Александр Айзенцон | О присутствии высших сил. Часть 1. Любовь

О присутствии, а не о наличии – почувствуйте разницу. Наличие выходит за пределы возможностей обсуждения и остаётся делом веры, трогать которую себе дороже. И дело вовсе не в опасениях, а в том, что обсуждать веру, как увидит читатель, невозможно по определению.

Введение

Автор не сомневается в наличии высших сил, как не сомневается и в том, что это из области фантазий, – в подобных вопросах сомнения так же бессмысленны, как и отсутствие сомнений. Поэтому ничего относящегося к «наличию» мы касаться не будем – ни персонификации «несомненно» существующей высшей силы и её установок, ни запрета на персонификацию, имя и изображение, ни пантеизма, где вопрос о персонификации не стоит вообще.

Мы затронем лишь то, что называют свидетельствами присутствия в нашей жизни высших сил, ибо это уже не вера, а её отголоски, это эхо, которым на веру откликается сознание. Свидетельства муссируют, переходя из веры в область мышления с аргументами в руках – как за, так и против. С равным неуспехом.

Вот о них, об этих самых аргументах, мы и поговорим, то есть приведём собственные. Аргументами исписаны горы книг, но ломиться в открытую дверь бывает любопытно.

Любопытство здесь не праздное, поскольку нас, вообще говоря, интересует вовсе не вера – пусть ею занимаются те, кому положено. А в данном случае наша любознательность оправдана тем, что некоторые аргументы «за» пограничны с другой темой (жгучей для автора). Она относится к нашему с вами научному, художественному и любому иному творчеству. В какой мере мы проявляем в нём свободу воли, а в какой оно связано с «чем-то ещё» (подбородком киваем вверх)? Именно это мы и намерены обсудить, причём не только здесь, но и в ряде последующих очерков.

Наиболее сильные, почти научные, аргументы в пользу присутствия в нашей жизни высших сил приводит антропный принцип, который мы будем рассматривать в одном из них. В соответствии с этим принципом, не только какие-то стороны человеческого сознания, но и само оно, само его появление во Вселенной, обусловлено высшими силами. Однако и до выдвижения столь интригующего принципа человек, верящий в «присутствие», находил, на что ссылаться, – разнообразие сфер, в которых эти силы якобы приложены, не оскудевает.

Не удивительно, что в такой теме нам предстоит долгий путь. Если учесть, сколько тысяч лет её обсуждают, он обещает стать бесконечно долгим, но в наших силах пройти по нему хотя бы крохотный отрезок. В лучшем случае, мы возбудим лишь нескольких заинтересованных читателей и нескольких хулителей, но стремление к пониманию стоит усилий – для подобных усилий нам и дано сознание.

Сначала коротко рассмотрим любовь и совесть, которые чаще других увязывают с чем-то там, наверху. Затем обсудим появление и эволюцию самогó религиозного чувства, не пытаясь конкурировать с религиоведами. Они наверняка высказывают и подобные, и иные соображения, а тезисы, приводимые здесь, нужны нам лишь для разбега и связности последующего изложения. В нём мы, наряду с известными аргументами в пользу присутствия в нашей жизни высших сил, приведём и контраргументы. Неудивительно – ведь повсюду «инь» и «ян», всегда и везде диалектика.

Как при этом не обсудить и такие проявления универсальной эволюции, которые внятного объяснения не находят (термин «универсальная эволюция» обсудим в одном из очерков)! Это не означает, что нужно тут же припадать к высшим силам и просить у них прощения за возникающие в их адрес сомнения. Однако интеллектуальный дискомфорт повисает, требует разрешения, и не исключено, что он сохранится на всё время существования человечества.

На этом и завершим введение к тому ряду текстов, который автор предполагает посеять на благодатной почве «Континента», если позволят высшие силы, – независимо от того, присутствуют они в человеческой жизни или пренебрегают нашим обществом.

– Зачем вы у входа повесили подкову? – спросили известного физика (то ли Бора, то ли Эйнштейна). – Вы же в это не верите!

– Говорят, – ответил то ли Эйнштейн, то ли Бор, – помогает и тем, кто в это не верит».

Итак, любовь.

Многоплановость

Когда мы были маленькими, великое разнообразие земной жизни не просто подступало со всех сторон к высшим силам, но и требовало от богов слишком много. Поэтому под давлением наших о них представлений Юпитер, Венера и прочие небожители были вынуждены не только возникнуть, но и распределить обязанности, то есть возглавить отдельные цеха – плодородие, охота, война, любовь, и всё, за что ни возьмись.

