Петр ДРАЙШПИЦ | Необыкновенная история

НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

УДИВИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ

Григорий Константинович, наш сосед – пенсионер. И его такса – тоже пенсионерка. В смысле, старенькая уже. Когда много лет назад Григорий Константинович был просто Гришкой, его лучшим другом был Байкал – немецкая овчарка. А пёс считал Гришку не просто другом, но и самым главным хозяином.

С таким положением вещей не согласны были блохи, которые завелись в собачьей шерсти. Они покусывали пса и с угрозой посматривали на Гришку. Пёс повизгивал, мальчишка вздыхал, и Гришкин папа решил действовать! Кто-то посоветовал ему обсыпать собаку дустом. Давным-давно этим белым порошком пользовались для уничтожения насекомых.

Папа зашёл в кладовую, где хранились всякие порошки, краски, лаки и нужные в хозяйстве штуковины. Набрал в баночку спасительного порошка и тщательно обработал им Байкала. А Гришка вывел друга на улицу, хоть и было дождливо. Но они гуляли в любую погоду, и даже ливень их не пугал.

Вдруг Гришка заметил, что с шерстью Байкала произошло что-то необычное. На спине она вся слиплась и торчала малюсенькими острыми кустиками. Пёс нервничал и повизгивал пуще прежнего.

«Блохи засуетились» — подумал Гришка.

— Потерпи, Байкалушка, — успокаивал он пса – сейчас повыскакивают как миленькие!

Дождь прекратился. Друзья погуляли ещё чуток и вернулись домой.

Увидев их, мама всплеснула руками, а папа руками схватился за голову.

— Это что? Это кто? – спросили они разом и уставились на Байкала.

Вместо любимой собаки рядом с Гришкой понуро стоял какой-то дикобраз. Он скулил и беспокойно поглядывал на всех членов семьи.

Оказалось, что папа обсыпал Байкала не дустом, а гипсом, который был того же цвета. Пса решили срочно искупать. Потом передумали. Гипс затвердел, и естественно, уже не смывался. Тогда папа предложил сбивать его молотком. Мама сказала, что у папы нет мозгов и Байкал с ней согласился – он обиженно глянул на папу и сердито зарычал.

— Пса нужно постричь – решительно сказала мама и принесла ножницы.

Она стала срезать со спины все слипшиеся места, которых оказалось довольно много. После этой процедуры пёс выглядел получше, но маму результат не устроил:

— Как-то не эстетично – сказала она и машинкой для стрижки волос аккуратно стала снимать всю шерсть со спины.

— Ты под полубокс стриги или под бокс – стал подсказывать папа и почему-то предложил в помощь свою электробритву.

— Может ему ещё и уши купировать, чтоб совсем в боксёра превратить? – нервно реагировала мама на папины попытки быть полезным.

Завершив стрижку, она отошла в сторону и с явным удовлетворением оценила свою работу.

Байкал отряхнулся и как ни в чём ни бывало направился к миске с едой. Проходя мимо зеркала, приостановился, взвыл, посмотрел на лысого папу и примирительно завилял хвостом — ничего, прорвёмся!

На следующий день Гришка, гуляя с Байкалом, решил поменять маршрут. Чтобы избежать ненужных вопросов от знакомых собачников. Но всё равно прохожие оборачивались в их сторону и делали «круглые глаза». А одна тётенька с пекинесом на поводке одними глазами не ограничилась.

— Молодой человек, – обратилась она к Грише, – а какой породы ваша удивительная псина?

Гришка с Байкалом сперва чуточку растерялись, но потом взяли себя в руки и в лапы, и стали уверенно брехать. Байкал угрожающе, а Гришка примирительно, но тоже солидно:

— Понимаете, тётенька, это очень редкая экспериментальная порода. Лысен-Шнауцер называется. Из Австралии доставлена спецрейсом. По блату… – снизив голос, добавил он со значением.

Байкал удивлённо взглянул на хозяина, но возражать не стал. Тётка поспешно взяла пекинеса на руки и молча перешла на другую сторону улицы. Больше никаких волнительных встреч в этот и последующие дни не произошло. Недели через две шерсть у Байкала отросла, прежний маршрут был восстановлен, вот только блохи исчезли в неизвестном направлении.

