СОРТИРОВКА: Эмилия ПЕСОЧИНА

Самую яркую и длинную секунду в своей жизни Михаил Дурнов навсегда запомнил чётко и объёмно. Только что уволенный с работы, злющий, как голодный медведь-шатун,  он вымещал настроение на собственном автомобиле и летел по вечернему городу, то и дело подрезая зазевавшихся водителей. До дома оставалось несколько минут езды, когда из переулка на проезжую часть выбежала лохматая собака, а за ней кинулась бабулька в  тёмном долгополом пальто и светлом пуховом платке.

Наша эмиграция началась с того, что мы твёрдо решили никуда не ехать. В Израиле жарко, Америка далеко, в Германию нас очень звала уже живущая там кузина, но это же страна капитализма, там железобетон, стекло и асфальт. И никакой зелени. И немецкий язык. И вообще, для чего куда-то ехать?! Живём же как-то! Зарплату иногда дают, пенсию родителям не часто, но приносят, питаемся не ахти, но с голоду ведь не умираем! А в очереди за пачкой сливочного масла два часа постоять — ну, и ничего, постоим! Сапоги расклеились и текут, а новые купить не на что — ерунда, я сама научилась клеить обувь не хуже профессионалов, благо, оба покойных дедушки умели сапожничать! Да и меховую шапку я себе сама пошила из двух старых песцовых воротников — просто загляденье! И врачи здесь все знакомые! А там, говорят, даже с температурой к врачу надо самому ножками топать!

«Блюз, блюз, блюз... Как добиться ритма блюза в строках?..  Старый Эд вчера сказал, что это почти... Почти блюз!  Вот... Хоть что-то хорошо. Нет, это уже не что-то,  а даже очень много! Значит, и вправду  почти получилось. Эдуард Самюэлевич засекает такое сразу. Вообще-то он Давид Шлёмович.  Но попробуй проживи с таким именем и отчеством! Да еще и с носом еврейской национальности. Зато этот  нос безошибочно чует фальшь в стихах. И  не поспоришь. 

Танька Кашина  была голубоглазой, рыжеволосой, узкого телосложения девицей-красавицей. Это не мешало ей затыкать за пояс тюленистых или лапшистых «ботаников» физико-математического факультета, когда надо было включать быструю соображалку. Однокашники поначалу свысока поглядывали на единственную особу женского пола на курсе, однако она быстренько положила их всех по очереди на лопатки и задавила нестандартными решениями и беспощадно применяемыми знаниями теории.

Алеет небо на пороге.
Не от зари. Оно в крови
Ассоль, лежащей на дороге,
Своё дитя рукой обвив.

Может, в Прохлополе, может, в Склевале,
Может, невесть еще где,
Надобно было случиться беде:
Волки на город напали.

Ледяной ветер быстро разогнал лиловые тучи, мама Солнце огляделась вокруг и разрешила Солнечному Лучику прогуляться, но предупредила строго-настрого: «Сынок, сейчас зима, дни короткие, поэтому, как только начнет смеркаться, немедленно возвращайся на небо. В темноте опасно гулять по земле!»

Солнечный Ёжик пошёл на прогулку.
Из дому взял он весёлую булку!
Вместо корицы, ванили, коринки
Мама насыпала в тесто смешинки.

Бабушка... Я бы тебя сегодня поздравляла с днем рождения... А вместо этого нынче вспоминаю, поминаю... Я могла бы бесконечно рассказывать  о твоем тихом подвиге... Нет, не материнства... Это был   скромный повседневный подвиг бабушкинства... Ты просто отдала нам всё, что у тебя  было... А у тебя, кроме тебя самой, больше ничего не было...  И ты была безраздельно нашей бабушкой... И ничего не требовала, и ничего не ждала взамен... Тебя нарекли в честь преподобномученицы Евдокии Римляныни... В народе этот день называют «теплой Евдокии»... Ты и стала для нас теплой Евдокией,  бабушкой Дусей...

Дождь уже совсем нагло танцевал вприсядку на крышах легковушек, обречённо тащившихся по мокрой вечерней трассе. Дальнобойные фургоны, как  упрямые слоны, раздвигали широкими лбами  густую темень и то и дело выдавали из-под задних колёс фонтаны грязных брызг прямо на лобовые стёкла братьев меньших. На аспидный асфальт ложился кукурузно-жёлтый свет фар. Он то извивался вертлявыми змейками, то засевал поблескивающую поверхность дороги мелкой рябью, похожей на чешую золотых рыбок.