Я родился в Ленинграде в 1948 году в семье офицера и врача. Отца переводили из гарнизона в гарнизон, а с ним переезжала и его семья. В конце концов осели в столице Грузии Тбилиси. Мне было тогда 10 лет. Там же окончил школу и поступил в университет на факультет западно-европейских языков и литературы (специализация — структурная лингвистика). После окончания университета уехал в Москву. Переквалифицировался в социолога. В 1980 году защитил диссертацию в области социологии. Работал в отраслевых институтах. В последние годы заведующим отделом. В начале 90-х репатриировался в Израиль. Работал сотрудником лаборатории социально-психиатрических исследований в Иерусалиме, преподавал английский. В возрасте 50 лет по семейным обстоятельствам уехал в Канаду. Пишу стихи и прозу. В 2012 году издал свой роман «Шагни в свое завтра, мой мальчик». Литературными переводами начал заниматься в студенческие годы. Потом был длительный перерыв. Впервые мой перевод одного из рассказов канадского автора был опубликован в Yonge Street Review в 1999. Активно стал заниматься этим творчеством значительно позже в рамках семинара переводчиков. Переводил с английского, иврита, грузинского. Сегодня в моем портфеле около 30 переводов.
Эдвин Мюир (1887-1959) – шотландский поэт, писатель, переводчик
ЗАМОК
Хоть в летнюю пору расслабиться можно,
Мы с башен высоких следили бессменно
За жатвой веселой на поле ячменном,
И станом врага – он вблизи расположен.
Да вряд ли он смог бы пробить наши стены.
К чему нам бояться, мы думали так:
Оружье у каждого, вдоволь еды
И стены спасут от грядущей беды.
Союзники подали крепости знак:
В дороге мы, наши готовы ряды.
Ворота и стены крепки и надежны
Ни взять их ни штурмом, ни мощным тараном,
Внезапной атакой иль ловким обманом.
Лишь птиц пролетающих крики тревожны,
По утру чуть слышны из гущи тумана.
Верны капитану бойцы цитадели.
Их преданность трудно за деньги купить,
Но брешь даже в стенах таких может быть:
Иль лаз, иль калитка, иль скрытые щели.
Предатель –охранник помог их открыть.
Предательство сделало тонкими стены
Подземным тоннелем противник проник.
Без стона на башне дозорный поник
И сдался без боя войскам иноземным
Наш замок, хоть к этому он не привык.
А нужно ли помнить, что было когда-то?
Но я расскажу это внукам своим:
Нас продали – этим себя мы корим
И главный наш враг – это желтое злато,
А мы оказались бессильны пред ним.
The CASTLE
All through that summer at ease we lay,
And daily from the turret wall
We watched the mowers in the hay
And the enemy half a mile away.
They seemed no threat to us at all.
For what, we thought, had we to fear
With our arms and provender, load on load,
Our towering battlements, tier on tier,
And friendly allies drawing near
On every leafy summer road.
Our gates were strong, our walls were thick,
So smooth and high, no man could win
A foothold there, no clever trick
Could take us in, have us dead or quick.
Only a bird could have got in.
What could they offer us for bait?
Our captain was brave and we were true…
There was a little private gate,
A little wicked wicket gate.
The wizened warder let them through.
Oh then our maze of tunnelled stone
Grew thin and treacherous as air.
The cause was lost without a groan,
The famous citadel overthrown,
And all its secret galleries bare.
How can this shameful tale be told?
I will maintain until my death
We could do nothing, being sold;
Our only enemy was gold,
And we had no arms to fight it with.
Уильям Уилфрид Кэмпбелл (1858-1918) – канадский поэт
СЛЕПОЙ КАРАВАН
Я бедный раб и я нем и слеп,
Мне тяжек любой поход.
Железные горы смотрят вслед,
Туман застилает восход.
Идет караван мой, взбираясь на склон,
Но с ним я идти не рад
По странной дороге с начала времен,
Где нельзя повернуть назад.