— Как ни странно, гипс способствовал перелому в их жизни – философски рассудил папа.

— Умник! – сказала мама.

Гришка ничего не сказал.

Потом он долго взрослел и стал Григорием Константиновичем – нашим соседом.

НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

Однажды мы с Витькой чуть не попали в историю. Не в скандальную, а в мировую! Жаль, в последний момент всё сорвалось…

А происходило всё вот как!

Мой друг Витька – большой любитель фокусов. Особенно с картами. И здорово их демонстрирует. Я в этом деле не преуспел и дорос лишь до Витькиного ассистента.

Нет, конечно, и я мог выкинуть ещё тот фокус, но к игральным картам отношения не имеющий вовсе.

И вот однажды, во время летних каникул, сидели мы с другом за столиком в нашем парке культуры и отдыха. Витька разложил карты и отшлифовывал ловкость рук . Я читал. Короче, мы отдыхали. Культурно.

Неожиданно к нашему столику подсели двое дядечек. Тоже культурные – в галстуках. И стали что-то научное обсуждать. Кажется, человеческий мозг и его возможности. Одним словом, обмозговывали проблему. Я ни черта не понял, но, честно говоря, особо и не прислушивался к их разговору. Я продолжал читать, Витька – фокусничать.

Вдруг один из дядечек обратился к Витьке:

— А здорово у вас, молодой человек, получается. Можете ещё чем-то удивить?

Витька приосанился и стал их удивлять. Раскраснелся, капли пота со лба смахивает – отрабатывает на публике мастерство. Дядечки рты пооткрывали – Витькой восхищаются! На меня, конечно, ноль внимания.

Тут я и говорю:

— Это всё ерунда, разминка! Мы с другом стараемся идти в ногу со временем! И поэтому, способны удивить вас по-настоящему. Боюсь только, что понимания с вашей стороны мы не найдём.

Такую замысловатую фразу я слышал от своего папули, когда он по телефону с начальством общался.

Улыбнувшись, дядечки взглянули с интересом и на меня. Я Витьке незаметно подмигнул и, глядя куда-то в сторону, продолжил безразличным тоном:

— Наука здесь бессильна…

— Ошибаетесь, коллега, — усмехаясь произнёс один из дядечек.

— Наука – всесильна – это я как учёный утверждаю. С возрастом вы это поймёте!

— Допустим! – решительно выдохнул я. — У вас с возрастом всё в порядке. Но сможете ли вы с научной точки зрения объяснить наши с братом уникальные способности?

И добавил, взглянув на Витьку со значением: — Мы с братом – двойняшки.

— И что же тут необычного? – усмехнулся дядечка, до сих пор молчавший.

— Именно благодаря этой особенности мой брат наощупь способен запросто различать цвета!

— Весьма любопытно. Можете продемонстрировать? – произнёс профессор весело и, в то же время, насмешливо.

Я мысленно нарёк его профессором. А второго – доцентом. Для простоты общения. Чтобы быть на равных. С нашими-то возможностями…

— Брат, ты готов? – обратился я к Витьке. Тот стал что-то бормотать, растирать руки и тереть виски. Мой друг классно входил в образ. Консилиум ждал.

Витька поднял колоду над головой и стал перебирать карты. Каждую он тщательно тёр, закатывал глаза и тяжело дыша, вещал:

— Красная! Чёрная! Опять чёрная! Красная! – и так всю колоду.

Потом бессильно опустил руки и прикрыл глаза.

— Энергию восстанавливает, – прошептал я ошеломлённой профессуре. И добавил: — То ли ещё будет! А про себя допел:- Ой-ё-ёй!

Минут пять все молчали. Консилиум – от удивления и потрясения. Мы с Витькой – от произведённого эффекта.

Я первым пришёл в себя и вполголоса прокомментировал Витькино выступление:

— Цвета – это так, цветочки! Витька способен вслепую и масти различать! Пики, трефы, черви…

— Это что же вы там бубните, молодой человек? – очухался от увиденного профессор.

