятков миллионов читателей на всех континентах.
Что же касается России, то она от начала прошлого века до наших дней добралась сильнейшим образом искореженной, но сохранившей некоторые свои черты. К примеру, такие, какие отмечены Джером Клапкой Джеромом в эссе «Люди будущего»: «Взяточничество вообще распространено по всей России, все общественные градации которой смотрят на это как на установленный порядок вещей». Отмечены в «Людях будущего» и наши природно-исторические связи: «Петербургская природа не благоприятствует в одинаковой мере как богатым, так и бедным. Невская мгла и туманы, переполненные всевозможными микробами, наводят на мысль о том, что, должно быть, сам дьявол руководил Петром Великим». В чем нет ни тени банальности, в которой обвиняли Джерома Клапку Джерома.
Нет и налета поверхностности, на которую указывали дотошные критики, и желания постебаться над непредсказуемой жизнью огромного восточноевропейского государства. А любовь есть. С нее он и начал свое эссе: «Я должен любить Россию сильнее, чем я ее люблю, хотя бы только ради тех русских друзей, которыми я могу гордиться». И мы сегодня должны гордиться английским юмористом. Он еще в начале прошлого века с изящной британской иронией отозвался о друзьях из нашей страны.
Почему на берегах Темзы и других английских рек его плохо помнят и, честно говоря, забыли? Наверное, потому, что тогда, когда он начал писать, была Викторианская эпоха. Теперь ее нет. Англичане сами говорят, что от прежней Англии мало что осталось. Однако юмор сохранился усилиями многих юмористических писателей, среди которых одним из самых значительных был, безусловно, Джером Клапка Джером.
Откуда взялся Клапка между Джеромами? Из Венгрии. После поражения венгерской революции 1849 года бывший военный Дьордь Клапка переехал в Англию и жил в доме гостеприимных Джеромов. Мама была из этого дома, а, значит, оттуда же и сын. Мальчик умный, но неизбалованный, он привык трудиться с юных лет. Работал переписчиком бумаг в конторе ближайшей железнодорожной станции, потом стал актером. Ездил по всей стране с театральной труппой и чуть ли не во всех спектаклях по пьесам Шекспира играл почти все мужские роли, какие только ни сочинил великий английский драматург. Костюмы, в которых приходилось играть, были рваные, бросовые, как и залатанные декорации. Гамлет казался не принцем, а нищим, но в исполнении молодого Джерома об этом как-то забывалось, и зрители требовали выйти на сцену еще раз, чтобы сыграть то же самое. Он и Дездемону душил почти по-настоящему, а в роли Ромео с вдохновением лишал жизни юную возлюбленную итальянку.
Джером Клапка Джером стал писателем, опубликовав в быстро прогоревшем театральном журнале серию очерков «На сцене и за кулисами»: о том, какова она на самом деле настоящая театральная жизнь. Он думал, что вместе с журналом и все его очерки тоже сгорели. И, к счастью, ошибся. Ему предложили эти очерки объединить в книгу, чтобы тут же эту книгу напечатать. Она вышла в свет в 1885 году. И почти сразу почти все английские читатели узнали, что на Британских островах появился замечательный юморист с венгерской частью имени. С этого началась его бешеная популярность, превратившаяся в мировую известность.
Но критики отчего-то невзлюбили его. Один из них написал, что такой популярности достиг не настоящий создатель литературных шедевров, а «певец пустяков». Не сатирический мастер изображения социальных недугов, чреватых гибелью человека от убийственной нищеты, а поверхностный юморист, умеющий насмешить обывателя так, что этот обыватель, прочитав скетч или юмореску Джерома К. Джерома, принимался хохотать у себя дома, затем у себя на работе, затем, выйдя на улицу, принимался хохотать там, а затем снова дома. Это – точное описание силы юмористического слова писателя, который к критике был равнодушен, как житель Тамбова к Викторианской эпохе. Он в предисловии первого сборника «Досужих мыслей» писал о своей «чисто развлекательной» книге: «Она, может быть, внесет некоторое разнообразие, когда, утомившись от чтения нетленных шедевров, вы на полчаса отложите их в сторону». И люди действительно откладывали шедевры, догадавшись, что автор не только весело пошутил, но еще написал такую правду, о которой они и сами догадывались и вот теперь прочитали о ней изящно расположенные слова. И стали еще яснее господа, «болтающие чепуху о превосходстве бедности над богатством», а «маленький человечек» в испытании реальностью не перестал мечтать о том, что когда-нибудь сбудется и никуда не исчезнет, словно насмешливый призрак. «Досужий человек» не лишен скептицизма. Он ироничен, и здравый смысл ищет в ситуациях, утративших, казалось бы, этот смысл навсегда.
