Игорь Фунт | От Довлатова до Фунта

Записки вятского лоха. Сентябрь, 2017

.
Urgent

Мужик с утра у кассы. Я за ним. У мужика взяты малосольные огурцы, картошка, селёдка, пиво.

Вмиг ситуативно отрефлексировав, пеняю мужику шутя:

— Огурцы, картошка, селёдка, водка.

Мужик молчит.

— Я грю, — говорю я, — с пивом не сочетается антураж. Сочетаются: огурцы, картошка, селёдка, водка.

Мужик молча молчит. Спиной. Отбивает. «Чувство юмора, — подумал я удовлетворённо, — отсутствует напрочь».

Выползши на улицу, услышал сзади выстрел окрика:

— Эй!..

Оглянулся.

— У меня в машине — рыба. А дома — гости! — Если бы Муссолини увидел его несвежую приветственную ухмылку, прихваченную вездесущим кариесом, тут же бы повесился.

Пазл сложился. Мгновенно забыв об этом, я оглядел мир в поисках новых несоответствий.

В магазинском с утра пакете дружески соседствовали-похрюкивали об ногу монпансье, вобла, батон, майонез и пирожное. С безалкогольным пивом ессно…

Парк Зарядье

Бодлер, хоть и алкоголик-наркоша, а ведь провидец, сукин сын. И свои болезненные цветы зла он писал уж точно не для оборзевшей, вконец разнузданной «Бродячей собаки». Хтонически расписанной Судейкиным по-бодлеровски — кислотно-ярко, кислотно-жёстко. Жёлтым с фиолетовым. Со всякими там в залах претенциозными Ахматовыми в «узких юбках»; Шкловскими, по-хлебниковски воскрешающими чёртовы «вещи»; и Маяковскими, подающими блядям проклятую ананасовую воду.

А именно что для московского парка «Зарядье»! — Вот где они по-настоящему пригодились — бодлеровы цветочки, блин: «Возможно ль задушить, возможно ль побороть// Назойливое угрызенье, сосущее, как червь// — бесчувственную плоть,// Как тля — цветущее растенье?// Бессмертного врага возможно ль побороть?»…

Потому-то их и растащила высококультурная московская публика. Словно почувствовав всесильную бодлеровскую непогрешимость пред злом «пресыщенного Гада». Пред злом пресыщенного Гада, повторюсь…

Вот и воздалось

Есть у меня один приятель. Примерно моего возраста — и это собственно всё, что нас связывает: с точки зрения раздолбайства, немотивированной агрессии и всевозможных гульб — не моего поля ягода. Точнее, я не его. Поля ягода.

Познакомились случаем давным-давно. Кажется, где-то в бассейне или библиотеке: там же пересекались, время от времени обмениваясь впечатлениями по-разному прожитых «скорбных» дней.

Впрочем, моё впечатление отражено обычно под глазами и вокруг. Ещё во всевозможных запахах: от неистребимого амбре — до сжигающего его, амбре, тройного одеколона советской выдержки. Впечатления же визави — чисто конкретно в ощущениях, описаниях, грамотном цитировании намедни прочитанного.

Вообще он, добавлю, крайне начитан, имеет 4 образования, где-то там преподавал или преподаёт. Юрист. Учёный по ходу, не суть.

Гордость же его, добавлю ещё: — не пьёт, не курит, не… ну, вы поняли. По утрам — неизменная физзарядка.

Такой неубиваемый, правильный со всех сторон дядька. Глядящий на меня ну-у… не то чтобы свысока. Но как-то, скажем так, со стороны — в щадящем режиме. Типа куда вас, раздолбаев, девать, раз уж выродились на свет, гх-м… Раз уж в таком режиме построили своё неспокойное (и главное — абсолютно бесполезное!) бытие. Типа с утра — в качалке; днём — крысиные бега, как волчок заведённые; вечером — в пивном подвале; ночью — прости господи… Не суть.

Недавно его — в 53 года — накрыл жёсткий инсульт.

Полежал в больнице. Какие-то члены стали двигаться, какие-то члены — нет. Остались парализованными.