— Да-да, и бубны тоже, – я подмигнул Витьке, и мы приготовились к продолжению эксперимента.

Мой напарник опять поднял колоду над головой. Я уселся напротив. Меня захотели отсадить, но я с возмущением заявил, что Витька нуждается в моральной поддержке.

Профессор согласился с моим доводом и устроился рядом с Витькой.

Доцент, чтобы исключить малейшую подсказку с моей стороны, схватил меня за руки и стал буравить подозрительным взглядом.

И вот, когда все условия чистоты эксперимента были соблюдены, чудеса продолжились.

— Трефы, бубны, трефы, черви, опять бубны, – как заведённый вещал мой напарник, он же – названый брат, он же – экстрасенс и волшебник Витька!

Во всяком случае, таковым его признал совет учёных, сидевший рядом и зафиксировавший чудо из чудес.

Профессор, вскочив со своего места, стал размахивать руками и трепать шевелюру.

Доцент, придавленный грузом очевидных доказательств чуда, даже не пытался приподняться.

Мы с товарищем внутренне ликовали, но внешне этого не показывали.

Профессор с жаром объявил о каком-то прорыве. Добавил что-то о мировом признании, Нобелевской премии и прочей белиберде.

Доцент икал и молча, в знак согласия, тряс головой. Я понял, что в эксперименте наступил важный момент.

— Хочу чистосердечно признаться, – я вновь незаметно подмигнул Витьке и отрешённо уставился вдаль. — Это я подсказываю брату правильные ответы. Передаю их ему мысленно. В нашем тандеме я – передатчик, а брат – приёмник. Между нами особая экстрасенсорная связь, которая сложилась ещё в утробе матери.

Эти замысловатые фразы я выдал на одном дыхании и сам удивился сказанному.

В этот раз установилось жуткое молчание минут на десять. Потрясённый консилиум вконец лишился дара осмысленной речи. Профессор что-то мычал, о чём-то блеял доцент.

Мы с другом как ни в чём ни бывало продолжали заниматься своими делами.

Первым очухался профессор.

— А на каком расстоянии от приёмника, то есть, от напарника, вы способны передавать свои мысли? – обратился он ко мне с каким-то иностранным акцентом.

— За пришельцев принимает, – удовлетворённо подумал я и ответил на его же диалекте.

— Понимаете, коллега, мы с товарищем работаем на ультракоротких волнах. Поэтому, расстояние между нами должно быть достаточно небольшим. Но мы изыскиваем возможности для более эффективного использования нашего потенциала.

Я чуть язык себе не сломал от такого убедительного красноречия. Витька совершенно справедливо глядел на меня с восторгом и братской преданностью.

И тогда я, окончательно и нагло входя в раж, заявил, обращаясь к профессуре:

-Не угодно ли вам, сеньоры, продолжить эксперимент и окончательно убедиться в нашей с товарищем ВиктОром гениальности?

Профессор с доцентом растерянно и покорно согласились, и мы оперативно расселись по прежним местам!

Эх, не умею я вовремя останавливаться… А ведь всё шло так гладко! Слишком гладко…

Витька поднял колоду над головой. Я сдвинул брови и уставился на Витьку.

Первая карта была трефовой масти. Витька её тёр, мял, что-то гундосил под нос и с ужасом глядел на меня. Я с ответным ужасом глядел на Витьку, осознавая, как трефы крестом ложится на нашу до сих пор безупречную репутацию.

И тут профессор, сидевший с Витькой рядом, изумлённо так заявляет:

— Кажется, и я обрёл неземные способности! По крайней мере, и я способен принимать волны. Ультракороткие, — со значением добавил он и радостно захлопал в ладоши!

Да, такого конфуза с нами ещё не случалось… Позор на нашу голову и остальные части тела. На ноги – особенно!

Дело в том, что я с помощью ног подсказывал Витьке цвета и масти. Мы оба вытягивали под столом ноги, и я нажатием своей ноги на Витькину определял правильный ответ.

Пики, к примеру, – одно нажатие, трефы – два, бубны – три, черви – четыре. Всё очень просто. И гениально.