Порой они спускались на Землю, вмешивали людей в свои разборки, а иногда даже – о боги! – вступали с ними в интимные связи, поскольку любовь, оказывается, правит и богами.

В созданной нами сложной обстановке наше «Я» стало лишь слабым отзвуком воли богов – мы всегда почему-то не дотягивали до их требований и оставались полуфабрикатом. Но, несмотря на это и даже на то, что мы вечно им что-то должны и кругом виноваты, боги дарят нам ласковое солнце и тёплые дожди, приносящие плодородие! Как же их не ублажать! Кем мы были бы без плодов, вина, рассветов и закатов, мяса зверей и птиц?

Мы обязаны небесам за искрящееся море, просторно расстилающее неведомые пути и полное рыбы. Мы благодарны им за цветы и виноград, за бархатный песок, бодрость тела, жажду жизни и всепоглощающее чувство любви, от которого сходишь с ума.

Любовь переполняет, выходит за пределы твоей оболочки, вообще всякие пределы, и уж что-что, а она-то точно свидетельствует о небесном вмешательстве. Она и сегодня продолжает «выходить за пределы», представляя для многих лучшую часть жизни, а порой и её смысл, поскольку служит движущей силой творчества [1].

Но стоит ли браться за обсуждение любви, при наличии бесчисленных романов и романсов, поэм и живописных полотен, кинофильмов и исследований? Всякому, кто за это возьмётся, нужна изрядная смелость, если не сказать, наглость. А если при этом посвящать ей всего несколько страниц, то на фоне имеющегося это ещё и кощунство. С другой стороны, нескольких страниц вполне достаточно, чтобы вызвать негодование, причём с противоположных сторон.

Нет, дорогой читатель, не надейтесь, что автор так примитивно подставится. Точно так, как мы не намерены обсуждать веру, мы не будем обсуждать и любовь. И вовсе не из-за возможного негодования, а для того, чтобы избежать обвинения в безграмотности. Обсуждать что бы то ни было можно только посредством языка, то есть осознанно, а любовь, как и всякое чувство, подсознательна. Она не имеет вербального выражения, как и впечатления даоса в состоянии нирваны, даже не пытающегося потом их передать.

«Сердце, верное любви, молчать обязано», а те словесные, живописные и музыкальные изыски и потуги, жанры которых перечислены выше, лишь ходят вокруг да около любви, натыкаясь на красные флажки между сознанием и подсознанием. Если и можно тут что-то обсуждать, то не любовь, а только лишь её обсуждение, и это, сами понимаете, будет уже обсуждение второго порядка.

Но даже это мы будем осуществлять лишь на малом поле размером с детскую площадку, оставив за бортом любовь к матери и ребёнку, месту, где родился, своему делу, природе, домашнему животному, экипажу корабля – перечень можно продолжать, обогатив его даже севрюжиной с хреном. Не напрасно в греческом языке есть семь (!) слов, обозначающих любовь. Наверное, это не предел, но сколько бы ни было слов, их будет мало.

Мы же в это море забросим удочку с одной-единственной наживкой: есть ли основания считать, что в любовь между мужчиной и женщиной вмешиваются высшие силы?

Правда, – вздыхаем мы, – и этот омут переполнен: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные» (Песнь песней); «Жди меня, и я вернусь» (Симонов); «И в этой глупости несчастной у ваших ног я признаюсь!» (Пушкин); «Любить иных тяжёлый крест, а ты прекрасна без извилин» (Пастернак); «Любви начало было летом, конец – осенним сентябрём» (Клюев).

Физиология

В этой теме не избежать банальностей.

Если сложить крылья любви, спуститься на Землю и, почувствовав под ногами почву, вернуться к истокам, то любовь, конечно же, предстанет как надстройка над инстинктом. Да, она принимает сегодня разнообразные личины, в том числе, «высокие». Да, занимая в нашей культуре почётное место, каждая из личин достойна описания, но в нашей теме после слова «инстинкт» можно ставить точку.

«Человек» звучит, разумеется, гордо, хотя и не всегда, но не будем же мы отрицать, что он относится к череде живых организмов! А говорить об участии высших сил в инстинктах живых организмов, связанных с репродуктивной функцией, как-то неловко. Даже у вирусов и бактерий главное – это сохранение вида. Сюда и направлена их деятельность, аналог которой – наша любовь.