Где юным встаешь лишь пробилась заря,
А к полдню согнешься без сил,
Стираются формы к исходу дня
В мерцаньи ночных светил.
Колдовские песни о давних делах,
О землях в закатной дали
Летят с караваном в зыбучих песках
Стезею, которой не шли.
.
На привалах под ветром горячим ночным,
Слышим шаг чужака за версту
Но вот снялись шатры и мы снова пылим
По пескам, уходя в темноту.
Где-то там человек впереди далеко
Шагом твердым бесшумно идет.
В нем есть сила и он принимает легко
Первый натиск, и бой, и налет.
Не придется мне видеть весь облик его,
Слышать голос и шрамы узнать,
Как в шторма грозовые под зимней звездой
Он однажды сумел устоять.
Не открою я мудрости тайной его,
Той, что призрак во мраке ведет
От неясной черты обнаженных холмов
К берегам, где алеет восход.
И так часто вот в этой зловещей тиши
Вдоль текущего в даль каравана
Неведомый трепет вдруг пробежит,
Порожденный порывом странным.
Ночь восторгом неясным пронизана вся
Горна ль зов то на свадьбе где-то,
Пламя вспыхнуло яркое в наших сердцах
В час разбуженного рассвета.
Тернист и долог к восходу наш путь,
Воздух ночи горек и лют ,
И не вправе несчастный раб отдохнуть,
И над ним нависает кнут.
Западню расставил озлобленный враг,
Чтоб наш караван cгубить
Там, где узкий проход или может овраг,
Или топких болот нить.
Я устал, беззащитен в бессрочном плену
И влачусь под небесным сводом,
И стараюсь я вспомнить сквозь пелену
Где бывал и откуда родом.
Поднимаю с надеждой невидящий взгляд
К черноте, где ни звезд, ни свечи
И ступаю туда, где петляет стезя,
Словно призрак в безумной ночи.
The BLIND CARAVAN
I am a slave, both dumb and blind,
Upon a journey dread;
The iron hills lie far behind,
The seas of mist ahead.
Amid a mighty caravan
I toil a sombre track,
The strangest road since time began,
Where no foot turneth back.
Here rosy youth at morning’s prime
And weary man at noon
Are crooked shapes at eventime
Beneath the haggard moon.
Faint elfin songs from out the past
Of some lost sunset land
Haunt this grim pageant drifting, vast,
Across the trackless sand.
And often for some nightward wind
We stay a space and hark,
Then leave the sunset lands behind,
And plunge into the dark.
Somewhere, somewhere, far on in front,
There strides a lonely man
Who is all strength, who bears the brunt,
The battle and the ban.
I know not of his face or form,
His voice or battle-scars,
Or how he fronts the haunted storm
Beneath the wintry stars;
I know not of his wisdom great
That leads this sightless host
Beyond the barren hills of fate
Unto some kindlier coast.
But often ‘mid the eerie black
Through this sad caravan
A strange, sweet thrill is whispered back,
Borne on from man to man.
A strange, glad joy that fills the night
Like some far marriage horn,
Till every heart is filled with light
Of some belated morn.
The way is long, and rough the road,
And bitter the night, and dread,
And each poor slave is but a goad
To lash the one ahead.
Evil the foes that lie in wait
To slay us in the pass,
Bloody the slaughter at the gate,
And bleak the wild morass;
And I am but a shriveled thing
Beneath the midnight sky;
A wasted, wan remembering
Of days long wandered by.
And yet I lift my sightless face
Toward the eerie light,
And tread the lonely way we trace
Across the haunted night.
КАНАДСКАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Заперты двери, затворены окна
Ветер на улице дышит неровно
Плющ коченеет, прижавшись к камням
Чайник поет на плите по утрам.
«Марджери, Марджери чай приготовь»
Чайник выводит нам песню без слов.
Речки накинули зимний полог,
Замерзли пруды у обочин дорог,
В хлевах и сараях укрылся весь скот,
А чайник по прежнему песню поет
«Марджери, Марджери чай приготовь»
Чайник выводит нам песню без слов.