Надо же было такому случиться, чтобы я ноги перепутал! Вместо Витькиной левой оттоптал профессорскую правую… Скандал!

Профессор сразу догадался что к чему. Неудивительно — тут даже простой аспирант врубился бы…

Мы с другом были очень смущены.

— И не надо так волно-ваться, — с расстановкой и ударением на первой части слова, улыбаясь, произнёс профессор. — Всё вышло очень занятно и достаточно поучительно!

Сегодня же на кафедре поделимся с коллегами вашим феноменальным достижением, – он хитро, но по-доброму подмигнул. Поверьте, успех гарантирован!

Ещё бы! Нам ли с Витькой не знать этого!

И ещё в одном мы убедились: не главное – идти в ногу со временем. Главное – ногу не перепутать!

СИЛА ПОЭЗИИ

Сперва я решил, что мой дедушка фантазёр.

Я и сам на выдумку горазд. Среди друзей – первейший свистун! Но такое выдумать даже я бы не смог. Вот что дед мне насвистел, то есть, поведал.

Будто много-много лет назад они с бабушкой каждую неделю ходили на стадион не на футбол, а стихи послушать! На поэтов поглазеть!

И воодушевлённый дедушка посвящал потом бабушке стихи. И в любви ей признался в стихах. А восторженная бабушка в стихотворной форме ответила ему согласием. И на свет, в итоге, я появился благодаря вкусу моей бабули и поэтическому настрою моего деда!

Бабушка всё подтвердила и заверила меня, что всё так и происходило на самом деле.

Я хорошенько всё проанализировал, обмозговал и решился на эксперимент.

Дай, думаю, и я чего-то накропаю про любовь и посмотрю, что из этого получится…

Талант у меня прорезался сразу. Гены — дело серьёзное. Начал с двустишия:

ЛЮБЛЮ ТЕБЯ Я ВСЕМИ ФИБРАМИ ДУШИ,

А У МОЕЙ ДУШИ ВСЕ ФИБРЫ ХОРОШИ!

Получилось здорово, по-моему! Заглянул в Гугл насчёт фибр, чтобы впросак не попасть. А там кроме души ещё и какой-то чемодан фигурирует. Фибровый. Но я в ступоре недолго пребывал. Всё правильно и логично.

Душа какая бывает? Широкая! А чемодан в раскрытом виде – словно душа нараспашку!

Теперь, думаю, пора и за четверостишие браться! Минут десять в творческом поиске метался. Зато результат меня очень порадовал:

В БРЕВНО ВЛЮБЛЯЕТСЯ ДУБИНА,

В ФИАЛКУ РОЗОВЫЙ ПОБЕГ.

К СКОТИНЕ ТЯНЕТСЯ СКОТИНА,

А К ЧЕЛОВЕКУ ЧЕЛОВЕК!

От явного успеха я даже не сразу в себя пришёл.  Если так и дальше дело пойдёт, то я… то у меня… Ух!

Я так и не понял точно, что произойдёт, но в то, что случится что-то необыкновенное поверил сразу!

А случилось вот что. Моему лучшему другу Витьке нравилась одноклассница Наташка. Чего он только ни делал, чтобы её внимание привлечь! Наташка на него – ноль внимания.

— Ты, — говорит она Витьке, — не в моём вкусе.

— Ты, — говорит, — какой-то приземлённый. А мне возвышенного хочется.

— Всё ясно, — поделился со мной Витька, — ей космонавта подавай!

Я друга успокоил: — А ты чем хуже? Ты, может, тоже будущий уже приземлённый космонавт!

И тут же мне в голову пришла отличная мысль.

— Витёк, — говорю, — что может быть выше поэзии? Ты ей стихи посвяти!

Витька совсем было приуныл от такой идеи. Хорошо, что я рядом в трудную минуту оказался. Решил я друга выручить и заодно испытать силу своего поэтического дара.

— Дай, — говорю я Витьке, — на муки творчества неделю.

— Мне не жалко, — говорит Витька. И дал полторы.

