Эмилия ПЕСОЧИНА | Развязать крылья

Развязать крылья

Августовская полдневная сочная синь истекала из зенита небесного купола на плоскую, неподвижную, выцветшую тишину, как сок из половины спелого арбуза на белую тарелку. От таких сравнений было рукой подать до плоской земли, лежащей на трех китах. Алла медленно шла по длинной беззвучной улице, вялящейся под желтым солнцем, и посмеивалась.  Жизнь  на данный момент  действительно напоминала  железный блин штанги  и покоилась на трех опорах: маме, племяннике и собаке. Был еще и четвертый персонаж, но он, скорее, осуществлял общий надзор.

Впрочем, представим всех четверых в алфавитном порядке.

Алла Антоновна Виль. Тридцать четыре года, рост сто восемьдесят (ага, именно такой!) Фигура — высший пилотаж. Взгляд, нос, волосы, характер — прямые. Особые приметы: умна. Образование: диплом факультета востоковедения, японское отделение. Свободно владеет тремя иностранными языками: японским, английским, французским. С недавних пор главный (самый главный! — как гордо объясняет её мама) редактор серьезного, процветающего издательства. Разведена. Детей нет (на самом деле, есть, но не совсем, в процессе повествования разберёмся). Проживает с указанными выше особами-опорами  в старорежимном одноэтажном домике с террасой, садом и и треснувшей скамейкой под кривой грушей. Из  японских атрибутов в жизни остались:

любовь к хокку;

золотисто-бежевая «мазда»;

рецепт приготовления суши.

Буля. Найден в младенческом возрасте в  практически безжизненном состоянии: облезлый, неподвижный, но ещё дышащий мешочек с костями — на крышке люка в крещенские морозы. Спасен, откормлен и запредельно разбалован. Ныне чёрный, лохматый очаровательный уродец средних размеров и никому неизвестной породы. Ноги кривые, хвост куцый, уши торчком в разные стороны. Хитрюга каких мало, ворюга на доверие,  неотразимый разгильдяй, улыбчивая морда, внимательнейший слушатель: та ты шо?!, а ты ему шо?!, а он тебе шо?! Свирепый заливистый гонитель всяких шляющихся мимо посторонних двуногих и четвероногих. Умильный поклонник завлекательных собачьих дамочек.

Мама. Анна Алексеевна Виль. Жена папы, которого уже нет. У него была исключительно полезная для жизни  специальность: профессор литературоведения. Специализировался на древнеиндийских эпосах. Всю жизнь изучал лексические особенности «Махабхараты»*. Умер внезапно, в расцвете лет и сил, прямо на трибуне, с улыбкой на устах повествуя коллегам о различиях  в риторике Юдхиштхиры и Арджуны*. А мама… Что мама… Дорастила двух дочерей — Аллу и Эллу — до  университетских дипломов, сделала блестящую карьеру: от переводчика до старшего переводчика бюро научно-технической информации — и  ушла на пенсию. Вслед за её уходом бюро приказало долго жить за ненадобностью в  наступившую ему на горло эпоху интернета. Зато мама теперь ведет роскошное существование: читает по вечерам английские и французские романы в оригинале, смотрит старые фильмы на этих же языках, слушает записи Ива Монтана и Френка Синатры. Раз в месяц пускается во все тяжкие и посещает кафе, где зимой заказывает горячую яблочную шарлотку с малиновым сиропом и двойной эспрессо, а летом три шарика шоколадного мороженого и  мартини. Раз в неделю два часа сряду плавает в закрытом бассейне. Вследствие такого разгульного образа жизни помолодела и похорошела.

Племянник: Архип Корнеев — Арик, он же Хипуша — дошкольный молчаливый созерцатель самого себя. Любитель выкладывания квадратов из пуговиц, желудей, кубиков, яблок и всего, что попадется под руку. Шептатель неизвестно чего на  ухо  доверенному лицу, то есть, доверенной морде Буле. Лазатель  на кривую грушу и  задумчивый сидетель часами на ней же. Мама — бизнесвумен Элла Антоновна Корнеева (урожденная Виль) — с новым женихом в Австрии. Папа — парализованный профессор кибернетики  Корнеев Фёдор Феофилович — со старой женой в Израиле.

Четвертый персонаж —   высокомерный сибарит. Красно-желто-сине-зеленый суровый отщепенец. Ругатель, скандалист, склочник. Тюкатель по башке, если что не по их сиятельству. Кусатель ушей тех, кто по глупости не внял его возмущенным воплям. Потрошитель  и раскурочиватель всего, что плохо лежит. Пожиратель семечек, клубники, крошек от пирожных и печенья. За остатки миндального печенья не задумываясь продал бы родную мать, если бы она была под боком.  Обитает в старорежимном доме с прошлого лета, когда среди поздних летних сумерек внезапно шлепнулся на перила террасы перед носом  отдыхавшей в кресле Аллы и истерически заорал: «Киррррюша дррружок! Кларрра крррасотка! Добрррррый вечеррр, ррребята!» Потом замахнулся на редакторшу четырехцветным крылом, сиганул в стоящую на столике тарелочку с недоеденным бисквитом и, недобро косясь на возможную конкурентку, в считанные минуты изничтожил кондитерское изделие. Через открытую дверь залетел в дом, хозяйским глазом оглядел апартаменты, остался доволен,  уселся на книжный шкаф и снова загорланил: «Здорррово! Бонжуррррр, крррошки!» На этом процедура прописки на новом месте завершилась. Подробности прежней биографии жилец не сообщил, но бурное прошлое, судя по иногда употребляемым нестандартным, а то и непечатным словесным конструкциям, было очевидным. За неимением паспортных данных внесен в реестр членов семьи под именем Кирюша.

Ну, вот… А теперь слушайте, как оно  все было… Расскажу по порядку.

Алла при своем росте среди тщедушных японоведов на курсе да и вообще на факультете смотрелась, как корабельная сосна среди молодой бамбуковой поросли. Носить жениха под мышкой наподобие ридикюля — такая перспектива не грела. Иногда попадавшиеся на её пути баскетболисты и им подобные не имели ни малейшего представления ни о Басё, ни о Кобаяси, ни даже просто о хокку и танка. То есть, говорить с ними было абсолютно не о чем.

Время шло, а подходящего собеседника всё еще не находилось. Идея написания диссертации была категорически отставлена как заведомо дохлая с точки зрения перспектив. Идти по стопам замечательного непрактичного  покойного  папы и посвятить свою жизнь каким-нибудь там особенностям рюкюской или айнской поэзии** — нет, нет и еще раз нет! А посему Алла  после университета внедрилась в одно весьма приличное издательство в качестве скромного менеджера и очень быстро доросла до завотделом, а потом и до заместителя главного редактора — отнюдь не юного господина  с акульей хваткой, бараньей упертостью и удавьей прожорливостью. Дело своё шеф знал назубок, и молодая «замша» (зам женского пола — это ведь замша, не правда ли?) только диву давалась, наблюдая процесс заглатывания и переваривания всяческой мелюзги: газеток, журнальчиков, агенств — и перенимала опыт, не пропуская ни одной детали.

Бамкал  очередной день рождения — как на часах с маятником — и  внутренний голос  гнусавил всё чаще: ох, допрыгаешься, голубушка, со своими крутыми запросами! Хорош выпендриваться — давай дуй замуж! На очередной издательский пикничок-шашлычок  один из коллег прихватил своего лучшего друга Андрюшу Комова — рост сто девяносто (Алла быстро прикинула: каблуки  десять сантиметров при таком эскорте можно было бы себе позволить), формально инженер-энергетик, а номинально чемпион по прыжкам в длину, почетный студент  и перманентная гордость энергетического вуза, все пять лет учёбы проведший на соревнованиях, спартакиадах, чемпионатах и только передававший в деканат зачетку для проставления  нужных записей; ныне не менее высокочтимый  сотрудник некоего проектного учреждения, чье лицо коллеги видели исключительно в рамках спортивных телерепортажей и чья фигура периодически восходила на верхние ступеньки различных пьедесталов. Гордость города, области и вообще…народа! Все эти подробности биографии были нашептаны Алле на ухо  сотрудником, притащившим народное достояние на пикник. Чемпион был чист лицом и ясен взором, застольные мысли излагал связно, а по ходу мероприятия извлек откуда-то гитарку и вполне сносно заголосил душевные бардовские песни.

Алла внимательно разглядывала молодого человека, прикидывала потенциальную семейную пригодность исключительно с житейских позиций, стараясь заткнуть поглубже свою сразу встрепенувшуюся аналитику.  Андрюша тоже заметил весьма фактурную девицу и дальше пел исключительно в её сторону. Пикничок они покинули вместе.
Через пару месяцев Комов был представлен Анне Алексеевне в качестве жениха. Та с некоторым недоумением во взоре оглядела будущего зятя, вздохнула, вспомнив о  переломном возрасте старшенькой, задвинула куда подальше свою проницательность и сообщила, что очень рада знакомству. Вскоре молодые красиво бракосочлись, то бишь, брачевались, и отбыли под общие восторги родных и друзей в медовое турне по Лазурному берегу, благо, финансы обоим сие позволяли!

По возвращении на родину молодожены поселились в дарованной отцами города трехкомнатной квартире. Алла поначалу неизменно сопровождала прыгучего мужа на разные спортивные мероприятия, изображала кипучую радость на трибунах, приникала модной стрижкой к широкому плечу в очередной раз победившего  супруга, словом, демонстрировала свою преданность  и образцово-показательность. Чемпион, в свою очередь, не забывал сообщить соратникам, что женат на японоведке и полиглотке, и, казалось, сам обретал некий ореол японскости. В дальнейшем Андрюша отбывал на всяческие сборы и тренировки за пределы города  без законной половины,  плотно занятой на работе. Возвращался он оттуда утомленный, но веселый и и счастливый. Правда,  по приезде герой спорта исполнял  супружеские обязанности вяло, без огонька, объясняя свои  постельные фиаско  истощением перегруженного тренировками организма.

Вскоре жена поставила вопрос ребром: пора обзаводиться детьми. Время не ждет. Комов скис, сник и под страшным секретом, чуть ли не с подпиской о неразглашении, сообщил, что регулярно употребляет анаболики, без коих победы  невозможны, а также еще некоторые препараты, чудодейственные в плане спортивных достижений. С деторождением  придется обождать до ухода из большого спорта и перехода на тренерскую работу. Годик потерпеть — и тогда хоть десяток потомков произвести на белый свет!

