Книга Евсея Цейтлина «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти. Из дневников этих лет» впервые увидела свет в 1996 году. Но о ней продолжают говорить и спорить в разных странах и на разных языках. Книга Евсея Цейтлина стала международным бестселлером: переведена на немецкий, английский, испанский, литовский, украинский языки, выдержала шесть изданий на русском. В статьях критиков, философов, историков подчеркивается главная тема книги, ее непроходящая злободневность: «Если бы состоялся суд над тоталитаризмом, книга Евсея Цейтлина могла бы выступить на нем важным свидетелем» (ведущий московский литературный журнал «Знамя»). Недавно «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти» переизданы крупнейшим российским издательством «Феникс». По просьбе издательства Евсей Цейтлин, автор многих книг и эссе, рассказал о себе и своей литературной работе.
– Однажды отвечая на вопрос «Что для вас писательство?», вы заметили, что это «разгадка тайны». Та же фраза повторяется в вашей книге «Долгие беседы…»: «Стоит мне столкнуться с тайной, как тут же хочется разгадать ее». Так говорит ваш герой, но эта мысль, безусловно, близка вам.
– Да, начиная с раннего детства, я был уверен, что должен разгадать какую-то тайну – очень важную для себя.
Сначала искал эту тайну в книгах. И к двенадцати годам, торопясь, прочитал целую библиотеку русских и западных классиков.
В шестнадцать стал журналистом.
В девятнадцать женился и уехал в киргизский аул: преподавать русский язык, но главное – беседовать с аксакалами.
Годы складывались из встреч и поездок. Оглядываясь назад, вижу: лица сибирских шаманов, тайных учителей йоги, поселения исчезающих северных народов, лаборатории патологоанатомов, читальные залы архивов.
С удивлением обнаружил однажды: с тайны начинаются и мои книги, хотя все они – о людях искусства.
Автор самой первой книги («Беседы в дороге», Новосибирск, 1977) думает про «тайное тайных» литературы, задается вопросом о том, как научиться управлять вдохновением и стать писателем.
Моими героями были: один из самых ярких и загадочных представителей русского литературного авангарда 20-х годов прошлого века Всеволод Иванов, основоположник литовской поэзии пастор Кристионас Донелайтис… Впрочем, еще чаще меня привлекали таланты, не успевшие себя реализовать, только догадавшиеся о своем призвании. Звезды, мелькнувшие на литературном горизонте и – погасшие.
Да! Что касается тайны… В начале 1992-го я сделал в Иерусалиме тшуву (это многозначное понятие; так, в частности, евреи называют возвращение к традициям и религии предков). В одной из еврейских молитв говорится: «Тот, кто погружен в высшую тайну, постоянно будет пребывать под сенью Всемогущего»…
– Что для вас самое сложное в написании книги?
– Для меня всегда очень важно ответить на, вроде бы, простой, но по сути трудный вопрос: что эта книга откроет в твоей судьбе, что прояснит в твоей собственной жизни? Ничего странного, кстати, в таком вопросе нет. Ведь в конце концов каждый автор пишет прежде всего для себя.
– Пожалуйста, вспомните, как рождались «Долгие беседы…»
– В конце восьмидесятых, когда советская империя уже дышала на ладан, я стал записывать устные рассказы евреев. Это решение пришло не сразу, к тому же необычно – во сне. Почти каждую ночь мне снился старый еврей с большими печальными глазами. Он неизменно молчал, но при этом, кажется, о чем-то меня просил. Проснувшись, я пытался понять – о чем? Наконец, догадался. Миллионы людей (несколько поколений), думал я, могут уйти в небытие, так и не рассказав правду о себе и своем времени, когда само слово «еврей» было зачастую непроизносимо на языках народов СССР. Нет, не зря нобелевский лауреат Эли Визель назвал советских соплеменников «евреями молчания…».
Только спустя много месяцев я оcознал, насколько резко переменил – переломил – свою жизнь. Из успешного литературоведа и критика, вузовского доцента я на долгие годы превратился – в интервьюера, гоняющегося за людскими судьбами.
Исход евреев из страны красных фараонов становился тогда массовым. Своими историями в чем-то невероятными, в чем-то обычными – делились со мной активисты недавно возникших еврейских организаций, бывшие узники гетто и концлагерей. Я слушал невольные признания в очередях у посольств. Встречался с литераторами, писавшими на идиш, их вдовами, детьми: чаще всего это были люди, чьи души навсегда искорежил страх. В моих тетрадках появились записи «еврейских снов». Мне казалось: разгадывая их, можно понять чужое «молчание».
Так я и встретился с Йокубасом Йосаде, старым литовско-еврейским критиком и драматургом (в своих дневниках, составивших книгу, я называю его й). Он тяжело болен и мучительно ждет смерти. Он очень хочет исповедаться и одновременно боится своих воспоминаний, которые долгие годы решительно отодвигал от себя.
Так начались наши беседы, длившиеся пять лет. До смерти моего героя.
– Что для вас наивысшее счастье?
– Счастье – жить в согласии с собственной душой, а это значит – выполнить замысел Бога. Каждый из нас приходит на эту землю с какой-то миссией. Но, увы, мы не всегда понимаем, в чем она состоит. Нередко в конце жизни уже знаем от чего умрем, но по-прежнему не догадываемся о том, для чего появились на свет.
– В книге подняты несколько фундаментально важных тем. Одна из них, конечно, смерть. Чем откликается это слово у вас в душе?
– Сначала вспомню очевидное: многие люди страшатся самого этого слова. «Я еще не готов читать вашу книгу», – говорит мне один нью-йоркский писатель. Известное московское издательство хочет переиздать «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти», но ставит условие: «Вы должны обязательно сменить название. Оно отпугнет немало читателей». Это условие принять не могу: одной из главных моих задач была реконструция человеческого сознания при свете смерти.
Добавлю: в иудаизме смерть физического тела означает только остановку на пути нашей вечной души к новой жизни.
– В одной из рецензий на вашу книгу «Долгие беседы…» было написано, что ее читали под 15-й бетховенский квартет a—moll. Есть ли книги, во время чтения которых вы включали музыку?
– Для меня было лестно узнать об этом. (Кстати, в некоторых статьях структура «Бесед» интересно сравнивается со структурой музыкального произведения). Признаюсь однако: сам я музыку во время чтения книг никогда не включаю. Может быть, потому, что, погружаясь в текст, хочу услышать ту музыку, которая всегда звучит в поэзии, прозе, драме. Если, конечно, это настоящая литература. Но… я часто слушаю музыку, когда пишу сам. Музыка помогает обрести открытое миру сознание, почувствовать внутреннюю свободу… Обычно это Вивальди, Моцарт, Бетховен.
– В чем заключается смысл человеческой жизни?
– Разные люди по-разному ответят на этот вопрос. Самое банальное – видеть смысл жизни в обретении богатства или славы. Человек в таком случае обязательно окажется у пресловутого разбитого корыта. Даже если его мечта сбудется. Не хочу сейчас открывать Америку – просто повторю мудрые слова Эриха Фромма, над которыми не раз задумывался: «Главная жизненная задача человека – дать жизнь самому себе. Стать тем, чем он является потенциально. Самый важный плод его усилий – его собственна личность».