И стал я творчески мучиться. Решил, что для начала Наташку надо разжалобить:

Я В ЭТОЙ ЖИЗНИ КАК ПРОХОЖИЙ –

СЕГОДНЯ ЗДЕСЬ, А ЗАВТРА ТАМ,

ИЩУ ЛЮБВИ НА СОН ПОХОЖЕЙ,

ХОТЯ НЕ ОЧЕНЬ ВЕРЮ СНАМ.

Талантливо! Но уж больно в негативном свете выставил себя. То есть Витьку. Эдак от прохожего до проходимца можно додуматься…

Не пойдёт. Решил мучиться дальше:

Я ОБЕЩАЮ ВАМ ПИСАТЬ

ПРО ВСЕ ПЕЧАЛИ И ОБИДЫ.

НУ А ПОКА ХОЧУ СКАЗАТЬ,

ЧТО Я НА ВАС ИМЕЮ ВИДЫ.

Это четверостишие мне поначалу очень понравилось! Печали, обиды – супер поэтично! Но последняя строка всё портила. Получалась какая-то аналогия с видом на жительство. Пришлось забраковать.

Неделя заканчивалась, а у меня кроме эффектной завершающей строфы ничего не было. Зато финал удался на славу:

И НА КОЛЕНИ НИЦ БРОСАЯСЬ,

ОТ СТРАСТИ МЛЕЮ И ДРОЖУ.

И ЛИШЬ НЕМНОГО ОПАСАЮСЬ,

ЧТО НОГИ СИЛЬНО ПРОСТУЖУ!

Тут Наташке в самый раз прослезиться бы и у Витьки прощения просить. За что просить я ещё не придумал, зато снова убедился, что и заключительный стих для моего поэтического уровня слабоват. И Витька каким-то трусливо-сопливым показался.

И вот, когда до отпущенного мне времени оставался один день, в голове моей что-то вспыхнуло, в груди щёлкнуло, в животе булькнуло, и я дрожащей рукой стал лихорадочно записывать:

ПИСЬМО.

ДОБРЫЙ ДЕНЬ, НАТАША!

НЕ СОЧТИ ЗА ЛЕСТЬ,

НО ТЕБЯ НЕТ КРАШЕ,

НУ А ЕСЛИ ЕСТЬ,

ВСЁ РАВНО Я В ЖЁНЫ

ВЗЯЛ БЫ ЛИШЬ ТЕБЯ.

СМОТРИШЬ УДИВЛЁННО,

ЛИСТИК ТЕРЕБЯ:

«- ЭТО ЧТО ЗА ДИВО?

АВТОР КТО ПИСЬМА?

Я ЛИ ТАК КРАСИВА?»

ВЕРЬ МНЕ, ЧТО ВЕСЬМА!

Я ТЕБЯ, ПРИЗНАТЬСЯ,

НЕ БОЮСЬ ХВАЛИТЬ.

БУДЕШЬ ЗАЗНАВАТЬСЯ,

Я МОГУ ПРИБИТЬ

НА ТВОЁМ ПАРАДНОМ

ДОСКУ,

А НА НЕЙ

МАЛЕНЬКУЮ СНОСКУ:

«Нет тебя вредней»

ЭТО, ЯСНО, ШУТКИ,

НУ, А КОЛЬ ВСЕРЬЁЗ,

У МЕНЯ В ЖЕЛУДКЕ

ОТ ЛЮБВИ ПОНОС.

И ТАКАЯ ГАДОСТЬ

ДЛИТСЯ ДО СИХ ПОР…

И ОДНА ЛИШЬ РАДОСТЬ –

ВСЁ ЖЕ, НЕ ЗАПОР!

ТЫ ПРОСТИ, НАТАША,

ГРУБЫЕ СЛОВА,

НО ВЕДЬ ЖИЗНЬ ВСЯ НАША,

ВЕРЬ МНЕ, ТАКОВА,

ЧТО В ЛЮБВИ, РОДНАЯ,

НУЖНО ЧЕСТНЫМ БЫТЬ.

ДИАРЕЮ, ЗНАЮ,

МОЖНО ИЗЛЕЧИТЬ.