Мне позвонила его супруга. Конечно, тут же примчал: он грустно сидел в инвалидном кресле. По-ребячьи кивая головой. Что-то возбуждённо говорил заплетающимся языком. Не помню что — думал тогда о своём. (О бабах? о пиве? взрослых детях?) Ведь первостепенным в тот момент было просто побыть рядом. Похлопать по плечу. Сказать, что всё пройдёт, и мы ещё поплаваем наперегонки, не вопрос. Пару анекдотов…

Когда жена на минутку вышла, он прошептал размякшими трясущимися губами: «Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, братан! (От меня наблатыкался.) Как же я жалею, что занимался какой-то х…нёй. Откладывая нахрен то, о чём ты мне каждый раз так вкусно намазывал при встречах. Сам дурак, в натуре… сам дурак, — повторил он, не в силах вытереть не к месту выкатившую слезу. — Как жалко-то, ё-ё-ё… Я знаю, что уже не встану с коляски. И всё, что мне остаётся, — это, как прежде, мечтать о том, ради чего я год за годом вёл этот чёртов «здоровый образ жизни». Типа вот ещё один день прожит: правильно и честно, в натуре, б…ть. Вот ещё. Всё так правильно и хорошо, — значит, скоро воздастся. Вот и воздалось»…

«Вот и воздалось, вот и воздалось», — раз за разом зачем-то повторял я. По привычке топая в свою старую «блатную» качалку. С расхристанным в хлам ржавым железом и замшелыми боксёрскими грушами. Дербалызнув на прощание в кухне коньячку с размазанной тушью супругой моего давнего учёного приятеля.

Инфляция

В сентябре 1922 г. «Известия» объявили о скором выходе книги стихов Волошина, предложенной в Госиздат поэтессой и переводчицей Софьей Парнок: «Selva Oscura» — «Тёмный лес» по латыни. С рисунками киммериста Богаевского, заставками Пискарёва.

Чуть ранее, в августе, Волошину выплатили за неё аванс — триста миллионов рублей. Анна Кандаурова привезла их из Москвы в Феодосию, оставив на сохранение у Богаевских… в пакете с лекарствами для Максимилиана. Впопыхах да при тёплой встрече забыв сказать, что в лекарствах деньги.

Приехавший в декабре из Севастополя Волошин — к умирающей матери — практически случайно обнаружил эти деньги. Стоимость которых со 133-х золотых рублей упала до 22-х. Через неделю Волошин вновь был на нулях. Не наскрести даже на почтовые марки.

После сочельника 1923 г. матери не стало…

Как раз в эти скорбные январские дни из Москвы нежданно приходит перевод на 300 миллионов от незнакомого коммуниста, почитателя стихов. Услышавшего о болезни и крайней нищете поэта.

На гроб, за дроги, за копку могилы хватило половины суммы. Вторая половина иссякла к концу поминального месяца: «В гробу мать лежала похудевшая, с молодым лицом, стремительным и решительным лбом. Рот сложился в ироническую, торжествующую усмешку. По горам бродили зимние туманы, по коктебельскому заливу — пятна жидкого солнца. …теперь всё ей стало понятно и приемлемо во мне». — Безденежье, дикая инфляция, убогость быта никогда не были творцу душевной проблемой.

Проблемой был… чрезвычайно самобытный характер Елены Оттобальдовны. Тяжко, нехотя и с опустошительными капризами отпустившей-таки почти пятидесятилетнего сына на волю.

И кстати, снять комнату в Крыму стоило тогда 500 млн. руб. в месяц. А во время финансовых атак на волошинский дом местные власти предлагали ему в конце 1923 г. (инфляция — бешеная!) 36 золотых монет, что составляло к тому времени 22 миллиарда.

Полтора века прошло…

«Правда и милость да царствуют в судах!» — провозгласил Александр II в манифесте 1856 года. А ведь всего несколько лет назад поплатились каторгой петрашевцы… Лишь в своём кружке посмевшие толковать о преимуществах открытых судов перед закрытыми.

«У взяток есть история, география и своя теория. Это не отрывок, не клочок из жизни, а целая жизнь, благообразно устроенная и приведённая в систему на известных местностях», — пишет в «Русском вестнике» (июль 1856 г.) прозаик и критик Н. Павлов рецензию на вызвавшую много толков обличительную комедию графа В. Соллогуба «Чиновник». В которой Павлов блистательно обнажает иллюзорность благородных, но наивных мечтаний Надимова, главного героя пьесы, о личной честности и неподкупности чиновников как о благодетельной панацее от судебного лихоимства.

Суть не в том, доказывает критик, чтобы громогласно назвать взяточников преступниками и заменить их честными(!) чинушами. А в том, чтобы изменить всю систему судопроизводства. Изменить нравственное воззрение, дающее простор «необузданности своекорыстных побуждений».