Алла решила терпеть и с  утроенной энергией занималась делами издательства, тем более, что пожилой шеф после перенесенного тяжелого гриппа подволакивал ноги и пошатывался при ходьбе. Теперь на совещания и конференции в другие города ездила исключительно его заместительница госпожа Виль — так стали к ней обращаться в официальных кругах.  Одна из командировок завершилась быстрее, чем предполагалось — и замша прибыла домой на два дня раньше запланированной даты возвращения.
Дальше все события разворачивались, как в классическом анекдоте. Открыв дверь собственным ключом, женщина вошла в квартиру и унюхала  запах чужих духов. В коридоре на полу валялись враскоряку посторонние кремовые туфельки на высоких шпильках  и им в тон плиссированные брючки-клеш, модные в том сезоне. В двух шагах от них отдыхал малиновый топик со стразами. Зефирно-карамельный пейзаж завершали кружевные розовые трусики-бикини на пороге спальни. Оставалось распахнуть дверь настежь, что и было сделано. На супружеском ложе отдыхали после любовной схватки огромный голый Андрюша и миниатюрная, хрупкая блондиночка, тоже без признаков одежды.
После нескольких секунд общего онемения дама взвизгнула, вскочила и, прикрываясь махровой простынкой, резво сиганула в коридор, там молниеносно облачилась в растерянные по ходу следования в спальню шмотки, сдернула с вешалки розовую сумочку на длинном ремешке, выскочила на лестницу и, дробно цокая каблуками, покинула территорию.

Комов поискал взглядом трусы, обнаружил их на приличном расстоянии от кровати. Алла брезгливо подцепила предмет кончиком мизинца и протянула супругу.

Через пару часов она вышла из такси возле старорежимного родительского дома. Водитель выгрузил из багажника чемоданы, пакеты, сумки, сумочки, получил чаевые и уехал. Анна Алексеевна вышла навстречу, облегченно вздохнула: «Ну и слава богу…!» — и отправилась    готовить ужин.

Штамп о расторжении брака появился в паспорте Аллы месяц спустя. Её бывший супруг, снова почувствовавший свободу, разгулялся до такой степени, что перестал соблюдать «сухой закон» и радостно «злоупотреблял» в обществе сменных дам различного окраса и калибра. Алкоголь в сочетании с анаболиками претворялся в организме  прыгуна в «гремучую» смесь, и однажды Комов на глазах у изумленной публики бахнулся навзничь и забился в судорогах. Вскоре его поперли из спорта. На оставшиеся сбережения  свергнутый с пьедестала герой улетел поправлять здоровье в солнечную Варну и там был немедленно замечен двухметровой, плечистой и решительной австралийской фермершей, отдыхавшей в Болгарии после нелегких трудовых будней. Она взяла судьбу отставного спортсмена в свои руки так крепко и надежно, что  Андрюша и ахнуть не успел, как оказался на родине  кенгуру, еще более прыгучих, чем экс-чемпион. Год спустя  друзья на родине получили фотографию: Андрей с новенькой женой на площадке огромного комбайна среди бескрайних австралийских полей. Больше Комов на связь не выходил.

Пока старшая сестра занималась карьерой и пыталась устроить личную жизнь, младшая Элла тоже не сидела на месте. Отбившись от семейного стада филологов всех мастей, она завершила высшее образование с дипломом магистра по специальности «бизнес и финансы» и решила заняться делом в буквальном смысле этого слова. Однако одного желания оказалось мало. Нужны были связи, опыт, а также умение и готовность отклоняться от существующего законодательства. В результате бизнес прогорел и приказал долго жить, финансы обозначились круглой суммой «нуль», и уголовная статья просвистела в опасной близости, но, к счастью, не задела предпринимательницу.

Однако время, проведенное в деловых кругах, не прошло даром,  и в нежной, тонкокожей, изящной, синеглазой деве (вся в мать, в отличие от старшей сестры— копии отца) обнаружилась отчётливая саблезубость характера и снайперские подходы к решению проблем. Худосочные кандидаты в мужья с интеллигентскими комплексами и грядущей многолетней выплатой ипотеки были оставлены за бортом. Элла внимательно  огляделась вокруг и наметила себе перспективного спутника жизни: давненько разменявшего полтинник лауреата всяческих премий в области прикладной кибернетики профессора Корнеева — женившегося лет тридцать назад отца двух взрослых и тоже уже имеющих семьи  сыновей, обладателя роскошной квартиры в центре города, фешенебельной дачи, престижного авто и, судя по косвенным признакам, солидного счёта в банке.  Фёдор Феофилович был бесцветен, практически безволос, безэмоционален и совершенно безынициативен во всем, что не касалось его профессии. Делами корифея заправляла его бессменная супруга — Руфина Абрамовна.

Однако то ли возраст сказался, то ли уверенность в нерушимости брачных уз сыграла злую шутку — но бдительность мадам Корнеевой дала слабину, и исподволь начатый Эллой подкоп под  семейное  гнездышко профессора остался незамеченным. Между тем внедрившаяся на кафедру кибернетики белокурая лаборантка таранила не хуже древней катапульты квёлую, беззащитную перед сексапильной молодостью, видавшую виды научную плоть. Бреши в броне лауреата множились, барьеры  и табу рушились — и вскоре голенький, лысый, морщинистый и растерянный седой младенец блаженно лыбился и пускал счастливые слюни под тугим напором горячего точеного тела.  Итак, первый шаг удался: заведующий кафедрой был завоеван и загнан в рабство к прекрасным формам пылкой любовницы. Все же надеяться на то, что Федя-дурачок (так звала его мысленно дама сердца) объяснится с родной женой и уйдет к новой пассии, не приходилось. Оставалось прибегнуть к надежному средству.
Визит к гинекологу подтвердил наличие пятимесячной беременности. Об этом недвусмысленно свидетельствовала  только что выписанная врачом  и упрятанная в сумку справка. Элла довольно потирала руки. Дело было на мази. Теперь уж все попляшут! А музыку она станет заказывать! Федю-дурачка пока волновать не будем, а вот нанести визит его благоверной — самое время!

«Здравствуйте, Руфина Абрамовна! Меня зовут Элла. Я  с кафедры Федора Феофиловича. Да-да, я знаю, что его нет дома. Он ведь сейчас лекцию читает. Я потому и пришла именно сейчас, что хотела бы побеседовать с Вами в его отсутствие. Нет, не волнуйтесь, с Федей всё в порядке. Я же сказала: он на лекции!  Вы хотите знать, что случилось? Вот и хорошо. Сейчас узнаете. Вы позволите мне пройти и присесть? А то что-то голова кружится… Нет-нет, спасибо, обойдемся без докторов. Надеюсь, что Вам они тоже не понадобятся. Что я имею в виду? Ну,  наберитесь терпения и постарайтесь хотя бы несколько минут не задавать встречных вопросов. Иначе мы до сути еще нескоро доберемся.

Так вот, Руфина Абрамовна… Дело в том, что мы с Вашим супругом любим друг друга. И это не сиюминутное увлечение, а серьезное взаимное чувство.  Настолько серьезное, что мы решили создать семью.  Собственно говоря, мы ее уже создали, пока неофициально. На нынешний момент наша семья состоит из меня и Феди, но через четыре месяца  мы ожидаем прибавление. Ультразвуковое исследование показало, что у нас будет сын. Я надеюсь, что Вы не станете препятствовать  нашему счастью и лишать  будущего ребенка отцовской заботы и ласки. Ваши мальчики уже давно взрослые и вполне могут обходиться без папы. Вас  он давно уже не любит, а если уж совсем честно, то никогда и не любил. В отличие от юных девочек, с которыми Федя не прочь иногда пошалить. Молодое и нежное мясо гораздо привлекательнее старого и жесткого, не так ли? Полагаю, всё это  Вам отлично известно. Но в данном случае одними шалостями не обойдется. Я твердо намерена растить нашего будущего ребенка в полноценной, гармоничной семье.

Да-да… Я понимаю… Для Вас  это не слишком приятная новость. Но что поделаешь, жизнь есть жизнь… У Вас будет больше времени заниматься детьми Ваших сыновей. Внуки — это тоже неплохо, правда? Мне хочется верить, дорогая Руфина Абрамовна, что мы решим все вопросы как интеллигентные люди, и мне не придется информировать  о сложившейся ситуации сотрудников кафедры, деканат, ректорат и ректора лично. Для Фединой безукоризненной репутации это было бы губительно. Он ведь исключительно щепетилен в вопросах этики  и морали и впервые позволил себе расслабиться именно с подчиненной — молодой, неопытной, наивной женщиной — и вот теперь она оказалась жертвой коварного престарелого соблазнителя,  да  еще носит под сердцем его дитя… Выглядит вся эта история не сильно  красиво, а пахнет  и того хуже, согласны? Да и волноваться в таком возрасте нашему шалунишке вредно… Мало ли что может случиться!

Я, пожалуй, пойду, а Вы поразмыслите на досуге… Я думаю, мы  найдем оптимальное решение. Вы же умная женщина! Да,  и еще одно… Вам одной ведь четырехкомнатная квартира ни к чему! А нам троим такая жилплощадь будет самый раз. У Феди денежки есть, он Вам однокомнатную квартирку где-то в тихом районе присмотрит, так что на улице не останетесь, не волнуйтесь! Всё, всё, ухожу… Вы молодец, отлично держитесь! Ну, мы еще встретимся! До скорого свидания!»

Федор Феофилович, узнав от любовницы о визите  к его родной супруге и о  перспективе в третий раз стать счастливым папаней, в мгновение ока превратился из блаженного,  молодящегося  дурачка-козлика в старого бешеного козла. Он побагровел, орал, брызгал слюной, обзывал беременную даму сердца всякими нехорошими словами, из которых самыми нежными были «тварь» и «мерзавка», и даже попытался хлестануть  по лицу, но она отстранилась, и рука просто ткнулась в воздух.

В конце концов, Элле всё это надоело: «Слушай, Федя, не дури! Любишь  кататься — на мне кататься, милый! — так люби и саночки возить! Ты же у нас почетный член городского совета по делам семьи и молодежи, почетный председатель попечительского совета по защите интересов матерей-одиночек… Я уж не говорю о твоих коллегах и студентах, которые тебя  чуть ли не в святые отцы записали!  Ты ведь не устаешь в промежутках между изложением своих забубенных кибернетических идей разглагольствовать на темы нравственности и морали, бия себя в грудь и изображая доброго семьянина! А твои благотворительные взносы в фонд укрепления молодой семьи вызывают восхищение всего города! Поправь меня, дорогой, если я ошибаюсь!