Конечно же, автору при попытке сведения любви к репродуктивной функции пришлось бы наступить себе на горло. С другой стороны, немало сапиенсов, которые отнеслись бы к такому повороту спокойно. Они вообще испытывают идеосинкразию к упоминанию «небесной» любви, хотя испытываемое им придётся разъяснять – целостность таких натур не расщепляется на лишние слова.

Но есть и антиподы. Эти не приемлют упоминаний о физиологической стороне любви, морщатся и дают понять, что причастны только к высокому.

Что ж, любовь играет на разных регистрах, но даже Чехов (!), больше многих других приобщённый к высокому, употреблял слово «тараканить» и полагал, что кровать предпочтительней дивана.

Да-да, представьте себе, ни Чехов, ни другие глыбы российской словесности, скажем, Бунин и Набоков, не скрывали от читателя существования в жизни физической любви. И читатель, который, разумеется, не был до них осведомлён о такой любви ни сном, ни духом, с интересом вникает в то, как поворачивают эту тему мэтры пера. Но, как говорят в таких случаях, любим мы их не только за это.

Регистры любви распределены по индивидам и даже в пределах одной человеческой оболочки. Но при всей изменчивости чувства от индивида к индивиду, а у отдельного индивида – во времени, нам не нужно никаких усилий, чтобы вычленить в любви прозрачную эволюционную базу. И связана она не с небесным провидением, а с земным воспроизведением. И в этом нет решительно ничего плохого.

Озабоченность воспроизведением – естественный, даже один из главных, признаков живых организмов, и человек не исключение. Бушующие гормоны устремляют его к распространению копий своих генов, а по прошествии этой бури ценности пересматриваются. Правда, у некоторых из нас аромат, который мы связываем с «небесным» компонентом любви, исчезает медленнее, чем у других.

В отличие от человека, в отношении большинства видов говорить о небесном компоненте вообще не приходится, но для некоторых из них можно на всякий случай зарезервировать такую возможность. А уж селективность выбора и привязанность к партнёру свойственна многим. Самка стремится выбрать перспективного самца – более сильного и красивого, с особенно пышной гривой или особо ветвистыми рогами, изысканными фиоритурами песни, бьющей по глазам раскраской перьев и т.п.

Мы тоже не забываем о родстве с приматами и определяем биофизическое соответствие партнёра по косвенным гормональным признакам – внешность, сила, запахи, поведение и т.п. Это относится и к физиологической стороне ухаживаний и «брачных игр» – они позволяют оценить «комплементарность» партнёра – того, насколько сойдутся компоненты пазла, подходит ли он в биологическом отношении и, соответственно, насколько конкурентоспособными будут гены потомства.

Но человек на то и человек, чтобы по возможности всё усложнять. Неудивительно – мы продукт не одной только ДНК, но и НСК – наследственной спирали культуры (аббревиатура автора).

Любовь и культура

В избирательность нашей любви вплетено многое, и это притормаживает диктат гормонов. Нас уже не удовлетворяет простой любовный акт, как не удовлетворяют арифметика, полусырое мясо и простые музыкальные гаммы. Впрочем, это относится не ко всем, а любители бифштекса с кровью здесь не в счёт – тут припахивает игрой в брутальность древности.

В любви нам стали важны разноплановые проявления культуры, с учётом особенностей социальных групп, и в том числе, их ориентаций на «небеса». А поскольку ориентации различны, не кажется ли это Вам знаковым для нашей темы? Не продолжение ли это древних заблуждений с разными богами? Как Вы, читатель, представляете себе единую высшую силу, дифференцирующую любовь по регионам, – в чём тут может быть смысл? Это не приближается даже к дифференциации репродуктивной функции по видам, где смысл нетрудно объяснить эволюционным разнообразием форм и функций.

Но, вне зависимости от особенностей социальных групп, сила влияния культуры способна отодвинуть биофизическую любовь на второй план: гормоны подсказывают одно, а психика другое. Не отличающийся физическими данными кандидат может привлекать обаянием, умом, известностью и т.п.

И наоборот – вы можете встретить физически прекрасный «экземпляр», на который мгновенно откликаются ваши гормоны. Они подсказывают, что потомство будет, что надо, но при ближайшем рассмотрении он оказывается «неинтересным» и как потенциальный партнёр девальвируется.

Благодаря книгам и фильмам, мы накопили столько фантазий о любви, что, даже когда гормоны молчат, сорваться в неё нетрудно: «Любовь стоит на фантазии, как лунатик на карнизе» [2, с. 50] (С. Азинцев – литературный псевдоним автора, происхождение которого описано в книге [3]).

