Это история из жизни моего мужа. В память о нём я решила ее написать.
Мой муж Абрам родился в довоенной Латвии, в очень обеспеченной семье. Две его сестры, талантливые молодые девушки-пианистки, учились в рижской консерватории. Когда Латвия радостно присоединилась к дружной семье советских социалистических республик, всех буржуев и прочих неблагонадёжных граждан выслали в далёкую дикую Сибирь. В том числе и семью Абрама. Чтоб неповадно было грабить пролетариат, и жизнь мёдом уже больше не казалась. Там, в ссылке, они провели долгих 18 лет.
Каким-то образом при высылке родителям Абрама удалось скрыть наличие двух дочерей. В вагон для перевозки скота они сели только с сыном. Были уверены, что их везут на верную гибель, а дочери будут спасены. Всё это случилось в июне 1941 года, за несколько дней до начала войны.
«Сталин спас мне жизнь», — горько шутил Абрам. Его сёстры погибли в рижском гетто.
Вот такое предисловие.
Абрам с родителями попал в глухое сибирское село Пировское, Красноярского края. На постой в свою избу их пустила женщина по имени Груня. У Груни было своё хозяйство, огород, корова Доча. Но не было ни мужа, ни детей. Семья Абрама не голодала: всегда на столе была сковорода жаренной картошки и кувшин молока.
В годы войны они узнали о гибели своих девочек, мать Абрама была безутешна.
А где-то в 44-м шёл солдат с боя. После ранения и выписки из госпиталя, он добирался домой, в родную деревню, где его ждали жена и трое детей. Путь его лежал через село Пировское, и Груня пустила солдата в дом переночевать. Солдат задержался там не на одну ночь. Помогал по хозяйству, чинил забор, латал крышу, колол дрова. А когда уже приближался у Груни срок рожать, в одну прекрасную ночь, он исчез. Ушёл, оставив лишь письмо, где просил простить его. Писал, что если увидит младенца, то не сможет уйти, а дома его ждут три голодных рта его детей.
Груня родила девочку. Назвала Зинаидой. Зинка была белобрысой, голубоглазой, худенькой и слабенькой. Груня где-то работала и оставляла девочку на мать А. . Та, потеряв двух дочерей, всю свою нерастраченную материнскую любовь и нежность вкладывала в малышку. Они спасали друг друга: забота о Зинке отвлекала от горьких дум, а девчушка получала любовь и заботу.
Зинка звала мать Абрама «бабеле». Её первые слова были на идиш, идиш стал её родным языком. Бабеле учила Зинку хорошим манерам, как себя вести, как правильно есть за столом и ещё всякому разному, чему простая, деревенская, малограмотная Груня научить свою дочь никак не могла.
Когда семью Абрама в конце пятидесятых реабилитировали, они вернулись в Ригу, но связь с Груней и уже подросшей Зинкой не прервалась. Зинка писала в Ригу письма на идиш русскими буквами, которые начинались со слов: » Майн либе, таере бабеле!» (моя любимая, дорогая бабуля). Я, человек посторонний, храню эти трогательные, полные любви письма и иногда перечитываю их со слезами на глазах.
Когда не стало «бабеле», Абрам постоянно переписывался с Зинкой, мы посылали ей из Израиля посылки.
После смерти Абрама я написала Зинке письмо. И вот, что она мне ответила:
«Мира, я искренне соболезную Вам, всей Вашей семье, ведь Абрам действительно был глубоко порядочным человеком, умным, отзывчивым, и мне очень жаль, что прервана эта последняя ниточка, которая нас связывала все эти годы. Это особенно остро понимаешь, когда теряешь близких и родных людей, а для меня он и бабеле майне были больше, чем родные. Она меня вырастила и воспитала, и это благодаря ей и её любви я стала нормальным и нужным человеком.»
Уже несколько лет, как не стало Зинки. Её дочь Наташа у меня в «друзьях» в «Одноклассниках», и мы изредка общаемся.
Такая жизнь, такая история…
Мириам Свердлов