Николай Тютюнник | СТАРИК И ГОРЕ

СТАРИК И ГОРЕ

Новелла из цикла «Серая зона»

Старик давно разменял восьмой десяток, но на вид  был еще достаточно крепок, с большими и широкими в кисти руками, покрытыми синими шрамами, которые оставляют куски угля. Он действительно почти до самой пенсии проработал на отбойных молотках, на крутопадающих пластах, где, кроме прочих болезней, заработал и вибрационную. Поэтому, случалось, не мог удержать в руке обыкновенную кружку: рука дрожала, пальцы безвольно разжимались. Это и злило и обижало, и вызывало недоумение: куда ж девается в такие минуты его недюжинная, как было смолоду, сила? Лапища такая, что, сидя, бывало, в компании,  запросто охватывал ею трехлитровую стеклянную банку и, будто из обычной бутылки, разливал в стаканы пиво. А сейчас не удержать и сто грамм…

С годами старик полюбил тепло, особенно печное – сухое, пахучее, какое бывает от хороших сухих дровишек. И когда в частный сектор проводили природный газ – печку в своем флигельке не выбросил, любил в холода посидеть перед ее не плотно прикрытой дверцей, пуская в эту щель струйку табачного дыма. Дверца была горячей, исходящее от нее тепло ласково щекотало его руки и лицо, и старика клонило ко сну. Засыпать-то, конечно, он никогда не засыпал, что ж он – совсем немощный? Просто сидел, думал, вспоминал… Ведь позади целая жизнь. А теперь и вовсе голова кругом: война пожаловала. Что ни день, – обстрелы, разрушения, смерть… Да и обстановка в городе такая, что не каждый выдержит.

Сын не выдержал и, забрав семью, выехал, оставив их с матерью на младшую сестру, живущую на соседней улице. Да и как ему было оставаться, если сначала у него отжали бизнес, а потом и вовсе стали угрожать, требуя деньги. А старик так гордился сыном, который не пошел по отцовским стопам, не стал гробить себя в шахте, на семисотметровой глубине, а начал с простого автослесаря и с годами дорос до директора автопредприятия! А позже вообще стал председателем какого-то там ЧП, что поначалу настораживало  не слишком осведомленного старика: «чрезвычайного происшествия» что ли? Однако загадочное ЧП начало приносить сыну, а стало быть, и всему семейству неплохие доходы, и старик еще больше возгордился своим Володькой, тем более что и работавшие под сыновьим началом люди были вполне довольны своим шефом.

Но вот уехал, махнув рукой на  новую благоустроенную квартиру. И ежедневно звоня по мобильному, зовет их на Днепр, в соседнюю область, где люди как жили, так и живут, не зная ни обстрелов, ни разрушений. Но куда его ехать, если «добрые» люди уже через месяц здесь весь двор растащат! Слышал ведь от соседей, что в город начали возвращаться всякие  ранее осужденные уголовники. И тянут из пустых квартир, что только вздумается.

Старик притянул покрепче входную дверь, прошел к печке, сел на низенький, но крепкий табурет. Рост у него тоже под сто девяносто сантиметров, поэтому даже сидя на этом табурете, приходилось гнуться, чтобы увидеть  горящие в пламени чурбачки. Гнулся когда-то в три погибели и в шахте, на тонких и пологих угольных пластах, пока не перешел на другую шахту,  на круто падающие. Там технология выемки угля другая, исключительно отбойными молотками. На руки, может, и тяжелее, однако же, не на коленях, не согнувшись под каменной «кровлей».

Дрова в печке успели прогореть, наполнив флигелек уютным теплом, так что на вечер ему хватит. А спать пойдет в дом. Жена не любит оставаться на ночь одна.

Посидел, поглаживая ладонями высоко поднятые колени, которые тоже ласково щекотало печное тепло. Вот перегорят дровишки и можно двигаться в дом, на боковую, хотя старик с большим бы удовольствием остался во флигеле, на старой железной кровати. Как это было прежде, до войны. И в это время во дворе залаял Джульбарс.

Старик замер, напрягая слух. Это ведь в прежние время он никогда не обращал внимания на лай своего песика: и люди частенько проходили мимо, и собачонки бегали. А теперь и днем редко кого увидишь, а вечером и подавно все сидят по домам, за тремя замками и запорами. Так что и лаять умному песику вроде бы не на кого. Может, кошка пробежала?

Но у «кошки» оказался грубый мужской голос.

– Да пош-шел ты, сука-а, а то как дам!..