Культура может зайти и дальше. Все мы, особенно, молодёжь, живём в ожидании любви, и оно затягивается порой на годы. В такой ситуации культура не отказывает себе в миражах, и «Ожидание любви, в конце концов, становится любовью к ожиданию» [2, с. 223]. В подобном состоянии можно обратить внимание вовсе не на героя своей мечты и, не отдавая себе в этом отчёта, полюбить не человека, а саму любовь. Она становится выражением выпавшей тебе карты индивидуальной свободы, вырывающей из обыденности, ради «чего-то эдакого» [4].

Согласитесь, если во всём этом принимают участие высшие силы, то у них тут немало работы – им приходится подменять непосредственное влечение воображаемым. Придётся снова прибегнуть к самоцитированию: «Любовь – это разрешение отдать тело в аренду воображению» [2 с. 78].

Человек и сам способен почувствовать, что всё это не органично, но сможет ли он приписать происходящее влиянию высших сил?

Любовь как болезнь

И всё-таки вас может посетить истинная любовь, хотя это бывает нечасто. А она до такой степени выбивает из «нормы», что возникающее состояние вполне можно рассматривать как девиантное. Именно это и сделала ВОЗ в 2005 г., отнеся любовное влечение к разновидности заболевания (код заболевания F63.9)! Прежде всего, любовь поражает психику: «О недостатках предмета говорят по-разному. Если с идиотской улыбкой, то это – любовь» [2, с. 182].

Однако нарушенная психика совместно с гормональными сдвигами может влиять на многое. Вот далеко не самый яркий пример (из студенческих лет автора). После отмечания чего-то у снимавшего угол однокурсника, хозяин пошёл нас провожать – не столько «нас», сколько включённый в это «мы» предмет своего обожания. Его заболевание проявилось в том, что в тапочках на босу ногу он не замёрз на двадцатиградусном снегу, хотя шли мы добрый час, а до F63.9 никакой морозостойкостью он не отличался. При желании, он мог приписать этот результат высшим силам.

Бедный парень! (Или богатый?) Но что он такое, по сравнению с легендами о Клеопатре, царице Тамаре и со всякими «я жизнь отдам за ночь с тобой!» (тут ВОЗ опять права – косвенное покушение на суицид)! А возьмите название сборника любовных писем «Что движет солнце и светила» (Евг. Богат). Ни более, ни менее – «движет», и не что-нибудь, а громадный сгусток вещества, в котором протекает термоядерный синтез с выделением колоссальной энергии! Уж проще воображать себя Нострадамусом.

И всё-таки слишком «возвышенные» отклонения любви от её прямого назначения требуют отдельного кода заболевания. Они вступают в явное противоречие с интересами вида и вызывают озабоченность социума.

Озабоченность социума

В связи с распространением подобных отклонений, социуму впору бить в колокола, что в некоторых местностях и делали: по утренним улицам ходил «посланник Амура» с колокольчиком, звон которого призывал приступать к супружеским обязанностям.

С течением времени прямые указания «окультурили», завуалировав косвенной стимуляцией либидо. Наше общество перенасыщено образцами женственности и мужественности, косметикой, парфюмом, модой, фильмами и глянцевыми журналами: «Любовь – иллюзион: делением скучно» [2, с. 175].

В ухищрениях такого рода используют давным давно установленную причуду любви – она не терпит единообразия. Физическую привлекательность стимулируют побочные факторы, влияющие на нашу нелинейную эстетику, – при тех же объективных данных должно быть «что-то ещё». Вспомните «Остров пингвинов», где Анатоль Франс подметил острую реакцию на самку. Только что она была такой же обнажённой и доступной, как другие, но придумала прикрыть свои бёдра тряпкой.

А вспомните эксперимент этологов, в котором самец не вызывал у самки ни малейшего интереса, пока вокруг него не рассадили чучела других самок, и т.п. Что же тут удивляться изыскам, зависящим от региональных вкусов: девичьи ножки, уменьшаемые деревянными колодками до последней невозможности; накладные волосы на мужской груди; мучительные корсеты; кольца, охватывающие и вытягивающие женскую шею (без колец она уже и не держится), и т.п. Где-то женщине можно открывать всё, кроме лица, а где-то наоборот. Где-то мужчины качают бицепсы, где-то носят косу и кольца в ушах, а где-то совмещают их с бицепсами.

Как и во всём ином, «тело» социума реализует свои потребности и функции через индивидов, служащих его «рецепторами» и «выразителями», что будет обсуждаться в другом очерке. Что касается стимуляции либидо, то её осуществляют музыканты, художники, актёры и писатели. «Цветы сливы в золотой вазе», «Кама-сутра», «Декамерон» и «Опасные связи» – это отдельные брызги мощных приливных волн такого рода.