Я ведь везде ходить стану, Феденька… Животиком вперед — на все твои заседания, собрания и  лекции буду являться… И рассказывать добрым людям, какой ты «член» и «попечитель»!  Так что ты уж, будь добр, защити мои  интересы!  И укрепи нашу будущую молодую семью!Я пока что не мать-одиночка и ею становиться не собираюсь! И еще учти: ректор, декан и  иные твои начальники весьма дорожат репутацией университета! Им скандалы ни к  чему! Так что попрут тебя как миленького, и лауреатство не спасет! И кому ты будешь нужен на шестом десятке, а? «За бугор» подашься? Но там тебя не сильно ждут, поскольку все твои заслуги  и награды носят исключительно местный характер, а на Западе о твоих великих научных достижениях и слыхом не слыхивали! Я ведь права, Феденька? Во-о-т… Поэтому захлопни свой рот и не ори, а то протез не ровён час вылетит и разобьется! И запасного-то нет… А тебе завтра снова лекцию читать! Я ведь теперь о твоих интересах должна заботиться как новая спутница жизни! А Руфина Абрамовна придумает, как всё в лучшем виде общественности преподнести: и твой с ней развод, и нашу с тобой женитьбу! Пышных торжеств устраивать не будем, вполне достаточно печатей в паспортах. Ты всё понял, дорогой? Ну, если что не дошло пока, так супруга твоя тебе мозги прочистит! Езжай домой и разбирайся! А я устала что-то, прилягу отдохну… Мне теперь стрессы ни к чему, так что ты меня  не нервируй и не утомляй!»

План Эллы, изначально казавшийся  блестящим и безукоризненным, с самого начала пробуксовывал и потрескивал по швам. Супруги Корнеевы реально оценили нависшую над профессором угрозу и решили не лезть на рожон, а  уступить требованиям молодой нахалки. Формальный развод и формальная женитьба — это одно, а реальная жизнь под одной крышей в течение десятилетий, горячо любимые дети и внуки, вместе пережитые  беды и победы — это совсем другое. Руфина Абрамовна не стала выедать мужу мозг, как предрекала его любовница, а, наоборот, выказывала всяческое сочувствие влипшему в историю Феде. Он, и без того всегда полагавшийся на жену в сложных ситуациях, теперь еще больше прислушивался к ее спокойному голосу, вникал в суть её отнюдь не глупых советов и предложений. Проштрафившийся профессор, с одной стороны, чувствовал себя виноватым, что по глупости попал в такую передрягу, а, с другой стороны, испытывал глубокую благодарность и даже нежность к  мудрой и преданной жене. Парадоксальным образом, буря, спровоцированная Эллой, не разбросала  супругов в стороны, а, наоборот, сблизила их гораздо сильнее, чем это было прежде.

Сыновья и невестки были  в сдержанных  и сочувственных тонах проинформированы о сложившейся ситуации и тоже  отнеслись к ней с пониманием. Федор Феофилович, ожидавший, что в его сторону полетят громы и молнии, был тронут такой поддержкой и еще острее ощущал угрызения совести по отношению к семье. О грядущих юридических изменениях ему и думать не хотелось. Тем не менее плод развивался в соответствии со сроками, роды неумолимо приближались, любовница в своих требованиях не отступала ни на шаг и ждала официальной регистрации брака. У нее сильно отекали ноги. Черты лица расплылись и утратили привлекательность.
Корнеевы подключили к делу хорошо знакомых, опытных адвокатов, и они теперь донимали беременную женщину бесконечными пространными обсуждениями деталей развода и вступления в брак. От быстро произносимых юридических терминов и  профессионально закрученных  фраз её начинало тошнить, и затылок ломило нестерпимо. Элле подсовывали на подпись какие-то документы с  множеством мелких параграфов и сносок,  терпеливо втолковывали их смысл, но  мозг воспринимал  всю эту сложную информацию как монотонный шум. Она уже ушла в декрет, но пока не решалась скандалить. Всё, на первый взгляд, шло по плану, хотя внутренний голос говорил иное.  Сотрудники кафедры пытались деликатно выяснить, кто отец будущего ребенка, но вразумительного ответа не получили и отступились.

За неделю до предполагаемого срока родов известная в городе юристка  оформила развод супругов Корнеевых, и она же  безотлагательно объявила Эллу и Федора мужем и женой, после чего профессор вернулся под заботливое крылышко  Руфины Абрамовны, а новоиспеченная мадам Корнеева отбыла на такси в свою съемную квартирку. Ни университетские коллеги, ни близкие друзья и знакомые не были проинформированы о  смене de jure жен почтенного лауреата. De facto всё осталось на своих местах. То, что скоро на свет появится маленький человек, похоже, никого не интересовало.

Анна Алексеевна Виль была совершенно не в курсе происходившего. Если старшая дочь всегда  делилась с матерью и хорошими, и плохими новостями, то младшая держалась от родных подальше, считая себя иного поля ягодой.  Пока беременность была не видна, Элла забегала иногда на полчасика в родительский дом. В дальнейшем она  общалась с мамой и сестрой исключительно по телефону, ссылаясь на занятость, однако в глубине души надеялась, что однажды триумфально заявится  в родные пенаты под руку с мужем-профессором. Ничего из этого не вышло. Мать просто пришлось поставить в известность о заключенном браке и предстоящих родах. Анна Алексеевна и Алла в полном недоумении  примчались к младшенькой, но опоздали: «скорая» увезла её в роддом.

Роды были тяжелыми: крупный плод,  затяжные схватки… Кровотечение, разрывы… Но мальчик всё же,  в конце концов, появился на свет. Вместо обычных нескольких дней пребывание  в роддоме растянулось на две недели. Мама и Алла бегали к Элле ежедневно, носили передачи. Профессор Корнеев не пришел ни разу,  в том числе и в день выписки.  Анна Алексеевна забрала из больницы дочь с внуком, хотела отвезти к  себе домой, но Элла велела доставить ее и младенца на съемную квартиру. Она надеялась, что Федор всё же  появится там, и не ошиблась.

Он пришел через пару дней, без цветов и поздравлений. Приблизился к кроватке, равнодушно поглядел на новорожденного, положил на стол конверт с деньгами. Согласился с предложением  так называемой жены дать сыну имя Архип. Постоял еще немного. Сообщил, что будет захаживать и приносить деньги на ребенка. Повернулся и ушел.

Младенец был плаксивым  и хилым, то и дело страдал поносом. Грудь сосал вяло, вес набирал слабо. Анна Алексеевна перетаскала к нему всех именитых педиатров, но толку от этого было немного. Мальчик по-прежнему болел.

Федор Феофилович навещал бывшую любовницу один-два раза в месяц, брезгливо косился на пахнущего детскими испражнениями сына, оставлял деньги и уходил. Элла, замотанная,  осунувшаяся, с черными кругами вокруг глаз после бессонных ночей, всё еще еле ходившая после родовых осложнений, вызывала  у него не сочувствие, а отвращение. Однажды она попыталась обнять супруга, но он с гримасой омерзения отшатнулся. Формально Корнееву нельзя было предъявить никаких юридических претензий: брак оформлен, сын записан на  его фамилию. Финансовая поддержка более чем достойная… А что отец ребенка проживает с прежней супругой, так это, знаете ли, его личное дело! В конце концов, тридцать лет брака, двух сыновей и четырех внуков из жизни не вычеркнешь…Элла поняла, что её очень ловко перехитрили.

Мама и сестра постоянно предлагали ей свою помощь, но младшенькая старалась их как можно скорее выпроводить из квартиры, опасаясь встречи родственников с  Федором,  всегда появлявшимся без предупреждения. Его знакомство с тёщей-ровесницей так и не состоялось. Алла всё же  частенько забегала к сестрице после работы, приносила для Арика то игрушки-погремушки, то ползунки-распашонки, а то и просто оставляла деньги. Она брала племянника на руки, тетешкала,  вдыхала запах младенческих волосиков — и  горло сжималось от нежности и горечи. Мамаша с недовольным выражением лица забирала сына и заявляла, что не любит его кормить грудью при посторонних. Это Алла-то посторонняя… Однако ничего не поделаешь, приходилось «проглатывать» такие сентенции и уходить…

Однажды в субботу, в девять утра (Архипу как раз исполнилось три месяца) позвонили в дверь. Элла, как всегда, невыспавшаяся, растрепанная, в накинутом на ночную сорочку халате, решила не открывать.  Она никого не ждала. Но звонок повторялся с завидным упорством, и женщина помчалась выяснять, что за нахал с утра пораньше не дает ей покоя. Она раздраженно распахнула дверь — и отшатнулась! На пороге стояли ее формальный супруг со своей родной женой и у них за спинами двое Фединых сыновей — Лев и Вениамин, крупные бородатые мужики с мамиными еврейскими носами и насмешливыми карими глазами.

Профессор Корнеев оживленно хохотнул: «А мы к тебе! Принимай гостей!»

Руфина Абрамовна пояснила: «Наши мальчики хотят познакомиться с братом, а мы с мужем решили их сопровождать. Мы ненадолго, не волнуйтесь. Надо же поглядеть, кого наш юный папа на свет произвел!»

Сыновья хихикнули, Федор хмыкнул и широким жестом пригласил их в комнату, не дожидаясь разрешения хозяйки квартиры. Архип, как всегда, страдал поносом. Он хныкал, сопел и беспокойно сучил ножками: очевидно, болел животик. Гостья принюхалась: «А что же ребенок лежит закаканный?  Куда это годится?!» Она  ловко содрала с малыша ползунки и памперсы, открыла дверь в ванную и под краном тщательно вымыла Арику запачканную попу. Внесла обратно в комнату и с гордостью продемонстрировала плоды своего труда: «Вот! Теперь мы аж блестим! Правда, маленький?» Веня и  Лёва с умилением взирали на свою опытную  маманю и не обращали никакого внимания на мать братца.

Руфина иронически-сочувственно взглянула на растрепанную, красную от возмущения и неловкости за свой вид Эллу: «Да, деток растить — это нелегкий труд! Но надо всё же лучше ухаживать за ребенком, дорогуша! Вокруг попы покраснение! Мойте дитя почаще, кремом смазывайте! Не ленитесь!»

Фёдор подтявкнул (он в этот момент действительно напоминал преданно служащего хозяевам пса): «И за собой тебе  не мешало бы следить хоть немного, а не выглядеть пугалом огородным! Профессорская жена! Смех один!» —  и он  в самом деле издевательски хрюкнул!

