Чуть ли не каждое ньюйоркское утро начинается у меня теперь с нового стихотворения москвича Евгения Лесина. И то сказать, я присоединился к несметной армии его фейсбучных читателей и по-читателей сравнительно поздно – года два назад, зато знаю не меньше, а может и глубже других этого самого мною читаемого поэта из современных и живых.
Из породы семядисяхнутых
Первое – что запозднился – связано с тем, что с эмиграцией я выпал из гнезда текущей русской литературы и наблюдаю за ней от случая к случаю, вприглядку, издалека, через океан. Зато второе – что пошел в обгон его фэнов и фанатов – в прямой связи с моей советской еще профессией литкритика, который потом, в Америке, переквалифицировался в прозаика, мемуариста, эссеиста и политолога: почему не тряхнуть стариной и заняться Евгением Лесиным профессионально, вплотную, в упор? Тем более, я спец именно по стихам, тиснув в периодике по обе стороны Атлантики, а потом в моих книгах портреты поэтов, которых знал лично и близко – Бродского, Евтушенко, Межирова, Мориц, Окуджаву, Слуцкого и прочих. Как раз моего нынешнего фаворита знаю только заочно, хотя между нами и наблюдается нечто вроде виртуального броманса на фейсбуке, где мы с ним френды. И это несмотря на возрастной – больше двадцати лет разницы, и разрыв в поколениях, который оказался на поверку мнимым. Вот стих, в котором Евгений Лесин открещивается от своего поколения, а заодно и от модных шестидесятников:
Шестидесятники – фантасты.
Семидесяхнутые мы.
Потом пришли восьмидерасты,
Смущая слабые умы.
А девяностые – лихие.
А в нулевых нулевики.
У нас так весело в России,
Что можно сдохнуть от тоски.
На редкость точные, пусть и иронические, характеристики, а лично мне особо приятно, что Лесин, которому в семидесяхнутые было всего от пяти до пятнадцати лет, приписывает себя к поколению, к коему мы с моим соавтором и по совместительству женой Леной Клепиковой принадлежим вместе с нашими друзьями – Бродским, Довлатовым, Шемякиным. Что ж, нашего полку прибыло – спасибо Лесину. В подтверждение и в продолжение этой, наперекор паспортному возрасту, поколенческой привязке, Евгений Лесин делает заявление, более уместное, казалось бы, в устах septuagenarian’а, вроде меня, ан нет! В самом деле, что для нас минувший век?
Да не прячьте вы взгляд виноватый.
Наплевать нам на времени бег.
Прошлый век – все равно не XX-й,
А еще XIX век.
Трагическая изнанка
Не потому ли мы с ним чаще всего на одной волне – в оценках, мнениях, взглядах, вкусах и, что важнее всего – в реакциях на ход мировой истории в ее каждодневных проявлениях, а Евгений Лесин именно каждодневный поэт и держит руку на пульсе своей страны. Разумеется, как русский писатель и американский политолог, я слежу за событиями у меня на родине по российским и зарубежным СМИ, но из всех окон в Россию самым надежным полагаю лесинское, о чем бы поэт не писал – о «народе повышенной лояльности», «фестивале во время чумы», «Не люблю я ваши праздники,
Ритуалы не по мне», «Чтобы Родине изменить, Надо все же на ней жениться» и прочие прикольные, наповал, суперные, упоительные, а то и шедевральные строчки.
Как будто Лесину не дает покоя судьба Грибоедова, а тот идиоматически обогатил русский язык своим «Горе от ума», добрая половина стихов которого стала пословицами и поговорками. Вот и у нашего поэта чуть ли не в каждом стихе – крылема, мем, суперметафора. Типа «В морг пошел работать трупом», «Любить иных – тяжелый могиндовид», «Если Тушино не город, Значит Волга не река», «Опять Суперлуние вроде. Да только не видно Луны», «Плевать на Страшный суд. И так я весь изранен» и проч. Прошу прощения, конечно, за заокеанский эстетизм. Однако вне формы нет содержания, а тут остроумные формулы под стать событийной остроте. А события на моей родине я воспринимаю на сопереживательном уровне –с грустью, тревогой и возмущением, и они меня цепляют ничуть не меньше, чем то, что происходит в стране, натурализованном гражданином которой я теперь являюсь. Однако не только по этой причине поэзия Евгения Лесина мне близка, и я ставлю ее так высоко, вровень с Сашей Черным, Николаем Олейниковым и другими лирическими парадоксалистами. Его сюжеты не только чрезвычайно актуальны, на злобу дня, но и эмоциональны, трогательны. Какая там «муза пламенной сатиры», скорее смех сквозь слезы – лот его поэзии достигает иногда философической глубины. Лесинский постулат «Поэзия должна быть без трусов» того же иронического плана, что пушкинский «Поэзия должна быть глуповата».