Чрезмерную разборчивость любви в какой-то степени компенсирует отсутствие у неё жёсткой «привязки» к своему роду-племени, а также к сезонной или иной цикличности. В противном случае возникло бы опасное для вида снижение объёма реализации репродуктивной функции. Озабоченность социума объяснима: ему нужны не трепетные «небесные» чувства, а деторождение. Ему чужды диалоги типа: «Почему вы не заводите детей?» – «Из любви к детям». Юмористическая составляющая такого диалога не компенсирует социальных потерь.

Так что повернёмся к «норме».

Брак

Принято считать, что «нормальная» любовь венчается браком. Чувствуете этимологический посыл – венчается? В этом слове недвусмысленный намёк на небеса, а верующий и без всяких намёков убеждён, что только там истинный брак и заключается.

Вообще-то, символизм брачных церемоний свойствен не только нам, например, дельфин навешивает на подругу украшения. А мы пляшем с бубнами у костров, устраиваем ритуальные возлияния и торжественные церемонии, например Ватикана, – инстанции, утверждённой в праве напрямую увязывать брак с высшей силой. Правда, это увязывание Ватикан практиковал порой изобретательно и своеобразно – его оргии XV – XVIII веков не уступали таким же у римских Цезарей и французских королей, которые хотя бы не пытались ссылаться в подобных забавах на высшие силы.

Впрочем, вряд ли стоит обсуждать такой Ватикан – он слишком лёгкая добыча не только для тех, кто верит в святость брака. С другой стороны, и те, кто верит, готовы поступиться принципами ради Ромео с Джульеттой, чувствуя, что «высшие силы» могут идти и мимо церкви.

Вообще, на сильном влечении, более или менее ведущем к браку, стоит столь значимая часть нашей культуры, что это заслоняет расщепление целостной репродуктивной функции и вынуждает некоторых, забывая об эволюции, вполне серьёзно обсуждать роль «небес». Между тем, виды, у которых пара сохраняет брачную привязанность на всю жизнь, есть и в животном мире – эволюция закрепила у них именно такую форму решения репродуктивных задач. Будем и у них это рассматривать как руководство свыше?

Вот что действительно трудно отрицать, так это то, что наш брак – это всегда идеализм, связанный вовсе не обязательно с небесами. Его проявляет либо один из «брачующихся», либо оба (исключая брак по расчёту): «В девках сижено – плакано, замуж хожено – выто» [5, с. 317]; «Несчастен фетишист, который тоскует по туфельке, а получает целую женщину» (Карл Краус, цитируемый М. Гаспаровым [6, с. 241]).

И вклад автора: «Женитьба – это не законченное решение не сформулированной задачи поиска неизвестного» [2, с. 32].

Многие романы построены именно на компенсациях семейной нелюбви посторонним увлечением и на разрушении брака. В этой связи не очень ясно, что такое «Анна Каренина» в программе школы. Похоже, социум до конца с нею не определился. Зачем там «проходить» этот роман? Зачем неокрепшему уму информация, что не «божественные слияния», а препятствия и страдания на пути к ним порождают наиболее яркие любовные проявления? Может быть, это способ «от обратного» – стремление привить неприятие подобных страданий? Не похоже. Но не могут же готовить юное поколение к тому, что счастье его ждёт только до брака, после брака или вместо брака. Зачем ему заранее знать, что «Вечная любовь – это промежуточная запись поверх предыдущей на том же носителе» [2, с. 112].

Нет, наверное, не «Анна Каренина» влияет на любовь современной молодёжи. А когда юное поколение утрачивает своё прилагательное, дозревает до брака и постепенно утрачивает надежду на высшие силы, то вынуждена повторить вслед за Дюма-сыном (которого в школе не проходят): цепь брака настолько тяжела, что нести её приходится вдвоём, а иногда и втроём.

Не всем дано это высказать в общедоступной форме – не в смысле сложности, а в смысле распространённости.

Влечение

Наиболее явно и остро любовь проявляется во влечении, но согласитесь: стремиться можно лишь к тому, что на дистанции, то есть от тебя отдельно, чего нет, но может быть. «СОЛЬ ЛЮБВИ: при сближении – отталкивание, при удалении – притяжение. Как и в молекуле соли» [2, с. 200]. Правда, если предмет любви слишком далеко, то влечение может вообще исчезнуть, как и при чрезмерном растяжении, когда упругая деформация переходит в пластическую, а далее – в разрыв.

