СОРТИРОВКА: литературная критика

Выпускаешь первый том цикла. Тот стоит колом. Никому неинтересно. Ты с ним так и этак, со словами, с притопом, ан нет.

Их много, дальних и близких переулков, набралось в судьбе этого премудрого пилигрима, невероятного сочинителя, этакого московско-лондонского Сократа.

В 9 классе нам назначили поздравлять ветеранов. Огласили список адресов с фамилиями, выдали денег на три тюльпана. Нужно было разбиться на пары-тройки, выбрать ветерана, явиться к нему 9 мая в первой половине дня и поздравить с победой. Я подошла к учительнице. «А известно что-нибудь ещё об этих людях, кроме адреса?» - «Ну что тебе ещё? Просто прийти и поздравить!» - «А если человек при смерти, а тут мы с цветами?» - «Юля, не морочь голову! Ну что ты хочешь от меня?»

Полтора десятка лет назад в московском издательстве «Знак» вышла в свет  семейная сага Давида Гая «Средь круговращенья земного…». Это не мемуар, не историческое исследование, это роман в чистом виде. В основу положена жизнь двух ветвей семьи Гольдфедеров – российской и американской – за сто лет. В реалиях, пересечениях, взаимосвязях. Героев романа, философски-насыщенного и одновременно остросюжетного, не миновали бури 20-го столетия, и любопытно проследить, как удается им выстоять, зачастую в неравной борьбе, с неизбежными потерями.

Сегодня подумала. Как же мне в жизни повезло. С рождения, с раннего детства.

Почему-то читатель должен быть терпелив. Должен выдержать те сколько-то страниц в надежде на то, что писатель все же возьмет разгон и начнет увлекать, а не заставлять.

Как-то я в юности оказался в компании с одним известным критиком поэзии, но за столом мы все говорили о прозе, и суждения критика мне показались удивительно интересными, и я набрался наглости, сработала молодость, его спросить, а почему он не пишет статьи о прозе.

После смерти Алена Делона многие стали пересматривать его лучшие фильмы, какие-то посмотрели впервые. Вот, говорят, какой хороший фильм «Двое в городе». Раньше не видел/а. А ведь это кино еще и повлияло на отмену смертной казни во Франции. Говорят.

В любой стране заходишь в книжную лавку – и ты немножечко дома. Тома могут быть на любом языке, но ты почему-то понимаешь - про что и даже насколько хорошо. Черт его знает почему.

Нас всё время приучали к двум Толстым. Первый - глубокий мудрец,  "непревзойденный русский прозаик" (В.Набоков), второй -  опростившийся литературный барин, "юродствующий во Христе" (В.Ленин). Один гениально описал ВОЙНУ и МИР, то есть смерть и жизнь -  собственно, всё главное, с чем человек сталкивается на этой планете. Другой - вроде как сдуру покончил с гениальным литературным изяществом и, обрядившись в рубища жестоких пророчеств, принял схиму нудного проповедника -  якобы, виданной где-то и кем-то жизни без греха.