Лев как старший сын решил  подключиться: «Элла, мы тут с Веней деньги принесли… Вы уж будьте добры, потратьте их на нужды младенца! Именно на него! Мы будем иногда помогать финансами, а то папа один корячится! Да, преподнесли Вы нам сюрприз… Это же надо совсем никакой совести не иметь, чтобы с пожилым, уважаемым человеком, известным учёным вот так поступить! Ну, обратно ничего не вернешь! Наш отец как человек чести выполнил свой долг, так что цените! И не рассчитывайте, что он от мамы уйдет! Даже не мечтайте! Хватит с Вас штампа в паспорте! И Архипа растите, как полагается! У нас у самих дети имеются, но наши супруги такого безобразия, как Вы, никогда не допускали! И в доме все сверкало,  и младенцы были в полном порядке, и на жен приятно было посмотреть, и отменный ужин нас  вечером всегда ждал, когда мы с работы возвращались! Так ведь, Вень?»

Вениамин кивнул: «Всё верно, Лёва! Элла, Вы учтите: мы за нашим братцем приглядывать будем! Он нам по крови не чужой… Если что, так у нас юристов знакомых хоть отбавляй! Вмиг родительских прав лишитесь! А потом и штампики в паспортах на прежние переправим! За нами не заржавеет! Ну, Архип, расти большой!»

Вся четверка развернулась и не прощаясь покинула квартиру. За всё время  визита непрошеных гостей Элла не произнесла ни слова. Оставшись одна, она неожиданно заорала на сына: «Всё из-за тебя, засранец! Дохляк несчастный! Придурок вонючий! Ненавижу!» Мальчик вздрогнул и начал громко плакать. Мать, не обращая внимания на крики ребенка, отправилась на кухню  и уселась завтракать.

Время шло, младенец рос, но ситуация не менялась. Федор время от времени наведывался, деньгами помогал, сыном не интересовался, тем более, что тот продолжал страдать животиком и пах не слишком приятно. Бородатые братья  малыша посещениями больше не удостаивали. Анна Алексеевна и Алла рады были бы навещать Арика почаще, но Элла уже через пять минут выставляла их за порог: «Я сама в состоянии решать, что моему сыну нужно и когда. Ассистенты мне не требуются!» На все вопросы родных о муже она отвечала коротко и неохотно: «Федя очень занят! Он работает с утра и до ночи! Его исследования нужны государству! Больше ничего не могу сказать! Не имею права!»  Мама и старшая сестра в эти  объяснения, конечно же, нисколько не верили и в разговорах между собой строили  различные предположения. Им, однако, даже в голову не приходило,  каково истинное положение дел.

Между тем, Арику исполнился год. Он  по-прежнему страдал от поносов, с трудом ползал в манеже, неуверенно стоял на подгибающихся ножках, даже не пытался ходить и совсем не говорил. Врачи назначили мальчику таблетки, стимулирующие мозг, но они провоцировали у малыша немедленную сильную рвоту. Элле наскучила вся эта возня, и она махнула на сына рукой: и так  ясно, что дурачок растет! Вот уж родила дебила на свою голову!

Она терпела свой замкнутый образ жизни еще полгода, потом устроилась на работу в  неплохую фирму, а дитя сдала в круглосуточные ясли. Однако уже на следующий день оттуда позвонили и сообщили, что Архипа с температурой сорок и сильной рвотой «скорая» увезла в больницу, и мамаше немедленно следует  явиться в отделение и находиться рядом с тяжелобольным сыном. Пребывание в стационаре  затянулось  надолго. Через неделю  женщине позвонили с нового места работы и сообщили, что в услугах госпожи Корнеевой больше не нуждаются. Было ясно, что с таким  ребенком ей найти приличную работу не светит.

Летним погожим  воскресным днем к дому Анны Алексеевны подъехало такси. Из него вышла Элла, потом вынула из машины сумки  и напоследок извлекла Арика. В ответ  на удивленные взгляды сестры и матери она пояснила: «Вы, кажется, жаждали нянчиться с моим сыном? Можете приступать. С завтрашнего дня я выхожу на работу. Муж отбыл в длительную командировку за границу. Я пробовала отдать Архипа в круглосуточные ясли, но  его не приняли из-за постоянных поносов и отставания в развитии. Сидеть  дома я тоже больше не собираюсь. Если вы не готовы с моим дебилом возиться, я вполне пойму это и просто сдам его в интернат для умственно отсталых детей, а по выходным буду забирать домой. Так что? Решайте!»

Алла подхватила малыша на руки, обменялась взглядами с мамой и  весело улыбнулась сестре: «Мы желаем тебе успешного старта на новом рабочем месте! За сына не волнуйся, он останется у нас!» Элла кивнула, уселась в ожидавшее ее такси и укатила прочь.
Она сообщила Федору, что устроилась на работу, уезжает в командировку в другую страну, ребенка пока оставила на попечении своей матери. Деньги на  содержание Архипа следует переводить на счет Эллы, а она уже дальше будет переправлять их по назначению. Как только на новом месте всё утрясется, она заберет малыша  с собой. Профессор Корнеев на этот счет не выказал никакой озабоченности, но деньги переводил регулярно.

Анна Алексеевна первым делом решила посоветоваться по поводу внука со старым участковым педиатром Лидией Ивановной, лечившей еще  Аллу и Эллу и уже давно ушедшей на пенсию. Врач посетила Архипа на дому, выслушала его историю и, во-первых, предложила полностью исключить из пищи молочные продукты, а, во-вторых, выписала травяные сборы и объяснила, как их принимать.

Через несколько дней поносы прекратились. Две недели спустя появился аппетит. Арик  съедал приготовленные бабушкой куриные котлетки, сваренные вкрутую и мелко нарезанные яички, супчики, каши на воде, тертое яблочко. Его щечки порозовели, взгляд оживился. Сон в саду на свежем воздухе тоже шел малышу на пользу.

Алла теперь мчалась с работы домой, подхватывала племянника и то играла с ним в «ладушки», то складывала «пирамидку» или строила домик из кубиков. Затем следовали «приплясывания» под музыку и «полеты» у тетки на руках. Обоим это доставляло немалое удовольствие. Малыш стал чуть улыбаться,  произносил какие-то невнятные  гортанные звуки. Лидия Ивановна посетила маленького пациента, осталась им довольна и велела продолжать в том же духе.

У мальчика быстро отрастали волосики — светлые,  тонкие, мягкие. Алла  хотела их немного подстричь, но Арик внезапно начал  отчаянно кричать, хотя никакой боли ему не причинили. На следующий день при повторной  попытке  реакция была та же самая. Решили оставить ребенка в покое. Дела большие — длинные волосики! Так даже красивее! А  заодно придумали еще одно сокращенное имечко: Архип — Хипуша — от слова «хиппи».

Элла объявилась месяца через полтора и забрала сына на выходные домой. Её предупредили, чтобы не давала молочных продуктов, и рассказали историю со стрижкой. В воскресенье к вечеру Алла подъехала на машине к дому сестры, чтобы снова увезти племянника к себе. С третьего этажа через открытую балконную дверь доносились отчаянные вопли Архипа, переходившие в хриплый визг. Женщина  бегом взлетела по лестнице. Ключ от квартиры у нее имелся. На диване в гостиной лежал туго спеленатый большими полотенцами  и сверху для надежности обвязанный кожаным ремнем малыш и захлебывался от крика, давясь соплями и слезами. От  него сильно несло рвотой и хорошо знакомым запахом поноса. Элла стояла над орущим сыном с машинкой для стрижки волос и завершала работу. Дитя было обрито налысо. Светлые волосики волнами покрывали пеленку, предусмотрительно подстеленную мамашей.

Алла ахнула: «Что ты делаешь? Он же кричит! Прекрати! И понос у него опять! Я же слышу запах! Ты что, молочное ему давала? Мы же тебя предупредили!»

Младшенькая выпрямилась, подбоченившись: «Значит, так! Я мать, и мне лучше знать, что нужно моему ребенку! Какая-то старая дура чушь собачью насоветовала, а вы и уши развесили! Ребенок должен получать молочное! Должен, понятно? А волосы обстригла, да!  Он у вас уже на дикобраза похож! Позорище! Няньки из вас никудышные, как я погляжу!  И разбаловали мальчишку, к тому же! Пусть знает, что  капризами и воплями он ничего не добьется! А то совсем на голову сядет! Ладно, забирай его! Я на три месяца уезжаю заграницу по делам фирмы, деньги на ребенка потом перешлю. Приеду — проверю! Если не будете кормить, как положено, и стричь вовремя, я его просто отдам в интернат, как собиралась. Там хотя бы уход будет нормальный! Ты меня поняла?»

Старшая кивнула, сказала, что с деньгами   проблем нет, подхватила дитя на руки, развязала, быстро отмыла, переодела в чистое, чуть ли не бегом спустилась  с ним вниз, вскочила в машину и уехала.

Несколько дней Арик почти ничего не ел, только пил воду и яблочный компот, безучастно лежал в кроватке или сидел в манеже… Казалось, что вместе с волосиками у него отняли силы. Вызванная Лидия Ивановна сокрушенно качала головой: «И ведь формально мамаше претензий не предъявишь… Стрижка — это ненаказуемо. Повреждений на коже нет. И за кормление молоком и йогуртом тоже к ответственности не привлечешь. Ну, ничего, отойдет малыш потихонечку, не переживайте… Не кормите насильно.  Наберитесь терпения. Постарайтесь побольше быть рядом с ним, берите на ручки почаще, только голову не трогайте! Возможно, у него там повышенная чувствительность  кожи или что-то в этом роде…»

Анна Алексеевна брала внука на руки,  гуляла с ним по августовскому саду, полному чудных запахов: лежащих на траве спелых яблок, завалявшейся под забором прошлогодней вишневой листвы, поспевающих на грядке солнечных помидоров,  зарослей черной смородины… Ребенок постепенно оживал, поел  супчику с растолченной в нем котлеткой. Но возле ротика по-прежнему сохранялись страдальческие складочки, а ручки то и дело подрагивали, как будто старались защититься от чего-то страшного.

Алла приходила с работы, наскоро ела,  укладывалась на раскладушку под вишней и пристраивала Арика рядом, себе под бочок. Они оба лежали и  молча смотрели в  высокое зеленоватое вечернее небо с первыми молодыми неяркими звездочками. Теплый ветерок обдувал голову ребенка с чуть отросшим «ежиком». Глазенки  малыша глядели в высь с какой-то совершенно взрослой печалью. Бабушка Аня приносила на террасу сваренную на воде манную кашу и раскладывала на три тарелки: две больших и одну маленькую, по центру пристраивала желтые фонарики сливочного масла, поливала малиновым вареньем собственного приготовления, и семейство неспешно ужинало.