Если же дистанцию сокращать, а потом и ликвидировать, если цель достигнута, то возникает неизбежная адаптация – невозможно бесконечно находиться на эмоциональном пике.

Все функции организма, включая психику, ориентированы на перемены, модуляции. Мы перестаём чувствовать температуру предмета, если она неизменна. Мы перестаём видеть даже яркий свет, если зафиксировать положение век, которые своими колебаниями модулируют его яркость. Поэтому, когда предмет влечения присвоен, стремление к нему исчезает: можно ли любить свою руку или свои губы? Удивительно ли, что «Любовь – это единственный сон с предсказуемым пробуждением» [2, с. 115].

Разумеется, сказанное относится лишь к эросу, физической стороне любви, да и то не в полной мере – даже в браке время от времени накапливаются «дистанции», а уж присвоить влекущие тебя душевные и интеллектуальные составляющие партнёра и вовсе невозможно. И слава Богу, даже если его роль в этом деле проблематична.

С влечением связано и некоторое, так сказать, технологическое противоречие. Эволюция работает случайными взаимодействиями, стохастично, её метод – пробы и ошибки, что относится и к выбору супруга. Здесь также случайные контакты, где ты не только субъект, но и объект перебора вариантов – на всякий случай ты должна (должен) нравиться всем. Однако после заключения брака объективная необходимость в этом отпадает, но сложившиеся паттерны сознания никуда не деваются – они инерционны. Это порождает проблемы, причём для женщин и мужчин разные.

Женщина в среднем быстрее, чем мужчина, переключается на «дом и очаг». Её репродуктивная нагрузка несопоставима с мужской, а это нагружает и бóльшей ответственностью. Однако если жена забывает о былой задаче нравиться всем, то зачастую перестаёт нравиться и мужу, у которого никуда не делись ни унаследованная от приматов полигамность, ни относительно более низкая ответственность по отношению к «очагу». И где же высшие силы? Им бы тут как раз и вмешаться, о чём они думают!

Брак как целое

Брак взаимодействует со своими составляющими по тем же принципам, что и другие системы – со своими: супруги делегируют целому часть своей суверенности и объединяются для решения общих задач. Брак – это связка альпинистов, карабкающаяся по горе социума: естественно, она более устойчива, чем каждый из них в отдельности.

В идеальном варианте супруги становятся друг для друга неотъемлемыми частями: взаимная поддержка, взаимная забота, рождение и воспитание детей и т.п. В отношении таких случаев социум может выдохнуть, расслабиться и передать свои функции на семейный уровень. Упрощаются задачи и у высших сил, ввиду сглаживания у супругов эмоциональных и физических пиков. Это неудивительно: время сглаживает даже горные пики.

Теплота, внимание, участие – можно, конечно, и в отношении подобного комфорта использовать термин «любовь», поскольку в нашем языке недостаточно оттенков. Но это явно уже не та любовь, которая, если и приземлялась, то не иначе как на котурны, а больше летала на гигантских крыльях, дыша стратосферой и «общаясь с богами». Здесь уже не то острое и даже разрушительное чувство, которое было далёким от халата, салата и телевизора и действительно походило на болезнь. Как выразился Остин, «пламени на смену придёт привычки предвечерний луч».

Но бывает и так, что и комфорт-то кажущийся, а в действительности всё куда менее оптимистично: «Брак – это единство противоположностей, дрейфующих к противоположности без единства» [2, с. 43].

Тут уж заикаться о высших силах вообще не приходится, но ещё труднее вписаться им в эту тему при полной свободе партнёров.

Социум и свобода любви

Строго говоря, любовь социуму вообще не нужна, а порой и вредна. Влюблённые совершают беспокоящие всех безумства, отвлекаются от работы, отвлекают других, матери-одиночки нагружают общество судебными издержками, домами ребёнка, социальными программами и т.п. А социуму (виду) необходим более простой катализатор рождаемости, несущий минимум дополнительных проблем. Не знаем, что об этом думают высшие силы, но социум и вообще поставил бы это дело на поток: стимул (чувство) – брак – потомство – стимул. Но с таким «сырьём», как человек – с его разнообразием направленностей и непредсказуемой сменой предпочтений, – наладить подобное производство непросто, особенно в тех обществах, где индивидуальные потребности стоят во главе угла.