Старик тут же поднялся, поскрипывая коленями, и пошаркал к двери. Кто это там такой деловой?! Да еще грозится!

– Это кого там?.. – сурово крикнул с порога, пытаясь рассмотреть стоящего у забора человека. – Что надо?

Мужчина сменил тон.

– Да я к вашему сыну! Он здесь?

Старик не стал прятаться, шаркая галошами, прошел к калитке. Незнакомец был сравнительно молод. Наверное, ровесник его сыну.

– Нет его, – сказал старик. – Он выехал. А что надо?

Старик и в молодые годы был не слишком-то вежлив, обходился без «спасибо» да «пожалуйста», а в преклонном возрасте вообще выглядел суровым. И даже продолжал материться, используя свое излюбленное  выражение «в горе мать!»

– Что надо? – усмехнувшись, переспросил парень. – Да ничего не надо. Повидаться хотел. Я у него в гараже работал. Может, пустите в хату? Погреюсь немного.

Старик все-таки задумался, но согласился.

– Ну, зайди, если даже в октябре мерзнешь.

Парень пропустил колкость и, поглядывая на урчащего Джульбарса, прошел во двор.

– Во флигель, – указал старик. – В доме у меня жена больная.

При электрическом свете парень выглядел старше, чем показалось вначале, коротко стриженным, с заострившимся носом. Из тюряги, что ли, подумал старик, не зная, что в последние годы многие носят такие вот «прически» под ноль.

Присесть парня не приглашал, да тот и не ожидал приглашения. Тут же плюхнулся на стоящий у столика табурет, вытянув на половину комнаты ноги. По всему видать, набегался. Старик присел на скрипнувшую кровать, молча поглядывая на гостя.

– И куда же он выехал? – спросил парень, внимательно разглядывая старика, который был одной фигуры и одной внешности с сыном. Только с большой разницей в возрасте.

Старик с ответом не спешил. Не на допросе. Да и было бы перед кем отчитываться…

– В соседнюю область, – наконец ответил он. – Там никакой войны.

– А фирму, что же, закрыл? – тут же с вызовом спросил парень. – Машины с собой увез?

Похоже, этот вопрос интересовал его более всего.

Старик не отвечал, догадываясь, что вечерний гость пришел не с добрыми намерениями.

– Что молчишь? Машины, говорю, угнал?

Старика это уже начало раздражать.

– А тебе какое дело до его машин? Может, угнал, а может, вообще продал. Тебе-то что?

Парень как-то по-птичьи встрепенулся, зашарил глазами по хорошо натопленной комнатушке и снова остановил взгляд на старике.

– Слышь, дед, а выпить у тебя есть?

И тут же пропустил ладонь под свою дрянную курточку, потер худую цыплячью шею. Словно его измучила какая-то жажда.

Старик тут же догадался – какая. Сам он, по причине возраста, давно не употреблял, но помнит веселые шахтерские компании, когда они порой набирались до чертиков, а поутру маялись похмельем. Видать, на похмелюгу было сейчас и этому, хотя на дворе не утро и не день, а свежий осенний вечер. Видно, где-то прошатался, а может, и проспал, а теперь ищет опохмелиться.

– Откуда у стариков, в горе мать? – скрипуче проронил старик. – Если хошь, есть растирка, на спирту…

Хотел съязвить, но парень иронии не заметил.

– На спирту? А не отрава?

Старик хмыкнул.

– Да не умрешь. Разве что прос…решься.

Поднялся с кровати, потянулся к висящему на стене шкафчику. Привычно вытащил наполненную коричневой жидкостью чекушку. И поставил ее перед гостем.

Парень снова заерзал на табурете, с вожделением рассматривая маленькую бутылку. В предвкушении опохмела, начал потирать руки.

– А стакана у тебя нет?

Старик снова полез в буфет, вынул большой граненый стакан, подул в него. Видно, не часто пользовался.

– Что тебе – и закусить? – недовольно посмотрел на гостя. – Здесь ничего съестного нет. Нужно в дом идти.

– Ладно, старый, обойдемся. Вода тут у тебя бежит?

– Вода бежит. Хошь – из крана, хошь – из ведра набирай. Она свежая.

Парень взял чекушку, вытащил пластмассовую пробку, налил себе полстакана. По комнатушке поплыл запах спирта и каких-то трав.

– Ну, будь здоров…

Выпив, сжал зубы и тяжело засопел, словно опасаясь, что выпитое не приживется и полезет назад. Но выпитая им настойка, видимо, оказалась сговорчивой, хоть и крепко обожгла ему рот и гортань и даже потребовала чистой и холодной воды. Парень схватил стакан и подставил его под кран, под тугую струю.