В лагуне рыбак под ветром продрог
В куртку кутался как только мог,
Путник помедлил у двери случайной,
Вою в трубе откликается чайник
«Марджери, Марджери чай приготовь»
Чайник выводит нам песню без слов.
В гостиной пылает безумством очаг.
В прихожей послышался чей-то шаг.
Объятия. Радость наполнила дом
Чайник в потемках играет с огнем
«Марджери, Марджери чай приготовь»
Весело чайник поет вновь и вновь.
A CANADIAN FOLK-SONG
The doors are shut, the windows fast;
Outside the gust is driving past,
Outside the shivering ivy clings,
While on the hob the kettle sings.
Margery, Margery, make the tea,
Singeth the kettle merrily.
The streams are hushed up where they flowed,
The ponds are frozen along the road,
The cattle are housed in shed and byre,
While singeth the kettle on the fire.
Margery, Margery, make the tea,
Singeth the kettle merrily.
The fisherman on the bay in his boat
Shivers and buttons up his coat;
The traveler stops at the tavern door,
And the kettle answers the chimney’s roar.
Margery, Margery, make the tea,
Singeth the kettle merrily.
The firelight dances upon the wall,
Footsteps are heard in the outer hall;
A kiss and a welcome that fill the room,
And the kettle sings in the glimmer and gloom.
Margery, Margery, make the tea,
Singeth the kettle merrily.
Альфред Теннисон (1802-1892) – английский поэт
ЮНЫЙ МОРЯК
Малыш просыпался с зарею
Надеждой неясной горя
И мчался к суровому морю
Скользя по холодным камням.
Отвязывал лодку-шаланду,
Веревку на днище бросал
И утренней звездочке бледной
Как старой знакомой кивал.
Пока он отчаливал лодку
В холодной предутренней мгле
Русалка из вод появилась
На темнозеленой волне.
И молвила: Мальчик хороший
Хоть знаю ты молод и горд
Для жизни ты тяжкая ноша
И смерть за тобою придет.
Пески и пенистые валы
Смешались в порыве одном
И след их в пещерах остался
Забытых на склоне крутом.
Там будешь лежать ты. На теле
Ракушки устроят свой дом
И крабы вползут в твое сердце,
А ты почиешь вечным сном.
«Болтунья! – мальчишка смеется
Конец неизбежен учти
Для тех кто в скитаниях вечных,
Для тех, кто сидит на печи.
Так трудно мне жить сложа руки
В безделии праздном весь день
Мне больше по нраву норд-осты
И паруса скромная тень.
Вот мать моя виснет на шее:
«Зачем тебе нужен простор?
И сестры взывают: «Останься!»
И горький бросают укор.
Отец надо мною не властен.
Он что-то твердит об одном:
О гибели, жертвах, несчастьи…
Но что они знают о том.
Надеюсь, что бог мне поможет,
Меня от всего охранит,
В безветрии парус надует,
Во мгле он мне путь озарит.
Но дьявол рождается в сердце
Он валом девятым встает
Он хуже, чем смерть и беззвестность –
Он бури и бунта оплот!»
АТАКА ЛЕГКОЙ КАВАЛЕРИИ
Немного миль, немного миль
Немного миль осталось
К долине Смерти на конях
Неслись вперед шесть сотен.
«Вперед, бригада храбрецов
Оружье к бою приготовь»
Долина Смерти впереди
Туда пошли шесть сотен.
«Вперед бригада храбрецов!
Иль кто-то может струсил?
Нет, ни один, хоть знал солдат,
Что кто-то там напутал.
Никто из них не возражал,
Никто причину не искал
Приказы каждый выполнял.
И вот туда, где их ждет смерть
В атаку шли шесть сотен.
Там справа пушки не молчат,
А слева пушек стройный ряд,
И вот на них летит снаряд,
Гремят повсюду залпы.
Визжат тут пули, и картечь,
Всех удальцов не уберечь
И смерти лютой прямо в пасть,
Чтобы навечно в землю лечь,
В атаку шли шесть сотен.
