В детстве, точнее, наверное, в молодости, у меня была труднообъяснимая мечта: всех умных и талантливых людей, которые мне встречаются в жизни, перезнакомить друг с другом. Сейчас, уже прожив довольно большую жизнь, я понимаю, что мне просто везло в этом плане, я имею в виду знакомства с интересными и даже гениальными людьми; понятно, что каждый из них — в своей области. Откуда у меня появилась эта идея – не знаю; предположение имею, но точно не знаю. Просто всегда мне было интересно: отчего одни люди умные или талантливые, а другие глупые и не интересные. Почти все профессора, великие писатели и даже воры в законе, какими их в кино показывают, – люди умные. Оно и понятно: ведь, когда они в своих структурах вращались и вырастали в течение всей своей жизни или службы, и звания и повышения им общество или начальство давало за определённые заслуги – не родились же они генералами! Просто так на вершину человеческой славы и власти не попадают.
Можно родиться сыном генерала, но до генерала не дорасти – таких случаев, сколько захочешь. И у артистов: папа – народный, а сынок за всю свою жизнь до заслуженного только-только дотянет. Правда в обоих случаях среда помогает: и засасывает и способствует. Вот эту среду и хотелось мне создать. Конечно, мне далеко до Зинаиды Волконской или мадам де Сталь с их литературно-политическими салонами, где встречались и общались: и писатели, и художники, и политики. Да, и не хотелось мне всех этих салонов, мне просто хотелось перезнакомить всех хороших, талантливых и необычных людей друг с другом.
Хочу ещё сказать, что есть что-то во мне такое необычное и скрепляющее, и люди после знакомства со мной начинают дружить друг с другом. Так профессор-химик из Липецка и директор ресторана из Москвы, познакомившись на пляже в Бразилии, выяснили, что знакомы с одним и тем же поэтом из города Горького, то есть со мной, и после этого дружили всю жизнь. Этим секретом они оба порознь со мною делились. Вот я и хочу сказать, что моё имя, а точнее, моя личность обладает определённой магией, о которой не надо забывать.
Люди с раздвоенной личностью, я имею в виду шизофреников и близких к ним по психологическому устройству субъектов, очень чувствительны к этой моей магии и с одной стороны тянутся ко мне, образуя нежелательное сообщество или даже ауру, а с другой – побаиваются меня, создавая определённый и нужный авторитет. Эти, не совсем адекватно воспринимающие окружающий мир люди, и казались мне поначалу источником оригинальных идей и сведений. Но познакомившись с пресловутой работой Чезаре Ломброзо, я понял лишь одно: идиотов и гениев на земле немного и число их вполне сопоставимо, но растут эти отклонения из разных корешков.
Уже учась в институте я понял бессистемность моих увлечений: и не коллекционирование, и не семинарские занятия, и не политический кружок. А вот последняя мысль была в те годы очень актуальна и опасна: случались у нас после пражских событий политические процессы и много, люди садились и люди сидели. Кроме того с возрастом у меня вызрели некие жизненные принципы, и мне стало непонятно: а зачем? Хотя, Валерка Васильев, будущий капитан сборной страны по хоккею, с которым мы постоянно болтались на стадионе «Динамо», научил меня бросать шайбу щелчком и пить портвейн из горлышка. А Володя Шакуров – писать повести и классические сонеты, хотя сам написал всего пять стихотворений и две повести, после чего долгие годы калымил фотографом в Ялте. Были и ещё кое-какие достижения, но так – мелочь.
Потом я женился. Переехал я в другой район, окончил институт, появилась работа, заботы, новые друзья. И вспомнил я про ту свою основную, хотя и забытую цель жизни, перезнакомить всех хороших люде на свете, лишь однажды и то случайно.
Занятно, что по жизни все мои лучшие друзья были всегда чуть-чуть постарше меня. И вот в детстве, в соседнем со мной доме жил Саша, парень лет на пять постарше меня. Когда я был маленьким, лет десяти, он всегда заступался за меня: я был худеньким, хлипким, но злым и задиристым, и мне всегда от всех влетало, как следует. Так вот этот Саша всегда был за меня.
Сам Саша был очень умным, и во дворе про него так все и говорили. Еще когда он учился в университете нашем провинциальном, его москвичи заприметили и перетащили к себе: то ли в МИФИ, то ли в МФТИ. А сейчас он вообще физик-теоретик и академик в настоящей Академии Наук, в той, где зарплату платят лишь за то, что ты член этой академии. А тогда, когда Саша переехал учиться, а потом и работать в Москву, он всё равно продолжал приезжать к нам примерно раз в месяц, что бы навестить родителей. А мне он всегда звонил по телефону, и мы с ним встречались.
Сам Саша мог попервоначалу кое-кому показаться и простачком. Приезжал он к нам сюда из Москвы на своей «Яве-350», он везде на ней ездил, даже в Крым, купаться. Волосы у него огромной шапкой росли и закрывали и глаза, и уши, и шею всю до плеч, всегда он в свитерах каких-то непонятных, застиранных да заштопанных, стоптанных черных полуботинках, очки постоянно разбиты или с трещиной, а то, так и вообще вместо дужки верёвочкой могли быть привязаны к уху.
Вот как-то раз Саша мне звонит: мол, давай встретимся, приехал я.