ГОВОРИЛ , ПОХОЖЕ,

МНЕ ТВОЙ БЫВШИЙ ДРУГ,

У НЕГО БЫЛ ТОЖЕ

ВОТ ТАКОЙ НЕДУГ.

А СЕГОДНЯ НЕТУ –

ТЫ ЕМУ БРОНЯ.

ПОМОГИ Ж ПОЭТУ,

ПОЛЮБИ МЕНЯ!

С волнением я прочитал послание вслух. Продекламировал с выражением и многозначительными паузами в особо удачных местах. Убедился, насколько это ёмко, проникновенно и чертовски талантливо. Не откладывая, позвонил другу и доложил о проделанной работе.

Далее события развивались стремительно, непредсказуемо и ужасно результативно.

Распечатанный текст письма Витька анонимно подбросил Наташке. Та разразилась то ли слезами, то ли смехом. Короче, впала в истерику.

Наташкин отец, будучи врачом, но главное — папой, мимо истерики дочери пройти не мог. И тоже ознакомился с текстом.

К тому же, он оказался узким специалистом в области желудочно-кишечного тракта и моментально поставил нам с Витькой правильный диагноз.

Напустив на себя грозный вид и улыбаясь в душе, он обратился к дочери:

— О! Его имя! Имя! Назови мне его имя!

Наташка испуганно глянула на отца и назвала Витьку главным подозреваемым.

Папаша откладывать расследование не стал и на следующий день нанёс визит Витькиным родителям. Вернее, одной матери, поскольку отец с семьёй не жил, а давно завёл новую.

А у Наташки мама умерла во время родов. И воспитывал её отец, знаток метаболизма и очень привлекательный мужчина. Весь в Наташку.

И в тот самый момент, когда Наташкин возбуждённый папа встретился с ничего не подозревавшей привлекательной Витькиной мамой, между ними произошло то, о чём я намекал в Витькином письме!

Через полгода две неполные семьи сошлись и превратились в одну полную. А Витька с Наташкой теперь сводные брат и сестра.

Мой друг на меня обиделся и заявил, что я специально всё подстроил. И разорвал со мной дружеские отношения.

Теперь у меня отношения Наташкой. И сегодня получил я анонимное послание. Начиналось оно так:

Я ВАМ ПИШУ ЛЮБЯ, НО ЧТО ЖЕ?

НА ВАС РИСКУЮ БЫТЬ ПОХОЖЕЙ…

Далее я прочесть не успел. У меня помутилось в голове и закрутило в животе. Эксперимент выходил из-под контроля и превращался в СТИХИйное бедствие . А я становился очередной его жертвой…

Правда, дед меня успокоил и сказал, что я поэт доморощенный и к поэзии отношения не имею. Я удивился: это когда я про дома и рощи сочинял? И окончательно убедился, что дед мой — неисправимый фантазёр.

ЧУВСТВО ЮМОРА

Нас в семье трое. Я плюс родители. Мама преподаёт математику в школе. Она очень серьёзная и строгая. И даже дома старается быть примером для нас с папой — постоянно ставит перед собой задачи. И успешно их решает.

Я подозреваю, что у мамы проблемы с чувством юмора. Папа с пониманием относится к моим подозрениям. Работает он конструктором в каком-то бюро. И считает, что человеку без чувства юмора сконструировать что-то путное очень сложно. Сам он очень смешливый. В меня пошёл.

Я в классе – первый юморист и выдумщик. А розыгрыши – обожаю! И всегда могу рассчитывать на папину поддержку. А папа на все сто процентов уверен во мне.

Недавно мы всей семьёй вернулись из отпуска. Из Италии.

И вот, в ожидании багажа, стоим мы у ленты транспортёра и высматриваем свои чемоданы. Их папа перед самой поездкой купил. Три обалденных фирменных чемодана! На двойных колёсиках, с оригинальными замками. К таким замкам ключи не нужны. Только код. Секретный. Как в сейфе.