Взятка, ставит Павлов социальный диагноз, не причина, а следствие; не болезнь, а один из её признаков!

Полтора века пролетели незаметно…

НЛО

Помню, как-то в конце 1970-х работал в одной конторе по линии управления культурой. Так во́т.

Культурой-то мы, конечно, управляли, не вопрос. Но суть в другом.

В эту мою контору ежемесячно ходил один журнал исключительно для членов Партии (названия издания не помню) с красно-жирной припиской на обложке: «Для служебного пользования».

И вот однажды шефа не было, и почтарь вручил этот журнал мне: дескать, передайте по назначению, то есть директору заведения.

Ну, я взял. И, естественно, тут же пролистал.

В глаза кинулась статья про америкосов на Луне. В которой чёрным по белому было написано, что лунную программу закрыли из-за того, что они встретили там инопланетян. Мало того, инопланетяне сказали им (или дали понять), что нефиг им тут на Луне делать! — чтобы валили оттудова, да побыстрей. Иначе…

Тут пришёл шеф и забрал у меня заветный буклет. С прищуром так заглянув в глаза: «Надеюсь, молодой человек, журнал Вы не открывали?..» — «Упаси боже», — ответил я. Так во́т.

Тогда-то я и поверил в пришельцев.

КПСС, скажу вам, — штука была серьёзная. Несмотря на сегодняшнюю фотогеничную комичность брежневского правления. И, в принципе, просто так фейковые новости в служебных брошюрах распространять бы никто не стал. (Кстати, помнит ли кто название журнала?)

Вообще инопланетная тема была развёрнута в 70-х очень мощно.

В своей диссертации об НЛО (шутка) я предположил, что тогда была запущена кампания по скорейшему всесоюзному знакомству населения с этой проблематикой: типа для устрашения Америки. На то были подряжены советские СМИ, телевидение, кино (знаменитый фильм 1973 г. «Молчание доктора Ивенса»). Дескать, руководство СССР обладает неким высшим знанием. Но…

Наступили 80-е, и дело потихоньку сдулось. Не до того стало. Быть бы живу (в смысле кланово-партийного выживания).

Потом я увидел НЛО сам. На рыбалке. (Трезвый.)

Когда с неба, чуть ли не из Космоса вспыхнул вдруг мощнейший (лазерный?) луч. Освещавший огромную территорию буквально в полукилометре от меня. После чего местная пресса (поскольку свидетелей было крайне много) подняла версию, мол: это военные проводили спасательную операцию. Хотя дураку понятно, что подобной технологией, дабы с такой высоты и настолько ярко и контрастно осветить нереально большую площадь, человечество не обладает.

Затем НЛО (с огоньками по кругу) увидела жена. Затем знакомые, друзья. Но это уже можно принять за выдумку. Посему остановлюсь на личных ощущениях. Так во́т.

Нынче эта тема, разумеется, полностью замылена. Размыта на ютубе, в бесконечных документалках, сериалах etc.

В отличие от семидесятых годов 20-го столетия официально объявлять населению о внеземных контактах правительствам сейчас нету смысла. А зачем?.. Всё и так предельно ясно.

Кто о них действительно знает (а их немало), находятся под подпиской. Кто лишь (не без основания) додумывается — во всевозможных конспирологических кружках, радио, телепередачах.

Те же, кто в них по-настоящему верит… — надеются на лучшее. И вспоминают, вспоминают былое… Ну типа как я.

В общем-то, догадываясь, что инопланетяне, как и полноценный (неоднократный) здоровый секс, случаются только в пору нашей буйной молодости. Будучи безраздельными символами беспредельного счастья, неохватной свободы парения человеческого духа. Парения духа Любви и Правды. Что и есть собственно Истина. Что и есть — НЛО. Собственно Дзен с большой буквы.

Храни Господь Россию! (Если только Он — не Они…)

Сигареты

Сверхпопулярный французский бренд Gauloises появился в 1910 г. В эпоху коллаборационистского режима Виши (1940—1944) фабрика не без риска пользовалась негласным подпольным девизом: «Liberté, toujours!» — «Свобода, всегда!» Что, в общем-то, мало успокаивало недовольных прогрессистов, долгие годы куривших «Голуаз»: Камю, Сартра. Да и «нефранцузов-голуазцев» тоже: Пикассо, Кортасара.

Естественно, что отношения с Великобританией — бывшим союзником по Антанте — были весьма обесценены.