Вперед, все сабли наголо
Сверкали ярким серебром
Ворвались и сошлись с врагом
В той битве небывалой
Тогда весь мир был поражен.
И сквозь завесу батарей,
Пришпорив загнанных коней,
Снесли команду пушкарей
И казаков и русских
Те, дрогнув, отошли назад
С потерями пришел отряд ,
Не все лихих шесть сотен.
Там справа пушки не молчат,
А слева пушек стройный ряд,
И вот на них летит снаряд,
Гремят повсюду залпы.
Тут пули свищут и картечь
Не всех смогли мы уберечь
И раны продолжали жечь
Прошли мы жар и ад
Атака словно смерти смерч
С собой немало унесла
Домой пришло так мало.
Когда увянет славы лист?
Герой боев – кавалерист,
Побывший в преисподней.
Так честь атаке жуткой той,
Честь кавалерии лихой
И дерзким шести сотням.
THE CHARGE OF THE LIGHT BRIGADE
I
Half a league, half a league,
Half a league onward,
All in the valley of Death
Rode the six hundred.
“Forward, the Light Brigade!
Charge for the guns!” he said.
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
II
“Forward, the Light Brigade!”
Was there a man dismayed?
Not though the soldier knew
Someone had blundered.
Theirs not to make reply,
Theirs not to reason why,
Theirs but to do and die.
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
III
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon in front of them
Volleyed and thundered;
Stormed at with shot and shell,
Boldly they rode and well,
Into the jaws of Death,
Into the mouth of hell
Rode the six hundred.
IV
Flashed all their sabres bare,
Flashed as they turned in air
Sabring the gunners there,
Charging an army, while
All the world wondered.
Plunged in the battery-smoke
Right through the line they broke;
Cossack and Russian
Reeled from the sabre stroke
Shattered and sundered.
Then they rode back, but not
Not the six hundred.
V
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon behind them
Volleyed and thundered;
Stormed at with shot and shell,
While horse and hero fell.
They that had fought so well
Came through the jaws of Death,
Back from the mouth of hell,
All that was left of them,
Left of six hundred.
VI
When can their glory fade?
O the wild charge they made!
All the world wondered.
Honour the charge they made!
Honour the Light Brigade,
Noble six hundred!
Луис Симпсон (1923-2012) – американский поэт
РАНО УТРОМ
Как-то утром прохладным, ранним
Вслух Царица Египта сказала:
«Слышу звук звонких труб, барабанов.
Я предвижу всем бедам начало».
В этот час после шумной попойки
Весь парами вина опьяненный
Не слезая с уютной койки
Еще в дреме промолвил Антоний:
«Не желаю вставать я с постели –
Да и холодом утренним веет».
«Вот и армия отступает,
И мой флот подевался куда-то,
Цезарь близко – зарю играет
Над мертвым телом солдата»
«Приведи-ка коней проворных
Мы отсюда умчимся с тобою,
Собери все свои легионы
Для другого сурового боя»
Но Антоний ответил ей хмуро:
«Слишком холодно этим утром».
Цезарь Август прочистил горло:
«Ненавижу я трупы воинов,
Уберите их или прикройте,
Чтобы мог я проехать спокойно».
Час пришел – он лежал сиротело,
Как солдаты погибшие те,
Умирал – холодело тело
На холодной как смерть плите.
Было холодно на рассвете
В этот день дул холодный ветер.
EARLY IN THE MORNING
Early in the morning
The dark Queen said,
“The trumpets are warning
There’s trouble ahead.”
Spent with carousing,
With wine-soaked wits
Anthony drowsing
Whispered, “It’s
To cold a morning
To get out of bed”
The army’s retreating,
The fleet has fled,
Caesar is beating
His drums through the dead.
“Anthony, horses!
We’ll get away,
Gather other forces
For another day…”
“It’s a cold morning,”
Anthony said.
Caesar Augustus
Cleared his phlegm.
“Corpses disgust us.
Cover them.”
Caesar Augustus
In his time lay
Dying, and just as
Cold as they,
On the cold morning
Of a cold day.
Семен Сафро