Поэзия Лесина насквозь цитатна, но это скорее пародийный центон. Если пародия трагедии – комедия, то пародией комедии будет трагедия, да? Вот вам триада почище гегелевской: пародия пародии возвращает нас к оригиналу, не слабо? Лесин только притворяется шалуном и затейником. У него наоборотная эстетика – его стихи далеко не всегда буквальны, часто их следует понимать в противоположном смысле. В общеизвестном смысле, что в действительности все иначе, чем на самом деле.
Как-то невесело от иных его стихов – некоторые вызывают скорее содрогание. А сам он ссылается на Тэффи: «Анекдот, в котором живешь – трагедия». Эпатажный, ерничающий, хулиганский, хунвейбинский стих Евгения Лесина – это все на поверхности, прием, маска, а за ней трагическая гримаса:
Закрыть глаза и покориться стаду,
Шептать себе: терпи, не умирай.
В аду никто не плачет. «Слава аду!» –
В аду кричат. И проклинают рай.
Tourdeforce! Емкий, точный, полисемичный, сильный, страшный, бескомпромиссный стих. На одном дыхании. Не прямоговорение, а иносказание. Метафора современности. Прорыв, взлет над собственным регулярным среднестатистическим проходным стихом, который тоже, по большей части, на уровне. Перечитал несколько раз, знаю теперь наизусть. Не сравниваю, но когда-то в Питере на меня схожее впечатление производили стихи Бродского про «отечество белых головок», которые он нам читал. Пусть парадокс, но я так думаю, что само существование разного рода безобразий, беззаконий и прочей блевотины оправдано, если оно служит причиной таких классных стихов:
Не любили мы к стенке припертых.
И не знали дороги кривой.
На Гражданской мы были за мертвых,
За живых – на Второй мировой.
Ничего нам в итоге не светит,
Если вдруг разобраться всерьез.
И никто никогда не ответит
На не заданный, в общем, вопрос.
Антилетописец эпохи
Не могу сказать, что всегда в адекват сюжетам и образам Евгений Лесина. Иногда не в контексте ввиду личной непричастности. К примеру, «крымнаш» и дикобразу понятно, а споры об инновации или озеленении столицы – в деревянное ухо: не врубаюсь. Как говаривала Петрушевская, для своего круга, на который Лесин и ориентируется, а потому к его фейсбучным стихам выстраивается хвост комментов. Недаром одна из трех его последних враз изданных книг (а всего их у него, наверное, с дюжину) вышла в сериале «Лидеры мнений», каковым он и является. Вечность влюблена в произведения времени, как не я сказал.
Однажды я даже попал впросак, решив, что у Лесина опечатка: боНба вместо бомбы. Автор тут же пояснил: если ядреная, а не ядерная, то – бонба. В другом стихе Лесин пожалился на московский снегопад. Тут уж я не выдержал: «А мы в НЙ ностальгически по снегу тоскуем. В эту зиму немного подфартило, а теперь снова бесснежно. У нас тут в городе (не по всей стране, понятно) только два полноценных сезона – чудная, хоть и короткая, весна и бархатная осень. Но мы-то привыкли в Москве и Питере к четырем! Отсюда наши регулярные броски на север из удушающего в августе Нью-Йорка – Новая Англия, Канада, Квебек».
Евгения Лесина, этого антилетописца своей эпохи, тянет цитировать и цитировать. Что я постоянно и делаю в своих статьях и книгах. Тем более, когда этого его заносит на нашу тематическую территорию. Того же Трампа взять, про которого мы с Клепиковой выпустили в Москве книжку впрок – еще до прихода его в Белый дом, а после инаугурации регулярно публикуем статьи в СМИ по обе стороны океана. А тут вдруг читаю у Лесина, что «Трампа не задушишь, не убьешь,Он сам, как синагога для народа». Смешно. Дальше и вовсе блеск, хоть Трамп, конечно, маргинален, сбоку припека русского сюжета:
Мошна чиста, пуста корчма.
