Из цикла «Привал на обочине». Эпизод сорок первый
Если вы решите, что история, о которой пойдет речь, плод моей утомленной фантазии, то, конечно, трудно будет вам что-либо возразить. Но вы ведь помните, что самая правдоподобная история зачастую бывает чистым вымыслом, а самая неправдоподобная – наоборот.
Как-то раз на нашем редакционном автоответчике было записано сообщение из разряда редких. Женщина с высоким детским тенорком и заметным американским акцентом попросила перезвонить ей, как у нас говорят, ASAP* по очень важному делу. Она явно волновалась, подбирая нужные слова. Не надо быть Шерлоком Холмсом или Штирлицем, чтобы догадаться – это, конечно, автор.
Я набрал ее номер между малоприятными разговорами с клиентом, которому в очередной раз требовалось переделывать его рекламу размером с визитную карточку и читателем, вознамерившимся прочесть мне лекцию на тему, что и, главное, как писать о товарище Сталине.
– Здравствуйте, меня зовут Игорь, и я из редакции. Вы оставили нам месседж.
– Спасибо, что вы так быстро перезвонили, – обрадовалась звонку женщина. – Я, кажется, забыла назвать свое имя. Меня зовут Тина.
– Тина. Как у Тернер, – продемонстрировал я знание американской поп-музыки. – “The Best”**… и так далее. Чем могу помочь?
– Знаете, я большая поклонница Антона Павловича Чехова, – сказала дама, никак не отреагировав на имя известной певицы, и вслед за этим последовал ее небыстрый, из-за несвободного русского, рассказ о давнем увлечении классиком.
Я терпеливо выслушал и о том, как она впервые узнала о Чехове, побывав много лет тому назад на спектакле в студенческом театре захолустного колледжа где-то на Среднем Западе, и о том, что буквально на днях она закончила большую статью о «Трех сестрах», и о книге, в которой эта статья тоже будет присутствовать. Тут-то она и подошла к цели своего звонка.
– Я хочу издать о Чехове книгу, но не знаю, как это можно сделать.
– Просто, – сказал я. – Присылайте нам свою рукопись; мы ее просмотрим и объясним – что и как.
– А можно я привезу? – спросила она.
– Можно, – легко согласился я.
Сказалась давняя привычка к авторским причудам, к которым я относился с пониманием.
– Как это любезно с вашей стороны! – воскликнула Тина. – Но я, к сожалению, без машины и смогу приехать только на поезде.
Здесь она выдержала театральную паузу.
– Не могли бы вы встретить меня на станции?
Доставка посетителей в офис? Не знаю, что тронуло меня больше – любовь Тины-не-Тернер к Чехову или ее беспомощное «я без машины», но я выдавил из себя короткое okay. Мы назначили день и час, и я снова окунулся в редакционные дела-заботы.
Через пару дней я стоял в полдень на станции, благо, она находилась в пяти минутах езды от нашего офиса. С протяжным гудком остановился пригородный поезд; из него высыпало на платформу с десяток-другой пассажиров. Они проходили мимо, не обращая на меня никакого внимания. «Черт! И почему я не спросил, как она выглядит или в чем будет одета. Гадай теперь». Еще минута и на перроне маячила только одна иссиня-черная пожилая дама в шляпе цвета фуксии с сиреневыми цветами.
Вот она подходит ко мне и несмело спрашивает на языке Александра Сергеевича, не ее ли я тут дожидаюсь?
– Да, если вы Тина, – отвечаю я, не подавая вида, что немного удивлен.
По пути мы обменялись лишь несколькими фразами. Я следил за дорогой и думал то о знаменитом предке Пушкина, то о Джеймсе Паттерсоне, с которым был некогда лично знаком. А почитательница Чехова бережно держала на коленях белый полиэтиленовый пакет – по-видимому, с обещанным печатным трудом – и не отвлекала водителя. Офис, куда я ее пригласил широким жестом, был пуст – редакционный люд разбрелся кто куда во время обеденного перерыва. Тина, расположившись удобней в гостевом кресле, достала рукопись в прозрачной папке и передала мне, словно то были не листы бумаги, а наброски рисунков Леонардо.