От Эллы не было ни слуху, ни духу, и это, с одной стороны, тревожило — уж не случилось ли чего,  а, с другой стороны, радовало:  хорошо, что не приезжает, а то опять начнет качать права! Через полгода младшая всё же позвонила и сообщила, что задерживается за рубежом по служебным делам. О деньгах не было сказано ни слова, да Алла вполне  и без них обходилась:  успешная карьера давала солидную прибавку в жаловании.

Год спустя младшая сестра  все же вернулась ненадолго, заглянула  мимоходом к матери, сказала, что Архипа  в этот раз забирать не станет, поскольку вот-вот снова уедет, и опять надолго! Если Арик надоел — можно сдать его в интернат или оформить в дом ребенка! Мальчик, как только увидел мать, спрятался за угол стола и сидел там до тех пор, пока Элла не ушла. Мамаша заглянула за стол, увидела сына с диким выражением на личике, махнула рукой: с дебила что возьмешь! — и покинула бывший родной дом. На длину волосиков (опять отросших) она внимания не обратила, питанием ребенка не интересовалась. У нее на тот момент были заботы посерьезней. Пришло сообщение от Руфины Абрамовны: «Надо встретиться. Срочно».

В назначенное время Элла вошла в тихое кафе недалеко от дома Федора. Руфина была уже там: постаревшая, осунувшаяся…  Она сразу приступила к делу: «Вот что, Элла… Возможно, Вы заметили, что в последние месяцы к Вам на счет перестали поступать деньги. Это не потому, что муж  отказался от своих финансовых обязательств. Он сейчас просто физически не в состоянии это сделать. У Феди обнаружили опухоль головного мозга, сделали операцию. Сначала всё было хорошо, но очень быстро возник рецидив. Правая половина тела почти парализована. Наши врачи отказываются от нового вмешательства. Говорят, что все равно это безнадежно. Но в Израиле берутся за лечение с  неплохим прогнозом. Лева и Веня узнавали. Вы, возможно, не в курсе… Федя, насколько мне известно, не делился с Вами подробностями нашей семейной жизни.  Так вот, наши сыновья со своими семьями уже давно уехали в Израиль. Помните, мы однажды приходили к  Вам всем семейством? Ребята просто хотели перед отъездом взглянуть на братца: всё-таки родственник. Они там все отлично устроились, давно зовут нас к себе. Но Федор Феофилович не соглашался. Здесь у него кафедра, ученики, известность. А теперь… Теперь это не имеет никакого значения. Я хочу увезти Федю  в Израиль и попытаться спасти его жизнь. Но формально Вы являетесь его женой. Поэтому у меня нет юридических оснований для оформления  нашего совместного выезда.

Предложение к Вам такое: Вы подаете заявление на развод — мы  решим вопрос официального оформления без волокиты, а я соответственно снова становлюсь его женой не только фактически, но и юридически. В обмен на развод Вы получаете от меня  пять  тысяч долларов, там же, в загсе, и распоряжаетесь ими по своему усмотрению. Если Вы не согласитесь, Федя останется здесь, и я с ним. Но финансовые поступления прекратятся. Совсем. Даже если Вы официально  подадите на алименты. Федор Феофилович не работает, так что вычитать алименты будет неоткуда. Деньгами распоряжаюсь я. И  случае отказа от моего предложения Вы не получите от нас больше ни копейки».

Элла попробовала нажать и удвоить  предложенную ей сумму, но Руфина твердо сказала: «Нет. Пять тысяч. Или ничего». Развод оформили в тот же день. На следующий день бывшая мадам Корнеева улетела в Австрию, к месту работы.  Ждать материальных благ от  экс-супруга больше не приходилось, и дальнейшая судьба профессора её не интересовала. Собственное дитя тоже перестало быть источником постоянных доходов, а, следовательно, какой от него прок?.. Алла и мать возятся с дебилом — это их дело… Им ведь было предложено  сдать  мальчишку в  государственное учреждение. Не захотели — пусть  сами и расхлебывают!

А дитя, между тем, уже неплохо ходило и даже бегало, неуклюже пританцовывало под музыку, самостоятельно складывало пирамидку и строило домик из трех кубиков. Но любимым занятием было выкладывание квадратов  из всего, что попадалось под руку. Предметы или цвета всегда были одинаковыми: только из желудей, только из каштанов, только из красных кубиков, только из зеленых…

Обращенную речь Архип хорошо понимал, но сам не говорил.  Его водили к логопеду, однако без толку. Мальчик любил рассматривать картинки в книжках, водил пальчиком по строчкам. Анна Алексеевна без особых надежд тыкала в буквы и называла их, потом вслух складывала из них слова: «А-Р-И-К», «А-Л-Л-А», «Б-А-Б-А». Внук никак не реагировал. Алла купила кубики с буквами и через несколько дней обнаружила, что племянник составляет из них те слова, которые ему показывала бабушка. Решено было этот процесс подхватить и развивать. Задания постепенно  разнообразили и усложняли.

Наконец, малышу дали в руки первую детскую книжку с картинками, под которыми крупными буквами были напечатаны коротенькие подписи. Ребенок просидел над этой книжкой несколько дней, внимательно изучая каждую из страничек. Вслух ему читать не стали, решили посмотреть, что будет дальше. Вечером обнаружили, что Арик сидит на полу и складывает из кубиков слова, которые он видел в книжке. Это было открытие!
Попробовали ему вслух читать простые стишки. Отдельные слова из них тоже появились на полу. Начали включать немудреные детские песенки.  Мальчик слушал их по много раз, жестом требуя снова и снова повторять. Вскоре и эти тексты были  частично воспроизведены на полу, ставшем своеобразной тетрадкой, но вслух ни разу не произнесены.

В конце концов, Алла  подарила подросшему племяннику планшет и показала, как он работает. Дитя  заинтересовалось, присмотрелось, призадумалось, постепенно вникло — и уже через месяц набирало наизусть  услышанные стишки и песенки. Ему начали читать короткие простенькие сказки. Хипуша слушал не шелохнувшись. Никаких эмоций не проявлял. На следующий день сам приносил книжку, находил прочитанную накануне сказку и  жестом показывал: читать снова. Так могло повторяться несколько дней. Потом он почти дословно воспроизводил сказку  на планшете.

 

Как известно, Анна Алексеевна не отказывала себе в удовольствии слушать песни на английском и французском.  Хипуша частенько сидел рядом,  наклонив голову, так что длинные волосики прикрывали личико. У него были свои, совершенно четкие музыкальные предпочтения и неприязни. Иногда мальчик жестом просил несколько раз подряд ставить одну и ту же песню, а в некоторых случаях, наоборот, поднимался и уходил в другую комнату. Однажды Алла обнаружила у него в планшете набранный кириллицей  кусочек текста французской песни. Через некоторое время в таком же виде появился фрагмент текста английской песни.

Бабушка решила обучить внука латинице. На практических примерах объяснила некоторые, самые простые  правила чтения в английском и подсунула Арику книжечку с английскими стихами для самых маленьких, читая  их вслух много раз. Через пару недель ученик  стал воспроизводить эти тексты, используя латинский алфавит.
Посоветовались с психологами. Те пожали плечами: необычный ребенок, наблюдайте, продолжайте развивать. Детский доктор Лидия Ивановна велела не мешать мальчику в его занятиях: он идет своим путем и пока  что неплохо с этим справляется. Молчит — потерпите! Еще не пришло время.

Шкодливый хитрюга Буля установил с Хипушей особые отношения. Они оба усаживались на диванчик, стоявший на террасе, или на лавку под кривой грушей и, прижавшись друг к другу,  молча смотрели вдаль. Это могло продолжаться довольно долго. Первым обычно поднимался  Архип, тогда и его напарник соскакивал на пол и начинал привычно безобразничать с ангельским выражением на морде. Иногда друзей видели в саду: маленький человек прижимал губы к песьему уху и, похоже, что-то нашептывал. То ли он умел говорить на собачьем, то ли Буля понимал речь ребенка, но общий язык они явно находили.

Потом в доме появился оручий Кирюша и быстро втерся в доверие  сперва к Арику, а затем и   к собачьему  хулиганью и в буквальном смысле слова садился им на голову, довольно урча и ласково копошась клювом  то в  нежных волосиках детеныша, то в  непроходимых лохмах пса. Если мальчик забирался на нижнюю развилку груши, попугай пристраивался на соседнюю ветку  и торжествующе  поглядывал на Булю: ага, слабó тебе к нам присоединиться!

От Эллы иногда приходили короткие сообщения о страшной занятости на работе и  невозможности приехать, а также стереотипные  предложения об передаче сына на попечение государства. Родные вежливо отвечали, что уход за Архипом их нисколько не обременяет, и желали ей дальнейших успехов в труде.

 

Дело близилось к школьному возрасту, но мальчик  по-прежнему молчал. Алла таскала его то в аквапарк, то на разные аттракционы, то в цирк или в театр на детские спектакли, толкала в гущу детей, в надежде, что  возникнет речевой  контакт, но ничего подобного не происходило. Племянник  не реагировал на сверстников,  те вели себя аналогично. В детский сад странного ребенка категорически не принимали.

В хорошую погоду тетка  водила Хипушу на прогулки по тихим улицам и брала с собой его домашних друзей. Буля строил из себя приличного парня и важно вышагивал на поводке до первой встречи с себе подобными. Тут он сразу терял выдержку и облаивал собачье племя  с таким звонким энтузиазмом, что прохожие только изумленно покачивали головами: во дает! Кирюша, наоборот, незамедлительно являл свой скандальный нрав и склочный характер  и, сидя на плече у хозяйки, обращался к каждому встречному: «Чего прррипёрррся, прррридурррок? Убиррайся!» А то еще, чего доброго, требовал: «Сорррок долларррров!», а также пытался заниматься клювоприкладством и мог запросто долбануть зазевавшегося пешехода по макушке.  Во избежание подобных коллизий по специальному заказу из собачьей шлейки была изготовлена шлейка попугайская. Алла надевала ее на драчуна, а другой конец  пристегивала к поясу на своих джинсах, резко ограничивая возможности агрессора. Народ веселился от души, видя  такой экзотический квартет! Правда, некоторые интеллигентные дамы выговаривали Алле за неприличный лексикон попугая, но та ссылалась на буйную молодость птицы и ее «неперевоспитуемость» — и  ревнительницы порядка умолкали.