А в новостях такие драмы:
И Трамп уже обамей чма,
А может, даже чмей обамы.
С двух последних строчек я и начал свой очередной политологический опус в МК.
Или такой пример – печальный. В Москве я соседствовал по «Аэропорту» и тесно дружил с поэтом Таней Бек, переписывался с ней из Нью-Йорка, встречался во время моих кратковременных набегов в столицу в 90-е, а потому со страшной силой переживал ее самоубийство, до которого она была доведена остракизмом и травлей товарищей по литературному цеху. Ну да, отчужденное убийство. Глава о Тане в моей мемуарной книге «Памяти живых и мертвых» так и титулована – «Убийство в Розовом гетто» (так называли писательские дома на Красноармейской и Черняховского). И тут вдруг узнаю из книги моего семядисяхнутого «Лесин и немедленно выпил», что он учился у Тани Бек в Литинституте и написал посмертно два хороших о ней мемуара. Однако мороз по коже, когда я прочел посвященный ей стих – один в один с моей концепцией ее насильственной смерти, а потому привел две эти строчки в моей книге:
И если б тогда вас не съели одни,
Сегодня бы точно убили другие.
Поэзия без трусов, а поэт без кожи?
Как и многие юмористы – от Зощенко до Довлатова, наш поэт, судя по всему, человек чувствительный, незащищенный, уязвимый к обидам,тонкокожий. А то и вовсе без кожи, а не только без трусов. Может, потому и без трусов, что тонкокожий: ему нечего скрывать и нечего стыдиться? Несмотря на то, что школа жизни у него – ого го: работа химиком в котельной, служба в армии, учеба в институте стали и сплавов и проч. Только вот «как закалялась сталь» (идиома, а не название известной когда-то книги) – не про него. Не закалилась, или закалилась недостаточно. Любимый мем Лесина «Не паниковать», обращенный к френдам на ФБ, на нем самом не срабатывает. Или это работа в литературе – не только поэтом и критиком, но и редактором литературной периодики («ЛитОбоз», «ExLibris») – сделала Евгения Лесина таким ранимым? Литература еще то минное поле – знаю по себе. О эти страсти роковые…
Что-то тяжко мне от ваших катавасий.
Неуютно бестолковыми ночами.
С подлецами не бывает разногласий.
Не бывает разногласий с палачами.
Вы убийцы, натуральные бандиты.
Ну какие тут полемика и споры?
И не врите вы себе, что из элиты.
Вы из шайки, а еще точнее – своры.
Зазвенели ваши тройки бубенцами.
За моря пошел куда-то Афанасий.
Не бывает разногласий с подлецами.
С палачами не бывает разногласий.
Добрым молодцам науки – не науки.
Населению колючка и баланда.
Не бывает разночтений, если суки,
Если все вы тут расстрельная команда.
Вот как крик души становится высокой поэзией. Под стихом примечание автора: «Ну, не могу я не отвечать, не могу «не обращать внимания». Испытываю физическую боль от каждого оскорбления. А очередной «ответ» является чем-то вроде молитвы, что ли. Короче, иначе совсем худо было бы».
Я догадывался о первопричине его обиды, тем более был к ней, боюсь, косвенно причастен – нет, не в качестве обидчика (пусть говорю загадками, но не хочу вдаваться в подробности), а потому не выдержал и оставил ему в утешение свой коммент на ФБ, сославшись на письмо читателя в ответ на поношения и клевету уже в мой адрес – авось, поможет: «На стезе, что ты выбрал, надо укутываться в к-н нано-технологической клобук: чтобы был тверд, как керамика, прочен на прострел, как кевлар, скользкий, как тефлон. Но я такого материала не знаю».
Евгений Лесин любит применительно к себе приводить в разных вариациях знаменитуюметафору Паскаля: «Шагаю мыслящей тростинкой / Среди замученных терпил».
Шагай, мыслящая тростинка, и дальше в этом сумрачном лесу и сумеречной зоне.
Владимир Соловьев, Нью-Йорк
Евгений Лесин. Стихи
* * *
Не ешьте повидло над клавиатурой,
Принцесса, наяда, дриада моя.