А в тот момент я очень увлекся и сдружился с Анатолием, заведующим литературно-постановочной частью нашего драматического и академического театра, любопытнейшей личностью мерещился он мне тогда. И не ошибся опять-таки я: через много лет стал Анатолий правой рукой Олега Ефремова во МХАТе, потом открыл свою школу-студию в Бостоне, что в США, возил своего Олега Табакова туда, к ним, в штаты, по просьбе Джека Николсона, что бы он, Табаков подучил его, Джека, театральному мастерству русскому. И вообще стал мой Анатолий с годами известной в мире искусства фигурой. По крайней мере, министр нашей культуры Швыдкой его, Анатолия просил как-то раз помочь затащить диван к нему в квартиру на второй этаж.
Был мой Анатолий аккуратным и педантичным до стерильности и карикатурности: всегда в белых рубашках свежайших, соответствующих костюмах, пиджаках, галстуках, корочках, выбрит всегда до блеска, одеколон обязательно, очковая оправа позолочена – в общем, понятно. Говорил он очень правильно, избегая всяческих просторечий, но часто пересыпал свою речь цитатами из русских классиков: Чехова, Пушкина, Гоголя и даже Мельникова-Печерского.
Вздумалось мне их, Анатолия и Сашу, познакомить как-нибудь. Вот, подумал, интересная встреча будет – два умнейших человека на моих глазах перезнакомятся и разговоры говорить будут о чем-нибудь умном. Сразу я не смог сообразить – о чем, но надеялся придумать. Это довольно трудно потому, что у умных людей по-другому устроен механизм мышления.
Саше я сразу сказал, когда приходить и во сколько – сказал, что чайку попьем. А вот Анатолия пришлось отлавливать, и посулил я ему дать почитать книжку «Роковые яйца» Булгакова, которую случайно купил в букинистическом магазине – редкая книжка, в двадцатые годы выходила. А в то время, о котором я рассказываю, Булгакова ещё не начали печатать так массово, как сейчас. Анатолий клюнул.
Анатолий-то знал, где я живу, куда я переехал после женитьбы. А вот Саша…
Дом наш, хоть и в центре города был, но щитковый, двухэтажный, восьмиквартирный, и на нем ни номера дома не было написано, ни номеров квартир на входных дверях не нацарапано. И потому Саше своему я адрес сказал, но сам в окно выглядываю, жду его, что бы он по подъездам не шарахался. А, как увидел, выскочил встречать его во двор. А тут и Толик мой идет.
Мы поздоровались. Я их познакомил друг с другом. Конечно, я заранее предупредил их обоих, что нас будет трое, и, что я их познакомлю. Они оба интеллигентно так и с некоторым безразличием согласились, что нас в нашей компании с чаепитием будет трое – без энтузиазма. Только дальше пошло всё наперекосяк. Анатолий, увидев моего Сашу и пожав ему руку, тут же спросил у него:
– Скажите, Саша, а у вас бывают проблемы с очками? Сейчас не только у нас в городе, но и в Москве, говорят, трудно хорошие очки заказать. А уж про линзы и говорить нечего. А у вас какое зрение?
– О, – отвечает ему мой Саша, – у меня постоянные проблемы с очками. Вроде, так-то у меня просто минус четыре. Но, у меня есть ещё и небольшая деформация ушных раковин, а потому постоянно мучаюсь я с оправами. Да, и с линзами тоже проблемы есть.
При этом он по новой перевязал верёвочку от очечной оправы на своем ухе. Я обратил внимание, что одно стекло в очках у него опять разбито.
– Саша, я могу вам помочь. У нас тут открыли новую «Оптику». Моя тетка родная в ней заведующая. Я только что от неё, заказывал себе запасные очки. Ведь, надо же запасные очки иметь. Хотите, сейчас пойдем к ней, я вас с ней познакомлю, и походатайствую за вас. Прямо сегодня и очки закажем.
– Хорошо. А как же я их заберу – я завтра в Москву, а когда снова здесь буду – не ясно.
– Это – не проблема, – говорит Анатолий, – я через неделю буду в Москве и вам их передам.
– Здорово, – говорит мой Саша, – тогда пойдем.
– Дорогой, – говорит мне Анатолий и обнимает меня, – я посмотреть твою книжечку завтра приду, а сейчас надо помочь твоему другу. Ты не против? Только никому не отдавай её, она мне очень нужна.
– Да, нет, – говорю, – не против. Идите – очки-то надо делать.
Вот так я и не послушал, о чем говорят умные люди, когда встречаются друг с другом.
Последние годы Анатолий в Америке у дочери живет, к нам, в Россию, только записать какую-нибудь новую передачу на телевидение приезжает. Саша тоже больше всё по заграницам лекции читает: то в Бразилии, то в Японии, но его я всё же изредка вижу.
И вот, как-то раз, сижу я у Саши в гостях, у него дома в Москве, чай пьем, говорим об умном. Волосы у него по-прежнему во все стороны, и очки с разбитым стеклом. А тут в телевизоре по каналу «Культура» показывают моего Анатолия, и рассказывает он просто-просто и про Чехова, и про Булгакова. Я и говорю Саше:
– А ты не помнишь, как я вас с Анатолием знакомил?
– Не может быть! Когда?
– Вы ко мне в гости приходили, а потом он тебя повел очки новые заказывать.
– Не помню. Надо же – как здорово!
Олег Рябов
09. 03. 19