В то же время, для не слишком свободных граждан есть оправдавшие себя заготовки. Они эффективно направляют гормональное брожение: семейные и групповые традиции; внушённые нормы морали; общественное мнение; материальные аргументы; театрализованные церемонии с подарками. Всё это временно гипнотизирует молодых, заслоняя от них суть происходящего, а социуму большего и не нужно – важен результат. Молодым незачем знать, что «Любовь «с первого взгляда» и «на первый взгляд» оказываются синонимами» [2, с. 112].

В отличие от них, свободным и экономически независимым влюблённым брак в принципе не нужен, а многим не требуется и рождение детей. Об этом свидетельствует грозный симптом – снижение рождаемости в развитых странах. Союзником социума пока остаётся женщина, в «органику» которой миллионы лет «вживлялось» ощущение слабости, уязвимости и экономической зависимости.

Экономически независимых женщин всё ещё немного, а склонных к браку мужчин меньше, чем хотели бы женщины. Мужчины, наверное, не реже женщин подвержены заболеванию F63.9, но социальное давление через «ответственность» и «долг», а также предполагаемые кем-то высшие силы влияют на них недостаточно.

Флуктуации брака

В некоторых сферах (киноиндустрия, большой спорт, шоу-бизнес) смена партнёров давно уже настолько типична, что стала постоянной пищей масс-медиа, как теперь ею стал харассмент, – по-видимому, для равновесия. Если добавить к этому однополые браки и распространение секса как развлечения, то бедному социуму можно только посочувствовать. (Кстати, такой секс свойствен и некоторым видам животных). Правда, в странах Азии и Африки отношение к браку и деторождению существенно иное, в связи с чем наметились демографические сдвиги глобального масштаба, рассматривать которые нужно не здесь.

Итак, в любви и браке соотношение практицизма и романтизма – вплоть до веры во вмешательство высших сил – варьирует в широких пределах. Высшие силы, по-видимому, пользуются тем, что в прекрасном состоянии любви никакое поощряющее вмешательство не помешает – не лишне допустить и их в качестве «вишенки на торте».

У оппонентов, правда, тоже есть «вишенки». Например, народное «от любви до ненависти один шаг» попадает, оказывается, «в десятку»: как недавно выяснили нейробиологи, эти диаметральные чувства активируют одни и те же нейронные группы, и даже их внешние проявления могут совпадать [7]. Тут в самый раз вспомнить о Лапласе, который в своих исследованиях (механики) «в концепции Бога не нуждался» (его ответ Наполеону).

В общем, мы не обнаруживаем достоверных свидетельств того, что в любовь вмешивается небесный надзорный орган, хотя это нисколько не отменяет тех чувств, которые «возвышают» нас над обыденностью. Просто следует иметь в виду, что от букета этих чувств до реального присутствия Амуров, в лучшем случае, неведомая дистанция. Впрочем, иметь это в виду вовсе не следует – зачем портить чувство его анализом? К тому же, иногда возникает и реальный запрос на включение высших сил в любовные сюжеты искусства и литературы.

Если же допустить, – задумаемся мы, – что «небеса» осеняют любовь только на время исполнения репродуктивной функции, то к чему тут тяжёлая артиллерия – не достаточно ли гормонов? Мы же не предполагаем, что в репродуктивную функцию насекомых вмешиваются высшие силы!

Да, не предполагаем. А у человека нет-нет, да предполагаем. Помните у Джека Лондона «Когда боги смеются»? Помните его героев, которые не хотели душить любовь объятьями и прийти к пресыщению. Что из этого вышло? Вот именно. Они не учли простой вещи: «Платоническая любовь – это всё то же самое, но начитавшись Платона» [2, с. 188].

Глубокая нежность, привязанность и чистота при подавлении страстного влечения приводит только к выгоранию – боги или не боги, а эволюционную основу любви обмануть невозможно. Другое дело, что «температуру» она может иметь разную. Можно отдаваться любви с прохладцей промежуточных вариантов, например «Не желаем любить ближнего без встречного желания» [2, с. 82]. Однако в целом диапазон её температур велик – от абсолютного нуля фригидности до температур горячих гейзеров и вулканической лавы, когда язык уже не повернётся назвать это «функцией».

Тут страсть, тут мы даже забываем, что наделены сознанием, и кажется, что нами руководит нечто извне. А это уже серьёзный повод кивать наверх, что предстоит обсудить в ближайших очерках.

Итак, страсть.

Страсть

Ну как говорить о страсти?! Это можно делать, только сдерживая страсть, – иначе нечего браться за перо…

Страсть – это губы и колени.