Папа любит всё качественное и надёжное. Однажды он и меня похвалил:

— Ты, — говорит, — человек надёжный. — И в разведку я бы с тобой пошёл. А я бы сразу согласился! С папкой – хоть куда! Так и представляю, как мы с ним в разведку идём. И наши надёжные чемоданы с нами. А в них полезные и нужные вещи. Рация, компас, фонарик, палка копчёной колбасы, спички, перочинный нож, термос с чаем, бинокль, буханка хлеба, аптечка и несколько плавленых сырков. Я сырки обожаю. Но это я так – отвлёкся…

Стоим мы у багажной карусели, а вокруг народ нервничает – за свои чемоданы переживает. И вот поглядел я на папку со значением и говорю ему, да так, чтобы все услышали:

— Папуля, — говорю, — ты давно мечтал о новых чемоданах. Гляди, — говорю, — какие классные мимо проплывают. Самое время, — говорю, — багаж обновить!

Папка сразу понял, что к чему. По волосам меня потрепал и, обращаясь к нервной, удивлённой публике, тепло сказал:

— Хозяин растёт! Славный бамбино! Это он с намёком на Италию, из которой мы прилетели. И на их местную мафию. Чтобы всё нагляднее выглядело. Наша мама сразу покраснела и тихонько в сторону отошла – будто с нами не знакома.

Люди вокруг стали громко возмущаться и на нас пальцем показывать. Многим, наверное, обидно стало, что такая прекрасная идея не к ним в голову пришла.

В это время приближается к нам по транспортёру наш первый чемодан. Самый большой. Новенький. Пухлый. Классный-преклассный! Лишь поравнялся с нами – я его хвать за ручку и папке кричу:

— Гляди, папуля, какой улов! Здоровенный! Вещами набитый! Папка моментально отреагировал:

— Молодец, сынок! Тащи его! Ещё парочку таких прихватим и заживём! Ох, как народ стал возмущаться!

— Да что же это такое делается?! – кричат. — Эдак на всех чемоданов не хватит! – переживают. — Грабёж средь бела дня! – возмущаются. — Звонить надо куда следует! – угрожают.

Мы с папкой перемигиваемся и ещё два наших красавца поменьше успеваем выдернуть с ленты. Мама от происходящего из красной стала в бледную превращаться. Сделала вид, что по-русски не понимает и вообще другим рейсом прилетела. Но ничего, мы с папкой и без неё с тремя чемоданами сумели справиться.

Катим их к выходу, улыбаемся маме и конспиративно издалека рукой помахиваем. А у самого выхода нас служащий аэропорта останавливает. А рядом с ним двое полицейских стоят. А рядом с ними овчарка сидит. Скалится. Один из полицейских строго спрашивает:

— Чемоданы чьи? — Наши, – говорит папка. — Вернее, не совсем наши. Импортные они.

— Так-так… Значит, чемоданы не ваши? Тут папка понимает, что дело принимает совсем нешуточный оборот. И предлагает полицейским сверить идентичность бирок на багаже с бирками на посадочном талоне.

Полицейские сверили. Овчарка обнюхала багаж, нас и посадочные талоны. Вильнула хвостом и удовлетворённо села. — А что у вас в чемоданах? – с последней надеждой спросил вдруг служащий аэропорта. Мы с папкой уверенно перечислили содержимое всех трёх.

— Открывайте! – решительно говорит один из полицейских. — Если ваше описание вещей совпадёт с перечисленным, претензий не будет. И тут мой изобретательный папа стал очень похож на маму. Так же покраснел. Потом побледнел. Даже заикаться стал. Оказалось – он код секретный забыл. А я и не запоминал… Хорошо, что мама, стоявшая неподалёку, всё поняла и на выручку поспешила. Мама всегда обо всём помнит. У неё не голова, а компьютер.

Чемоданы вскрыли, всё тщательно сверили. Перед нами нехотя извинились. С нами холодно попрощались.

Мы взяли такси и поехали домой. Водитель попался разговорчивый. Он всю дорогу что-то смешное рассказывал. Мы с папой мрачно молчали. Мама – заливалась от смеха. И выглядело это очень странно. Потому что мама совсем не обладала чувством юмора. В отличие от нас с папой.

Петр Драйшпиц

Фотоиллюстрация Натальи Волковой