 

Однажды развеселая компания решила  посетить  кафе и устроилась на террасе. Для тётки и племянника принесли заварные пирожные и чай, Кирюше накрошили в блюдечко бисквит, а Буля получил вкусную котлету. Внезапно попугай слетел  со столика, попытался вырваться из шлейки и  истошно заорал: «Киррррюша дррружок! Бонжурррр! Добрррый вечеррррр!» Алла повернула голову в ту сторону, куда было устремился крикун, и столкнулась взглядом с  бывшим однокурсником, стоявшим рядом с перилами террасы. Он удивленно воскликнул: «Патрик! Вот так встреча! Привет, дружок! Что ж ты меня бросил, а? Улетел — и носу не кажешь! Клюва, то есть…» Потом улыбнулся Алле: «Привет! Мы ведь, кажется,  не виделись со дня получения дипломов… Я  Кирилл Векслин с французского отделения, если помнишь… Каким образом мой Патрик оказался у тебя? Я однажды недосмотрел, и он слинял через открытую форточку. Вот уже лет пять с того момента прошло… Я и объявления давал всюду, и сам его по городу искал — но без толку. Удивительно, что он меня не забыл».

Алла пригласила однокашника к столику. Тот подошёл, тяжело переваливаясь с одной ноги на другую и опираясь на палки. Детский церебральный паралич искалечил нижние конечности и  пощадил остальное.  Симпатичные черты лица, внимательные карие глаза, внушительный рост, мощные плечи, мускулистые руки… Кажется, он был одним из лучших студентов факультета романских языков.
Попугай немедленно перелетел на голову Кирилла и стал нежно ворошить клювом его темные, густые, чуть вьющиеся волосы. Тот протянул руку к птице: «Соскучился, Патрик? Я тоже по тебе скучал. Ах, ты, бродяга…»  Женщина грустно вздохнула: «Так он Патрик… А мы его Кирюшей величаем… Он  к нам  прошлым летом прилетел и сразу закричал: «Киррюша дрружок!» Оказывается, это о тебе речь шла… Жаль, привыкли мы к нему… Но забирай, конечно… Пять лет назад улетел, говоришь? Значит, он еще у кого-то до нас обитал. Там, видно, и слов дурных нахватался… Да, Патрик?» Тот не стал опровергать, а только косился на людей, слегка наклонив  разноцветную головушку, и тихонько рокотал горлом.

Векслин заказал себе кофе и взглянул на собеседницу: «Как жизнь?  Чем занимаешься? Выглядишь на все сто! И сын у тебя очень симпатичный…»

Алла покачала головой: «Это сын моей сестры. Она трудится за рубежом, а Архип находится со мной и с мамой.  А работаю я с недавних пор главным редактором издательства. Мой

бывший шеф передал мне дела и ушел на заслуженный отдых по возрасту и состоянию здоровья. В сложных ситуациях я с ним советуюсь. Он  настоящий «морской волк» в нашем деле. Однако японский пришлось практически забросить… Жаль, но что поделаешь… А ты чем занимаешься?»
«Я преподаю французскую литературу в университете.  У нас отличная кафедра, очень дружная… Через  пару лет один наш доцент уходит на пенсию, и его место, скорей всего, займу я. По крайней мере, шеф мне это обещал. Я рад был тебя увидеть. Не стану мешать семейной идиллии. Пойду, пожалуй… Ну, что, блудный попугай? Вернешься в родные пенаты?»

Патрик помалкивал и посматривал то на прежнего хозяина, то на нынешнюю хозяйку. Буля что-то заподозрил и тихонько заскулил. Неожиданно как бы ему в ответ раздался пронзительный  протяжный звук. Арик визжал, запрокинув голову. Примчались официанты, но женщина дала им знак не вмешиваться.  Кирилл, поднявшийся было со стула, вновь на него опустился и вопросительно взглянул на Аллу: «Что происходит? Это из-за Патрика?»
Та кивнула: «Думаю, что да… Они очень дружат втроем: мой племянник, мой пес  и твой попугай. Архип — ребенок с особенностями. Он все понимает, однако не разговаривает. Но попугая забирай… А я что-нибудь придумаю. Хипуша, мы купим другого попугая, хорошо? А этот попугай принадлежит не нам,  понимаешь? Мы должны его отдать». Монотонный визг продолжался на всё той же высокой ноте.
Мужчина пожал плечами: «Не думаю, чтобы  можно было купить нового друга. Новую птицу — можно. А друга — нет». Потом обратился к мальчику: «Архип, давай познакомимся! Меня зовут Кирилл. А моего попугая зовут Патрик. Но ты можешь называть его Кирюшей, как и раньше. Он останется с тобой. Я не могу у тебя забрать друга. Ты меня понял? Если понял, то дай знать».  Дикий звук моментально стих.   Буля слабо тявкнул и тоже умолк.  Ребенок встал со стула, подошел к Кириллу, на мгновение прижался щекой к его плечу и вернулся на место.

Векслин кивнул: «Ну, вот и договорились… Патрик, ты остаешься здесь. Я за тебя спокоен. Ты в добрых руках». Он снова встал и собрался было уходить, но теперь закатил истерику попугай. Он бил крыльями и  отчаянно кричал, стараясь выпутаться из шлейки.
Бывшие соученики растерянно глядели друг на друга. Алла предложила: «Кирилл, если ты не очень торопишься… Я здесь с машиной. Мы живем недалеко. Давай поедем к нам! Кирюша, то есть, Патрик,   успокоится, займет любимый пост на шкафу, мы все вместе поужинаем, а потом я тебя отвезу домой. И спасибо тебе за Архипа… Просто огромное спасибо!»
Через пять минут  авто остановилось возле старорежимного домика, и гость был представлен Анне Алексеевне. А дальше  случилось удивительное: Хипуша, никогда прежде не вступавший даже в молчаливый контакт ни с кем, кроме домашних, взял  Кирилла за руку и повел в сад. Буля и освобожденный от шлейки Патрик, конечно, были тут как тут. Мать и дочь изумленно смотрели им вслед.
После ужина гость еще раз обратился к попугаю: «Дружище, это твой дом, оставайся здесь, мы увидимся, не волнуйся!» — и сам посадил его на плечо Аллы. Патрик немедленно откликнулся: «Пррривет, крррасотка! Бонжурррр!» — и осторожно ее дернул клювом за мочку уха. Кирилл хмыкнул: «Ну, вот и замечательно!», а затем повернулся к Архипу: «Попугай теперь твой! Насовсем! Так что не переживай! Договорились? А мне пора! Доброй ночи!» Арик подошел и снова, как в кафе, прижался щекой к руке  мужчины и отстранился, а тот осторожно погладил ребенка по волосикам. Алла напряглась, поскольку племянник не выносил прикосновений к голове и реагировал громким криком. Однако ничего не произошло. Мальчик стоял и смотрел Векслину прямо в глаза, потом перевел взгляд на тётку. Она спросила: «Ты хочешь, чтобы Кирилл  к нам приходил? Да?». Ребенок кивнул. Гость очень серьезно ответил: «Архип, я приду обязательно! Мы ведь теперь друзья!» — помахал всем рукой и шагнул к двери.

Алла везла однокашника домой по вечерним улицам. Он нарушил молчание: «Бедный ребенок! Умненький и очень ранимый… Как же ему помочь заговорить? У малыша во взгляде, как сказал бы поэт, вся печаль мира… Можно спросить,  почему он с тобой? А где его мама и папа?»
Женщина пожала плечами: «Родная мама  нашла работу за границей. Она считает сына дебилом, поскольку он не разговаривает,  а негативные эмоции выражает криком. Ты сам видел и слышал сегодня… Так вот, моя сестра мечтает сбагрить Архипа в учреждение для умственно отсталых детей, а мы ей не даем этого сделать. Я тебе скажу честно: мы с мамой так  привязались к Арику, что уже не сможем с ним расстаться. Это просто немыслимо. И еще: ты первый посторонний человек, с которым он пошел на прямой контакт. Это совершенно неожиданно и просто поразительно! Я тебя очень прошу: если это не слишком обременительно, ты навещай нас иногда. Самой собой, я тебя буду  привозить и отвозить. Согласен? Ах да, по поводу отца: мы его никогда не видели. Элла сказала, что вышла замуж за какого-то профессора Корнеева, потом с ним разошлась. Ни мама, ни  таинственный папа в ребенке никакого участия не принимают. Вот такая история…»
Она помолчала и продолжила: «Дитя самостоятельно читает про себя тексты на родном языке, а также на английском и французском, обожает слушать песни на этих языках…»  —  и рассказала  всю историю с планшетом и алфавитами.

Кирилл переспросил: «Любит  слушать песни? А сам не поет?  Нет? Тогда вот что… Меня в детстве учили игре на фортепиано. Я не сильно в этом преуспел, но кое-что всё же могу.  Ты приглашаешь меня заходить? Так я с удовольствием! У меня дома есть переносной синтезатор. Я его к вам притащу, и посмотрим, что из этого получится… И еще один вопрос, если можно… Отвечать необязательно… Ты что, одна? Или просто мужа твоего не было дома? Я от кого-то из наших слышал, что ты замужем… Или нет? Ты невероятно красивая женщина… Я всегда тобой любовался, когда мы студентами были. Издалека ведь любоваться даже  таким, как я, не возбраняется!»

Алла спокойно ответила: «Я в разводе. При  моем росте и интеллектуальных запросах мужа оказалось найти не так-то просто. В конце концов, я  чисто из практических соображений вышла замуж за известного спортсмена, чемпиона всего чего можно… Мне удалось продержаться в браке полгода. Потом оказалось, что мой супруг, во-первых, регулярно принимает жуткий допинг и детей иметь не может, а, во-вторых, исподтишка гуляет налево, из спортивного интереса. Я собрала вещи и ушла к маме. Вскоре мы официально оформили развод. С тех пор я одна. С утра до вечера занята в издательстве. Там сложное хозяйство, требующее времени, внимания, энергии. С работы мчусь домой, чтобы хоть немного побыть с Хипушей. Он плохо засыпает без меня. Я даже в командировки стараюсь надолго не уезжать. Мама рассказывает, что  при моем длительном отсутствии Архип ест и спит хуже, часто сидит в углу и тихонько скулит… Такие вот дела… Мы живем очень уединенно. Арик негативно реагирует на посторонних. Сегодняшние его поступки — это нечто из ряда вон выходящее… Как было бы чудесно, если бы ты смог ему уделить немного внимания… Но, может, у тебя семья, и такие визиты  твоим домашним не придутся по душе?»