Она укорачивает нам жизнь ради её продолжения, но если бы противоречия страсти ограничивались только этим!

Неопределенность её цели камуфлируется расслоением страсти: спорт, карьера, коллекционирование, месть, а бывает, что и «убить время». Это уважительное приравнивание страсти к убийству не расшифровывает, однако, что именно скрывают под эвфемизмом «время».

Кто спорит, в любви мы взлетаем, но ведь, в конце-то концов, приземляемся на тот самый диван, о котором говорил Чехов. Или кровать. Пуританин, конечно, поморщится от упоминания этих неприличных предметов, но ведь и он (она) рано или поздно становится родителем своих детей и вряд ли морщится в процессе их производства, даже если оставляет максимум одежды и выключает свет.

Между прочим, к описанию страсти совершенно необходимо привлекать женщин – ничуть не менее, а, скорее, более тонких её знатоков. Они, правда, не так свободно высказываются в её адрес, но такова роль: у каждого она своя – «здесь вам не тут». Например, «Мужчина в любви прагматичен, но ревнует романтично. Женщина – наоборот. Поэтому они и составляют целостную систему» [2, с. 142].

Страсть как самоутверждение.

Как идея индийского храма.

Как компромат.

Страсть как товар.

Как мероприятие спецслужб.

Как дезинформация.

Страсть испытывать страсть.

Даже из сильно усечённого перечня ясно: утверждение, что страсть правит миром, преувеличивает её роль не кардинально.

Страсть как тема.

На этом, кстати (или некстати), паразитируют художники, писатели и иже с ними, включая в качестве «иже» автора настоящих строк. Как следует из самого наличия этих строк.

Страсть как творчество. Творчество как страсть.

«Любовь – это волны и смерч, и ветер в листьях, и ветер над пустыней» [2, с. 61].

Страсть правит миром. Но и мир правит страстью. В результате страсть стала разнообразно прихорашиваться и так далеко зашла, что потребовала аксессуаров. Некоторые из них сохраняют здоровье, но, в соответствии с принципом детального равновесия, убивают самоё страсть.

Уподобляясь, таким образом, жалящему себя скорпиону, страсть бунтует, сбрасывает наслоения и жадно припадает к своим истокам, что актуализирует дискуссию о разумности Homo и оставляет открытым вопрос о будущем страсти.

Греки правы – страсти мы, наверное, уподобляемся богам, что бы под ними ни понимали. Богам? Ну да. Вот только однолюб отличается от ловеласа биохимией. Химией? Ну да. И всё же, какие уж тут насекомые! Вы посмотрите, сколько у нас всего по сравнению с ними! Но результат-то один? Или не один? А если не понятно, то на что мы ссылаемся? Правильно.

Послесловие

Если, несмотря на предупреждение, Вы, дорогой читатель, восприняли этот текст как очерк о любви, то наверняка у Вас послевкусие неудовлетворённости. Но позвольте – ничего иного ведь и быть не могло, поскольку: а) это очерк не о любви, а о присутствии в ней высших сил; б) сколько ни люби и сколько ни говори об этом, а без подобного послевкусия это не любовь.

Литература

Айзенцон А.Е. И снова о смысле. https://nkontinent.com/i-smova-o-smysle/

Азинцев С.Е. Фононы. Собрание сочинений: в 3-х т. Т. I. – Рязань: Пресса, 2006. – 368 с.

Айзенцон А.Е. Частный взгляд на историю. – М.; СПб.: Нестор-История, 2018. – 336 с.

Айзенцон А.Е. О реинкарнации в новом свете. Часть 1. Сад камней. https://kontinentusa.com/o-reinkarnacii-v-novom-svete/ (https://kontinentusa.com/o-reinkarnacii-v-novom-svete-2/)

Даль В. Пословицы русского народа, в 2-х т. – М.: Художественная литература, 1989. – Т.1. – 431 с. – С. 183. https://imwerden.de/publ-5759.html

Гаспаров М. Записи и выписки. – М.: Новое литературное обозрение, 2001. – 416 с. https://royallib.com/book/gasparov_mihail/zapisi_i_vipiski.html

Сапольски Р. Биология поведения человека. Курс лекций. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://tjournal.ru/science/84155-vse-25-lekciy-stenfordskogo-kursa-professora-roberta-sapolski-biologiya-povedeniya-cheloveka?fbclid=IwAR3QgPNjpSDQ92_-olKQiANqhb4MXSwzRnEb1Ntt_92rY1tWVUI4JUSyVec (дата обращения: 19.02.2019).

Продолжение следует