Иначе вы будете полною дурой,
И слов не польется витая струя.
Все кнопочки слипнутся, слипнется попа.
Ну с попою – ладно, зачем вам она?
Но кнопочки, кнопочки… О Каллиопа!..
О милая нищая наша страна!..
О счастье!.. О горе!.. О грохот разлуки!..
О груди невинной весталки моей.
Повсюду какие-то злобные суки
Глядят плотоядно из кущ и ветвей.
Не ешьте повидло над клавиатурой,
Иначе накличете сразу беду.
Не спорьте, русалка, вы с прокуратурой,
Топитесь, русалка, в ближайшем пруду.
* * *
Вся в цветах душистая аллея.
Крысы не уходят с корабля.
Весело в Кремле у мавзолея,
Скучно в мавзолее у Кремля.
Многоженство там и многомужье,
Свальный грех и промискуитет.
Тоже мне холодное оружье,
Царь-парад и царь-кабриолет.
В небесах торжественно и чудно,
Приуныл почетный караул.
Старое космическое судно
Метко разбомбило наш аул.
У Мальвины сын от Бармалея
А у Карабаса паралич.
Сталин танцевал у мавзолея,
Мирно подпевал ему Ильич.
* * *
Все бы им сидеть в палате лордов,
Все бы говорить с трибуны басни.
Ничего противники абортов
Не имеют против смертной казни.
Совесть их не мучает ночами.
Совесть, как известно, просто сказки.
Хочется побыть им палачами,
Вот и все, а прочее – отмазки.
Хочется побыть им чикатилой,
Только безнаказанно, конечно.
Что ни говори отчизне милой
О душе – все будет безуспешно.
Что душа? Одно сплошное горе.
Бесполезно мазать горе йодом.
Истина опять утонет в споре
Вместе с философским пароходом.
* * *
Куда ни глянь – мессия на мессии,
Зайди в любой непафосный притон.
А мы таких мессий всегда месили,
Закатывая ликами в бетон.
Таких мессий не надо нам и даром,
Таких мессий у нас, как саранчи.
Давайте их добьем одним ударом,
Пока у нас остались калачи.
Пока они не съели наши булки,
Пока они еще не съели торт.
За нас, братва, за наши переулки,
За красоту неоновых реторт.
Забей заряд в пустую пушку туго.
Забей на все, мессия разрешил.
Баклуши бить и бить слепого Хьюго,
И ворошить останки ворошил.
Дави мессий, дави авторитетом,
Лови момент, не спи на брудершафт,
Круши клише дуэтом и квартетом,
Кроши гроши империй и держав.
Что наша жизнь? Игра в одни ворота.
Снимай чулки, колготки и носок,
Гони мессий, гони до поворота,
Пока они не выпили наш сок.
Пока они не выиграли сотни,
И сотни тысяч бежевых ботфорт.
За нас, братва, за наши подворотни,
За красоту, за негу, за комфорт!..
* * *
Зачем, собака, воешь на Луну?
О чем тут выть холодным зимним утром?
Хозяин умер? И в мирке уютном
Все корабли отправились ко дну?
Вселенная за тысячу рублей
Расширилась, погибла, впала в кому?..
Мешая равнодушию людскому,
Перечисляя список кораблей,
Собака воет. Ветер донесет.
Доносчик-ветер, ветер-завывала.
В глуши Водоотводного канала
Не ценятся ни слава, ни почет.
Темнеет рано, в светлые часы
Еще темней… Где снег, где освещенье?
Собака воет, уткам развлеченье,
И бог глядит со встречной полосы.
* * *
Девчата, ребята,
Приветы да пока.
Цыплята, цыплята,
Цыплята табака.
Не надо щекотки
На внутреннем дворе.
Красотки, красотки,
Красотки кабаре.
И пиво налито,
И водка налита.
Элита, элита,
Элита, гопота.
Кварталы, районы,
Массивы и т.д.
Масоны, масоны,
Масоны, быть беде.
Какие легенды!..
Подумай о себе.
Агенты, агенты,
Агенты КГБ
Закуски, напитки,
Аренда, все подряд.
Шахидки, шахидки,
Идут на гей-парад.
Охрана и стража,
Аренда скреп души.