«Нет, семьи у меня нет. Я тоже  предпринял попытку устроить личную жизнь. Решил искать для этой цели себе подобных, чтобы не чувствовать себя в браке существом второго сорта. Купил газету с объявлениями о знакомствах, нашел телефоны нескольких женщин с разными физическими дефектами. С одной из них, тоже с детским церебральным параличом, начал встречаться. О любви и речи не было. Бухгалтер на предприятии, внешность ничем не примечательная. Я  решил жениться. Тоже, как ты говоришь, из практических соображений, чтобы одному не оставаться. Я у  моих родителей был единственным поздним ребенком. Они умерли один за другим вскоре после того, как я окончил университет. Ну, вот… Хотелось, чтобы рядом родная душа была, чтобы дети родились. Мой физический дефект по наследству  не передается. Мужские функции не затронуты. Так что детей иметь могу.

И что же? Оказалось, что моей супруге рожать можно только через кесарево сечение — а её  такой вариант совершенно не устраивал! Извини за интимную подробность, сексом она занималась с большой неохотой, а потом и вовсе заявила, что это ни к чему. Готовить не любила. Часами листала женские журналы или смотрела какую-то муру по телевизору. Ни на концерт, ни в музей, ни в театр… Мол, ей неприятно на людях свою инвалидскую походку демонстрировать… Я могу это понять, но  всё же сидеть в четырех стенах не привык. Я стараюсь не пропускать интересных выставок, театральных премьер. А тут появилось ощущение какого-то вязкого, серого пространства, в котором я оказался как бы заперт. Ты, наверное, будешь смеяться, но я тоже выдержал полгода, а потом объявил, что подаю на развод. Она не возражала, собрала вещи и вернулась к себе в квартиру.  Вот и вся любовь, как говорят в народе…»

 

Пару дней спустя Кирилл привез свой синтезатор и понес его в  комнату Архипа. Через закрытую дверь  сперва не доносилось ни звука, потом послышалась простенькая мелодия. Гость и мальчик весь вечер провели вдвоем за инструментом, пока их не позвали ужинать. После еды Арика уложили спать, а Алла повезла Векслина домой. По дороге им попалось то самое кафе, в котором произошла встреча Патрика с прежним хозяином. Соученики решили зайти туда ненадолго и взять по чашечке кофе с пирожными. В итоге они просидели и проболтали весь вечер до полуночи и ушли, когда заведение закрывалось. Уже  сидя в машине мужчина пробормотал: «Ты молодец, Алла! Мужественная женщина! Не постеснялась со мной на людях кофе пить, да еще так долго беседовать! И держалась ты так, словно я нормальный мужик. Это впервые в моей жизни. Ни одна физически здоровая девушка на такой подвиг прежде не решилась! Прости, что тебе это пришлось вынести! Я понимаю, что ты хотела мне сделать приятное, поскольку я возился с Ариком… Но… Ты не обязана… Понимаешь… Я буду просто так приходить к ребенку… Хотя мне было очень хорошо все эти три часа, пока ты была рядом… Но я же не идиот… Я себя никакими иллюзиями не тешу, не думай… Просто буду помнить эти три часа… И спасибо тебе за них… А Хипуша твой — просто классный парень… Разберемся с ним потихоньку…»

Женщина тронула машину с места и недоуменно повела плечами: «Послушай, Кирилл… Я не знаю, что должен ощущать человек,  всю жизнь передвигающийся на костылях. Наверное, из-за этого возникают комплексы неполноценности, вот как у тебя… Но я-то тут причем? Ты пытаешься мне приписать свои собственные мысли, рассуждения, переживания.  Это же нонсенс! Хочешь, честно скажу, о чем я думала, сидя напротив тебя за столиком? Вообще-то женщине не пристало озвучивать подобные мысли перед мужчиной. Но после того, что я услышала сейчас от тебя, пожалуй, озвучу…
Так вот, я впервые за много лет наслаждалась общением. Конечно, мы с коллегами на работе тоже болтаем  о том о сем, в том числе, на разные интеллектуальные темы. Но сегодня совсем другое дело: сидеть в кафе и беседовать с симпатичным, умным мужчиной, чувствовать, что мы отлично понимаем друг друга, имеем сходные взгляды на жизнь, искусство, литературу… Что мы читали одни и те же книги и одинаково относимся к их героям… Что тебе знакома японская поэзия, а мне французская… Что мы оба сладкоежки, как оказалось… Знаешь, мне стало жаль, что мы во время учебы в университете ни разу не общались, а только кивали друг другу издалека. А о  твоих ногах, костылях, походке я вообще не думала! Даже не вспомнила ни разу. Мне было просто хорошо, тепло, уютно на душе… Так что мне не пришлось ни притворяться, ни совершать над собой неких усилий… И то, что у тебя проблемы с ходьбой, меня никак не стесняет. Пусть девочки-подростки на такие темы размышляют… Я уже давно вышла из этого возраста и научилась не оглядываться на мнение окружающих. Арик обращает на себя внимание посторонних своим странным поведением — так мне и его стесняться, что ли?»

Она замолчала. Кирилл глядел недоверчиво и никак не комментировал услышанное. Уже собираясь выйти из машины возле своего дома, он, наконец, отреагировал: «Алла, мы с тобой действительно взрослые люди. У обоих за плечами не очень счастливые годы. Ты вот в прошлый раз сказала, что с Ариком происходило нечто из ряда вон выходящее. То же самое сейчас происходит со мной. Может, даже еще более необычайное, чем с твоим племянником… Спасибо тебе за этот вечер… И за разъяснения спасибо… У меня со среды по пятницу занятия со студентами допоздна. Так что до субботы, если не возражаешь. Доброй ночи!»

 

Архип ждал визитов нового друга, и это было нельзя не заметить. Кирилл отмечал ему в настенном календаре день следующего посещения, а на часах показывал время предстоящей встречи. Уже с утра в назначенный день мальчик начинал курсировать между календарем и часами, а ближе к вечеру старался находиться  неподалеку от входной двери.  Буля чуял  приближение гостя и  азартно возвещал  об этом. Патрик  приходил в волнение, орал со шкафа: «Кирррюша,  кррррасив, крррасив…», а при появлении дорогого человека немедленно садился  ему на голову и так ездил по дому.

Арик подходил к Векслину, брал за руку и вел в свою комнату. Из-за закрытой двери доносились то звуки фоно, то записи детских песенок на английском, то голоса знаменитых французских певцов. Иногда было слышно, как учитель тихонько напевает ученику знакомые мелодии.  После усердных занятий обоих кормили ужином и  отправляли ребенка спать. Однако перед сном Кирилл с недавних пор обязательно читал Хипуше сказки Шарля Перро на французском в адаптированном изложении. Потом Алла везла однокашника домой. По дороге они в основном обсуждали особенности поведения  мальчика, его реакции на новую информацию, скорость  и точность запоминания и воспроизведения материала. Разговоров на личные темы больше не затевали, кафе не посещали.

 

Однажды Векслин неожиданно подкатил к дому на синем «Мерседесе» — видавшем виды, но все равно  весьма элегантном. Заслышав рокот мотора, семейство в полном составе высыпало на улицу. Гордый водитель покинул машину и сообщил, что окончил курсы вождения и приобрел вот этого красавца с ручным управлением. В связи с этим он приглашает всю честнýю компанию прокатиться по городу, а потом угоститься в кафе пирожными, если есть желание!

«Компания» заволновалась, засуетилась, забегала…  Мать и дочь исчезли из поля зрения  на некоторое время и появились уже в шикарных брючных костюмах, с роскошным макияжем. Арика тоже быстренько переодели в симпатичный костюмчик. На Булю и Патрика нацепили шлейки. Наконец, все начали рассаживаться по местам. Алла хотела занять пассажирское место впереди, но опоздала: Архип  решительно уселся рядом с Кириллом. Тот  радостно откликнулся: «Отлично! Я ведь первый раз в жизни везу пассажиров. Но раз ты рядом, то я не стану волноваться. Спасибо за поддержку, дружище!» Мальчик серьезно кивнул, остальные разместились на заднем сидении, и авто тронулось с места.

Они сперва проехались по центральным улицам, потом остановились возле парка  и немножко покатали Хипушу на карусели с лошадками, но рядом с ним при этом находился Кирилл, а не Алла, как  бывало прежде. Нагулявшись, посетили то самое кафе, где однажды встретились — и там  великолепно отужинали. Клиент-попугай и клиент-пес тоже были обслужены по  высшему разряду. Наконец, Векслин привез всех домой, почитал Арику сказку перед сном и собрался уезжать. Алла вышла вместе  с ним на крыльцо: «Знаешь, я, с одной стороны, очень рада, что ты теперь сам водишь, а, с другой стороны, мне грустно… Теперь мне не нужно везти тебя домой. К сожалению. А мне было приятно — да что там! — мне было очень хорошо, когда ты  сидел рядом на пассажирском сидении. Теперь ничего этого не будет.  А сегодня Арик меня вообще вытеснил!» Она улыбнулась и замолчала.

Её собеседник нахмурился, отвел взгляд, выдохнул и решился: «Это легко исправить. Предупреди маму, что уходишь — и я тебя повезу, куда пожелаешь. Подходит такое предложение?» Женщина быстро кивнула, на секунду заглянула в дом, снова вышла и уселась в «Мерседес». Мужчина повернулся к ней: «Куда прикажешь?» Алла смотрела прямо перед собой: «Видишь вон ту серебряную звездочку на западе? Мне бы туда…»

 

И они поехали. Вскоре город остался позади. Шоссе на прямой пробор разделяло темные луга с высокой травой. Тоненький свежий месяц зацепился зазубренным нижним рожком за край бегущего облачка, еще хранящего померанцевый след заката, и ехал по небу, словно сорванец на подножке уходящей электрички. Оловянные отблески речушки, присоседившейся к дороге, уплывали в темень под расхлябанным деревянным мостиком. Начались поля. Ночной дежурный ветерок старательно перегонял серебристые волны овса к сине-черному горизонту.

Авто свернуло с трассы на проселок и остановилось. «Давай выйдем подышим…» — Кирилл  взял свои палки-костыли, выпростался из кабины и повернулся к подошедшей Алле: «Здесь никого… Разве что суслики какие-нибудь… По крайне мере, тебе  ни перед кем не будет стыдно за такого «кавалера».

Женщина ответила довольно холодно и резко, глядя  собеседнику прямо в глаза: «Послушай, ты действительно полагаешь, что эти костыли влияют на мое отношение к тебе?  Ты меня и впрямь такой дурой и сволочью считаешь? Давай рассмотрим ситуацию с диаметрально противоположных позиций. Предположим,  костыли не у тебя, а у меня. Значит ли это, что я в таком случае моментально теряю для тебя какую бы то ни было привлекательность, и ты  ухлестываешь исключительно за девицами, у которых ноги от ушей и всё тип-топ? Говори как есть, будь добр!»