В автобиографическом романе «Пол Келвер» описано «закопченное детство» в шахтерском Уолсоле, где автор появился на свет в 1859 году: «Унылая земля под пеплом, черная вода ручьев, текущих среди черных берегов, черные иссохшие деревья в черных полях, черные увядшие цветы по обочинам…» Но ни следа не осталось от этой «черной картины» в его богатом на выдумки творчестве, ставшем востребованным по обе стороны Атлантического океана.
В Америке его приняли с еще большим воодушевлением, чем на Британских островах. И в этой же Америке взялись переписывать, переделывая на свой лад. Писатель говорил, что не имеет к этим переделкам никакого отношения, однако не всегда слышали голос его в Соединенных Штатах. И тонкий юмор Джерома становился слишком прямолинейным. В тонкостях для чего разбираться? Сатира должна быть жесткой. Она должна быть буффонадной. Она должна обличать очевидные несправедливости эксплуатации человеком здравого смысла. Из той же оперы – создание таких смешных и забавных условий, в которых рядовой американец должен казаться еще большим идиотом, чем рядовой англичанин, а рядовой англичанин опережать по своему идиотизму француза и русского.
Герой Джерома, с точки зрения подобного сатиризма, просто никто. Анекдотичен – да, а так, бог весть, кто. Кто такой, например, какой-то дядюшка, который на протяжении двух страниц текста, прибивает картину к стене? Он подключает к делу всех домочадцев, ударяет молотком по большому пальцу, падает со стремянки на клавиши рояля, создав мелодию, невообразимую по своей дисгармонии, ищет пиджак, роняет гвоздь и, разрушив почти все, что ни есть в доме, говорит: «Уж эти женщины! Они вечно поднимают шум из-за ерунды!»
Критики утверждали, что почти все, что написал Джером К. Джером, состоит из подобной «ерунды». Признавая, что она у него парадоксальна и очевиден в ней «английский юмор», но не более того. Он, возможно, в чем-то первооткрыватель, и подражателей у него по обе стороны океана большая пишущая толпа, но скоро его все забудут, ибо «не Диккенс». Не тот уровень гения, позволяющий текстам его сохраниться в веках. И отчего-то проскальзывало мимо внимания чопорных «мыслителей Лондона», что в созданном Джеромом журнале печатались Марк Твен и Брет Гард, и это он одним из первых заметил высокий талант О.Генри, сходного с ним в остроумном изображении «маленького человечка» в условиях американского капитализма и его же в конце Викторианской эпохи, которая вовсе не собиралась уходить, цепляясь за исчезавшее на глазах величие.
Обыватель у Джерома цепляется за привычное положение вещей. За свое представление, каким должен быть мир, а каким не должен. У него, как правило, ничего из этого не получается, и комизм ситуаций разворачивается перед нами на всех страницах и в каждом абзаце даже не самом комичном, как этот из «Трое в лодке»: «Как странно, что голос Природы, звучавший в нежном напеве водяных струй, в шепоте прибрежной травы и музыке ветерка не научил их более мудро относиться к жизни. Они жили здесь в молчании, день за днем прислушиваясь, не раздастся ли голос с небес; текли медлительные дни и торжественные ночи, этот голос взывал к ним на тысячу ладов, но они его не слышали».
Всему человечеству оказался очень к лицу юмор Джерома К. Джерома, взывающий к этому человечеству «на тысячу ладов». Десятков переизданий на всех языках за минувшие годы и десятилетия. Он и в России – один из самых читаемых английских писателей прошлых лет. Вышел в 1979 году и приятный фильм «Трое в лодке, не считая собаки». В главных ролях – Ширвиндт, Миронов, Державин. Хорошая кинокартина, которой почти сорок лет. А писателю – сто пятьдесят девять. Но удивительный, парадоксальный, неподражаемый, насмешливый Джером Джером с венгерским именем Клапка по-прежнему на высоте им написанного, как и его «комические актеры на великой сцене нашего мира».
Владимир Вестер