Анри Петен, возглавлявший гитлеровское «Французское государство», в бытность свою громивший немцев в Первую мировую, после ареста (1945) клялся, что крайне сочувствовал Сопротивлению и элементарно пытался сохранить Республику в целости, ничего боле. Черчилль однажды изрёк в его реабилитацию: дескать, Петен бомбил Англию «без особого рвения». За что последний был приговорён — вместо расстрела — к вечному изгнанию. Где и скончался в возрасте 95 лет. Заказывая себе на ссыльный остров Йе в Бискайском заливе… да-да — вышеупомянутые сигареты!

В Англии, — продолжавшей в войну закупки знаменитого табака, — «Голуаз» общепризнанно был приметой нищеты и бедности, некой подпорченной, что ли, с гнильцой, инородности. Аристократия, интеллигенция открыто брезговали забугорным брендом.

Так война, не пересекаясь с экономической политикой, что, в принципе, неудивительно, заставляла людей на подсознательном уровне выражать своё нерасположение. Экзистенциально возводя вражеские сигареты в ранг презираемого, чуждого. Одновременно не прекращая ими успешно торговать.

Награждение

Существует некая потешная легенда о книге «Павлик Морозов» В. Губарева. Легенда, к сожалению, утерянного со временем авторства в виду множественных пересказов.

Говорят, книгой и пьесой о Павлике Морозове осуществлена была мечта расстрелянного Мейерхольда…

«Стараниями Губарева пьеса была выдвинута на Сталинскую премию, — рассказывает известный журналист, корреспондент «МК», «Известий» и др. Олег Фочкин. — В день, когда должны были огласить список лауреатов, любитель розыгрышей композитор Никита Богословский устроил банкет и пригласил автора.

Гости сели за стол, включили радио. Раздался бархатный голос Левитана: «Список лауреатов Первой степени… Список лауреатов Второй степени… Третьей… — И наконец: — Драматургу Виталию Губареву, — с усилением громкости, — за пьесу “Павлик Морозов”… Нихрена!!» — Гости оторопели.

А когда поняли, что источником розыгрыша был редкий в те годы магнитофон, — расхохотались. Розыгрыш весело обмыли. И хорошо, что никто не донёс, что носило бы двоякий смысл, учитывая тему пьесы. Впрочем, это был уже не 1937-й. Может быть, поэтому и обошлось…»

От Довлатова… до Фунта

Только что вернувшись из армии, я устроился сторожем на стройку. И выносил оттуда всё, что ни попадя, как говорил генсек. Впрочем, как все и везде выносили всё, что было не приколочено в любимом нашем Советском Союзе: в зависимости от трудоустройства.

Дошло до того, что я вытащил за забор ведро с разведёнными водой белилами, подготовленное к покраске. Взял ведро и на троллейбусе отвёз его к родителям.

Трясся около получаса, расплескав по дороге половину. Приехал, побелил у предков потолок. Потом вернулся на стройку, порожнее ведро оставив, разумеется, дома.

После этого Довлатов написал про меня, чуть приукрасив фабулу: «…я знал тонкого, благородного, образованного человека, который унёс с предприятия ведро цементного раствора. В дороге раствор, естественно, затвердел. Похититель выбросил каменную глыбу неподалеку от своего дома. Другой мой приятель взломал агитпункт. Вынес избирательную урну. Притащил её домой и успокоился». — Э-эх… Славные были времена, скажу я вам.

Царь

Флетчер Джильс, английский посол при дворе Фёдора Иоанновича (1588), рассказывал, что однажды Государь, отдавая золотых дел мастеру — англичанину — массивные золотые слитки для изготовления из них посуды, велел ой как хорошенько следить за весом металла. Приговаривая: «Русские мои все воры!!»

На что англичанин усмехнулся и, спрошенный о причине улыбки, сказал:

— Ваше величество забыли, что Вы сами русский.

— Нет, я нерусский, — отвечал царь Московский («Блаженный»), преемник и по совместительству 3-й сын Ивана IV Грозного. — Предки мои германцы! (Из «Истории России» С. Соловьёва, 1879.)

Эту древность любили присовокупить к разговору образованные помещики-самодуры, поборники самодержавия в XIX веке.

Неплохо эта быль звучит и сейчас. Под звук истошных криков о том, что типа не уходи, царь-батюшка, не бросай нас, сирых, несчастных, воров и убийц на произвол судьбы! Пропадём же!!

Игорь Фунт