Я полистал напечатанные страницы, чувствуя на себе ее настороженный взгляд. Точь-в-точь как случалось в писательском союзе, где мне довелось еще до отъезда в Штаты поработать и набраться ума-разума. Нам туда что ни день, то шедевр приносили в папках с тесемками и очень боялись хоть на минуту выпустить из рук свои рукописные творения.
Самое любопытное, однако, произошло, когда, бегло пролистав страницы, я обратил внимание на заголовок и имя на титульном листе. Там значилось: автор Тина Путина.
– Вы однофамилица с российским президентом? – спросил я.
– Да… Хотя не совсем так, – замялась она. – Моя фамилия Джонсон. Но мне очень понравился ваш президент. Такой молодой, голубоглазый и скромный… И я решила сменить свою фамилию, последнее Тина произнесла с подъемом. По-видимому, она гордилась этим экзотическим поступком.
На дворе стоял 2001-й год, Путин был тогда мужчиной под пятьдесят, и даме много чего могло померещиться.
– Вообще-то мой президент Буш, – произнес я с некоторым нажимом.
– Да, да, я понимаю, – закивала она. – Я просто… Я подумала, потому что он русский…
Я не стал объяснять ей, что этого факта недостаточно, чтобы найти понимание в непростом вопросе о принадлежности той или иной стране, а тем более президенту.
– В общем, камрад Путина, – решил я взять быка за рога, – перейдем к делу. Вы хотели бы издать в нашем издательстве свою рукопись?
– Да, да, да, – закивала она так, что один из цветочков на ее шляпе едва не вылетел. – Но мой русский язык…
На широком лбу Тины Путиной заблестели капельки пота. Видимо, она продолжала чувствовать неловкость из-за своей ошибки и запнулась в поисках нужного слова.
– Хромает, – помог я. – Ничего, поправим. У нас очень грамотные редакторы и корректоры.
– Да, я понимаю… Но есть еще одна проблема. Я инвалид, и пенсия у меня маленькая, – вздохнула Тина. – А напечатать книгу, наверно, дорого.
– Нет, не очень, – сказал я, задумчиво глядя не столько на Тину, сколько на ее шляпу с цветком. – Если не издавать в твердом переплете с золотым тиснением.
С тиснением я, пожалуй, перегнул палку, но она, к счастью, не поняла моей иронии.
– Словом, оставляйте нам свою рукопись. Мы за пару дней все почитаем и посчитаем. Но тираж… количество экземпляров, которые вы хотели бы напечатать, мне надо знать уже сейчас.
– Нет-нет, я не могу, – испугалась отчего-то Тина. Путина (или еще Джонсон?). – У меня всего один экземпляр… Я сделаю копию и опять приеду. Ладно?
– Можно и почтой послать, – подсказал я. – Почта обычно ничего не теряет.
– Да, не теряет, – машинально повторила за мной Тина. – Но лучше я приеду.
– Как вам будет угодно.
Тут она сообразила, что деловая часть разговора подошла к концу.
– Вы отвезете меня на станцию? – осторожно поинтересовалась авторесса, после того как рукопись перекочевала обратно в пакет.
– Всенепременно! – употребил я еще одно непростое для ее слуха слово. Но по интонации было понятно, что подброшу.
– Простите за мой русский язык, – сказала Путина, тяжело поднимаясь с кресла.
– Что вы! Он вполне сочетается с моим английским. И местами даже понятней.
На станции я вежливо пожал протянутую мне руку. Подумалось, что будь на руке длинные, по локоть, перчатки, она походила бы на героиню какого-то старого фильма с героиней – пожилой чернокожей леди – на праздничной службе в баптистской церкви.
Тут и поезд подъехал.
Я помахал ей на прощание и неспешно пошел к стоянке. В машине на пассажирском сидении лежал сиреневый цветочек из ее шляпы – упал-таки… или оставила на память?
Больше я Тину никогда не видел, а номер ее телефона, понятное дело, затерялся.
Помните, в одном многостраничном романе Алексея Максимовича Г. то и дело всплывало наружу: а был ли мальчик? А он-то был! Утонул, правда.
Так и Путина была… и цветочек сиреневый. Зуб даю!..
* ASAP – as soon as possible (как можно быстрее).
* * “The Best” – знаменитая песня Тины Тернер.
Игорь Цесарский