Продажа, продажа,
Элитный крепдешин
Я вряд ли осилю,
Куда теперь нам плыть?
Россию, Россию –
Понять бы да простить.
Разбита столица,
Улучшили прогресс.
Больница, больница,
Больница МПС.
Ну, и т.д.
* * *
В Гондурасе запретили интернет.
В Никарагуа в суды вернули дыбу.
Чистый пруд не замерзает. Снега нет.
А Россию заморозили, как рыбу.
На трамвае по Бульварному кольцу.
Дело в шляпе, небо в клетку, руки в гору.
Подлецу, оно известно, все к лицу.
И все впору обстоятельному вору.
И в казне у нас достаточно монет.
И вожди у нас достаточно плешивы.
Чистый пруд не замерзает. Снега нет.
Утки крякают. И мы пока что живы.
* * *
Куда ты мчишь, наездница, верхом?
Зачем тебе, о нимфа, столько сала?
Алкей писал сапфическим стихом,
Алкеевой строфой Сапфо писала.
Какая красота, какой манеж,
Какой пассаж, какие пассатижи.
Какой пассат, какой вам Зарубеж?
Тут речь о государственном престиже.
Мы вышли на пленер и на простор,
Дриада, где же ваше одеяло?
Опять у Посейдона триколор
В руке, а не трезубец, как бывало.
Забудьте о безвременье лихом,
Когда держава корчилась в маразме.
Алкей писал сапфическим стихом,
Спафо его клеймила за харассмент.
* * *
Вы сидите уютно, пьете кофе элитный.
Вы шикарная шмара, муж у вас пидарас.
Ну а я на автобус (у меня – безлимитный).
В чебуречную «Дружба» я поеду сейчас.
Сколько ласковой неги в вашем счете рублевом,
Ваш отец подполковник, ваша мать – генерал.
Весь я чем-то измазан, весь я кем-то облеван.
Зря на вашу лодыжку я когда-то взирал.
Я когда-то был молод, вы когда-то в Саранске
Промышляли разбоем у лесной полосы.
Подмосковные шлюхи крыли вас по-испански,
Дальнобойщики в бане вам чесали власы.
От Неглинной и Бронной до пельменной и блинной,
Господа депутаты, голубой шариат.
В показаниях ваших столько страсти былинной,
Ананасы в шампанском, Воркута-Ленинград.
* * *
Во сне порой бывает грустно.
И даже страшно иногда.
Но есть во сне всегда невкусно.
Такая странная беда.
Вот и в раю. Не будет вкуса
Ни у еды, ни у питья.
Одни гвардейцы Иисуса.
И каждый страшен, как судья.
В аду, похоже, то же свойство.
Я к вам, ребята, не пойду.
У вас, поди, благоустройство,
И реновация в аду.
Да ну вас на фиг. Пойте сами.
Котлы, архангелы, дрова…
Я лучше тут, под небесами,
Где хоть какая, но Москва.
Я буду ждать февраль холодный.
И снег январский подожду.
У нас канал Водоотводный.
Такого нет у вас в аду.
С новым 2020-м годом
Были белобрысы,
Стали, как бетон.
С Новым годом, крысы,
Залезай в бидон.
Карлсон, прыгай с крыши.
Или – на фонарь.
Радуются мыши
И мышиный царь.
Все голубоваты,
И Снегурки нет.
Борода из ваты,
Ватник из газет.
Посох отобрали,
Сунули в табло.
Крали, крали, крали,
Врали про бабло.
Дыры да заплаты,
Старый вещмешок
Снова от зарплаты
Некультурный шок.
В голосе обида,
А в глазах вопрос.
С поясом шахида
Лысый Дед Мороз.
Не волнуйся, лысый,
Милуй да казни.
С Новым годом, крысы,
В новый год грызни.
Подошел тусовке
Ржавый Мойдодыр.
Даже в мышеловке
Дорожает сыр.
Слушаем вполуха,
Что вопят коты.
Фестиваль «Разруха»,
Праздник пустоты.
Никакого дела,
Карнавал «Плевать».
Как похорошела
Тишь да благодать.
Таны да кумысы.
Наливай да пей.
Новых песен, крысы.
Новых портупей.
Звезды на погоны,
Ордена на грудь.
Серые вагоны,
Неживая муть.