Пока запивал, спирт успел побежать по его жилам, крепко обволочь мозги.

– Уф-ф, ну ты, дед, даешь! – довольно выговорил он, смахивая на пол оставшиеся в стакане капли. – Еще никогда так быстро не опохмелялся. Ик!

Старик молчал. Говорила ему жена: перестань каждый раз вспоминать то горе, а то накличешь его! Что теперь с этой пьянью-рванью делать?

Гость повеселел, снова умостился на табурет, полез в карман за куревом. Пока с трудом вытаскивал пачку из кармана куртки, глаза его блаженно блуждали по потолку. А вытащив, лихо закурил, пуская дым прямо перед собой.

Старик  курил по сей день, не в силах отказаться от этого зелья.  И сейчас  табачный дымок  казался ему несказанно приятным.

– Ну, покури и давай с Богом, – сказал он гостю. – А то мне нужно к жене идти.

Парень ловил кайф, пребывая в самом блаженном состоянии. Видать, ему действительно было на крепкое похмелье. Старик присмотрелся к нему, повторил:

– Слышь, что говорю? Покуришь и иди себе с Богом, а мне нужно к жене.

Гость словно очнулся, удивленно повел глазами, словно не сразу сообразил – кто и кому это говорит. Наконец, понял.

– Ты что – старый, ох…ел? Куда я пойду? Я никуда не пойду! Я к твоему сынку пришел, должок за ним имеется.

– Какой еще должок? – еле сдерживал себя старик. – Что он мог тебе задолжать?

– Хороший должок!  Или ты думаешь, я ему спущу, что он меня с работы выгнал?

Старик с ненавистью смотрел на него.

– Ты глянь, падла, каким олигархом заделался! – тяжело ворочал языком гость. – «Мерседес» у него, автобаза собственная… А других, значит, на нары?! Нихре-ена-а, за все теперь ответит! И добром поделится. Я не один, понял, старый? Уже вся наша бражка откинулась, наводим в городе порядок. Наведем и у тебя!

Не докурив, положил горящую сигарету на краешек стола и снова налил себе полстакана. Но прежде чем выпить, подошел к ведру с водой. Знал, что   внутри его снова запечет.

– Так ты что – собрался здесь жить? – глухо спросил старик.

– А ты что – против? – недобро оскалился гость. – Здесь у тебя тепло, светло и мухи, хи-хи, не кусают. Соседи самогон не гонят?

Он снова выпил, посопел, запил холодной водой. И, заметно покачиваясь, прошел назад, к столу.

Старик сидел, опустив голову. Как бы ему хотелось сейчас сбросить все свои годы и стать ровесником этому долболобу! Даже не ровесником, даже лет на десять старше! Все равно бы скрутил эту падаль в два счета и вышвырнул за калитку. А то бы и челюсть одним ударом вывернул. Эх-хе-хе-хе-хе…

Гость, казалось, окончательно захмелел, сидел покачиваясь. И даже поскрипывал зубами.

– Я сейчас еще хату твою проверю, – прошипел он. – Гляну, как олигархи живут. А может, вообще у тебя всей бражкой поселимся. Когда вместе – оно веселей.

Он попытался подняться, даже оперся руками о стол, но не смог. Настойка оказалась слишком крепкой.

Поднялся и старик, высоченный, жилистый, хоть и слегка сгорбленный.

– Не нужно сейчас никуда ходить, – сказал изменившимся от обиды голосом. – Утром посмотришь. А сейчас ложись вон на кровати. Спи.

Затем прошел к печке, подкинул дровишек и, закрыв металлической задвижкой дымоход, вышел из флигелька.

В спальную, где лежала жена, не заходил, стоял в веранде, глядя через оконное стекло на флигель. Может, вернуться да открыть задвижку? Все-таки живая душа, хоть и сволочь порядочная. Но тут же представил, как уже завтра в его дом пожалуют такие же омерзительные личности, начнут рыскать по комнатам, искать деньги,  даже издеваться… Да что ж он, в горе его мать, не имеет права себя защитить?! Не имеет право защитить  жену?

Плюнул, неумело перекрестился и закрыл на ключ входную дверь.

Утром труп окочурившегося от угарного газа уголовника, взяв за руки-ноги,  закинули в кузов специальной машины. Закинули, как какой-то мешок или деревянную колоду.  Бух! – и все.

Старик в это время сидел в хорошо проветренном флигеле и даже не вышел за калитку.

Николай ТЮТЮННИК