Векслин вздохнул: «Да при чем тут эти перемены мест слагаемых? Я  в университете на  девиц вообще не смотрел. Ни на тех, у которых «от ушей», ни на других… А в твою сторону даже дышать боялся. Если видел издалека, то обходил десятой  дорогой. Ты ведь ослепительная. Но я же не с луны свалился. Я понимал, что это сияние, этот блеск не про меня. Зачем же каждый раз обжигаться? Больно. Вот и сторонился. А тут случай нас с тобой столкнул, да так, что искры из глаз! По крайней мере, у меня… Я запутался совсем, Алла! Смотреть на тебя невозможно — слепну! И не смотреть тоже не могу. А тут еще и Арик… Я к нему так привязался,  как будто это мой родной ребенок. Глупо ведь, да? У меня же на него никаких прав нету! Ты хотя бы тетя… А я кто?  Да никто! Как говорят, пришей кобыле хвост…
В общем, просто караул! Сил моих нету…»

«Ослепительная» смотрела на него не отрываясь, и свет в ее глазах не то шел изнутри, не то был отражением той самой серебряной звезды, к которой она стремилась. Мужчина прислонил одну из палок к себе, а освободившейся рукой осторожно, почти неслышно прикоснулся к волосам женщины. Она быстро перехватила его кисть и так же почти неощутимо притронулась губами к широкой ладони с твердыми, шершавыми мозолями от костылей.

Кирилл растерянно посмотрел на собственную руку, как будто она была посторонним предметом и неизвестно как здесь очутилась, и глухо проговорил: «Погоди… Пока я еще не сошел с ума окончательно и бесповоротно, ответь мне на один вопрос. Он меня мучает все время. Ты меня просила быть откровенным, вот и я тебя сейчас о том же прошу! Скажи, вот то, что сейчас, в данную минуту, происходит — это не потому, что ты действуешь в интересах Арика? Ты ведь его очень любишь, я же вижу… И у нас с ним выстраиваются очень неплохие взаимоотношения. Может, ты сейчас опять, так сказать, из практических соображений исходишь? Для ребенка стараешься? Ты только не сердись, я очень прошу! Я не хочу тебя ни в коей мере обидеть. Но мне  трудно поверить, что вот это — моя лапа в твоих ладонях, и к ней прикасаются твои губы — не сон, не моя дурная фантазия… Ну, разве так бывает? Это же не сказка, это жизнь… Неужели такое возможно, и дело не в Хипуше? Точнее, не только в нем? Скажи как есть…»

Ответа не последовало. Но женщина обняла его за шею и поцеловала. Сначала едва-едва, потом уверенней, потом уже не отрываясь. Месяц хулигански ухмылялся, юные звездочки стеснительно подглядывали:  любопытно же узнать, как взрослые целуются… А у взрослых закончилось дыхание, но это их почему-то совершенно не пугало…

 

В выходной Кирилл прикатил к семейству Виль пораньше, пригласил всех на прогулку, а потом в ресторан обедать. Он сообщил, что во время обеда намерен сделать важное заявление, и повел Архипа одеваться. За окном послышался шум мотора, и у дома остановилось такси. Из него вышла Элла собственной персоной, зыркнула на синий «мерседес» и позвонила в дверь. Алла открыла, встретила сестру без особого энтузиазма. Младшая поздоровалась с матерью и с места в карьер начала: «В общем, так… Я выхожу замуж. За австрийца, владельца крупной фирмы. Он оформляет для  меня визу на постоянное проживание в Австрии. Но для этого нужно уладить кое-какие формальности здесь. У меня не должно быть  никаких долгов и никаких обязательств на родине. Иначе ничего не получится с визой. Короче говоря, я написала отказ от Архипа, заверила у нотариуса, побывала в органах опеки и договорилась, что  ребенка  примут в  учреждение для умственно отсталых детей. Мне дадут справку, что  мой сын находится на попечении государства, и у меня нет по отношению к нему никаких обязательств. То, что он живет у вас, меня не устраивает. Мне нужен официальный документ. Да, еще одно… На всякий случай я узнавала: усыновление Алле не разрешат, поскольку для этого нужна полная семья, а наша красавица в разводе, насколько  мне известно. Тебе, матушка, ни  опеку, ни, тем более, усыновление не позволят по возрасту! Поэтому соберите  вещички Архипа, сложите в чемодан или сумку, и я его сразу отвезу в приют, или как там называется эта богадельня…»
Алла глянула на сестру сверху вниз и лаконично ответила: «Нет. Арик никуда не поедет».

Элла немедленно взвилась: «Ты брось эти штучки! Я мать, и у меня все права на решение судьбы моего сына. Вам нравится с дебилом сюсюкаться и слюни ему вытирать — это ваши проблемы. Но решать мне, а не тебе или нашей матери. Поняла? Иначе я позвоню в полицию. Так что давай, дорогая, шевелись! А то ведь я его и без вещичек увезу! Будет казенные шмотки носить, тоже неплохо! Я жду. У меня мало времени».

Из соседней комнаты донесся пронзительный монотонный визг: Архип услышал голос матери и понял смысл её слов. Элла саркастически ухмыльнулась: «В своем репертуаре… Как вы обе до сих пор с ума не сошли? Зачем вы возитесь с этим дурачком? Неужели нравится? И тебя, Алка, никто замуж не возьмет с таким «довеском»! Любой нормальный мужик сбежит моментально, завидев это «счастье»! Ты что, не понимаешь простых вещей, сестрица? И красота твоя тебе не поможет, не надейся!»

В дверном проеме появился Векслин, тяжело опираясь на палки. Сзади за его брюки цеплялся ручками Архип и визжал, запрокинув голову. Следом примчался Буля и кинулся было на  непрошеную гостью, но Алла жестко скомандовала: «Место! Сидеть!» Пес притормозил и недоуменно оглянулся на хозяйку: я ж защищаю всех, ты чего?

Элла издевательски оглядела мужчину с головы до ног и обернулась к сестре: «Допрыгалась? Убогих коллекционируешь? И то правда: один дебил хорошо, а два лучше! Им друг с другом есть о чем поговорить, правда?» Она делано расхохоталась, но внезапно взвизгнула почище Арика и испуганно обернулась. Анна Алексеевна размахивала старым кожаным ремнем с тяжелой пряжкой и лупцевала дочь по мягкому месту. Та пыталась увернуться, прикрыться, отбежать, но мать догоняла и крепкой, натренированной плаваньем и домашними делами рукой наносила удар за ударом, приговаривая: «Ах ты, паршивка! Ах ты, мерзавка! Я тебе покажу убогих! Ты месяц на задницу сесть не сможешь, негодяйка! А про Арика и думать забудь! Я тебя скорее сдам в богадельню!» Элла орала, что заявит в полицию и мать посадят на пятнадцать суток, но это не помогало. Раскрасневшаяся и разъяренная донельзя бабушка Аня  гонялась за младшей дочерью и не собиралась утихомириваться: «Ага, давай, заявляй! И зад свой не забудь продемонстрировать, по которому тебя мать отдубасила! Вот парни повеселятся! И заодно расскажи, за какие такие заслуги я тебе порку устроила! Ишь, чего удумала, дрянь!»

Экзекуцию прервал Кирилл: «Анна Алекссевна, дорогая, сдается мне, вы изрядно припозднились с воспитательными мероприятиями! Вы уже простите, что я вмешался в педагогический процесс!» Потом взглянул на защищающую зад ладонями Эллу и заговорил таким тоном, что та инстинктивно втянула голову в плечи и немножко присела, как нашкодившая собачонка: «Госпожа Корнеева! Вы давненько не бывали в родных краях и, тем более, в родном доме, поэтому не в курсе, что в делах  Архипа, брошенного Вами на произвол судьбы, принимаю участие я, а не только  Алла и ее мама. Я занимаюсь этой ситуацией  давно и серьезно. У меня было  достаточно времени, чтобы навести детальные справки. Для начала, будьте добры, предъявите документ об отказе от ребенка! Без него с Вами вообще говорить не о чем!» Потом прислонился к стене, аккуратно вытер Арику нос и глаза и спокойно попросил: «Малыш, успокойся! Прошу тебя! Всё будет хорошо! Я тебе обещаю! Успокойся, маленький! Не надо бояться! Тебя никто не увезет!» Хипуша перестал визжать и только тихонько подвывал, ни на минуту не отпуская штанину защитника.

Тем временем Элла вытащила из сумки  требуемый документ и помахала им: «Вот! Только что всё оформлено! По закону! Чин чином!» Векслин протянул руку: «Позвольте взглянуть!» Он  ознакомился с бумагой и передал Алле: «То, что нужно! Пусть побудет у тебя!» Младшая метнулась и хотела выхватить свидетельство, но старшая, на две головы выше, держала его  в  поднятой вверх руке. К тому же угрожающе зарычал Буля, и  гостья испуганно отскочила.
Не дав ей открыть рот, Кирилл продолжил тем же тоном — будто кнутом стегал: «Госпожа Корнеева, Вы совершили несколько грубейших ошибок и несколько противоправных актов! Давайте по порядку. Вы  пребываете за рубежом в течение нескольких лет. Ваш сын находится на попечении тетки и бабушки. Акт опеки не оформлен. Материальную помощь  на содержание ребенка вы не оказывали.  В его воспитании участия не принимали. Это легко доказать. Вы прилетали  на родину  несколько лет назад, чтобы оформить развод  с супругом, профессором Корнеевым Федором Феофиловичем, на тот момент недееспособным по состоянию здоровья. Развод был зарегистрирован без его участия и присутствия, фактически в день Вашего приезда. На следующий день Вы отбыли в Австрию. По закону, расторжение брака производится не ранее чем через месяц после подачи заявления. При наличии несовершеннолетних детей для соблюдения их интересов процесс  осуществляется через суд. Один из родителей обязан выплачивать другому алименты, в зависимости от того, с кем остается ребенок. Ничего подобного в данном случае не происходило.  Всё это заставляет усомниться в законности развода.  И еще одна интересная деталь: после Вашего отъезда за границу господин Корнеев в течение нескольких лет переводил на Ваш счет в банке весьма симпатичные суммы для содержание сына, но Вы оставляли деньги себе. Как видите, я неплохо осведомлен. У меня достаточно источников информации, будьте уверены!

Теперь вернемся к свидетельству, находящемуся сейчас у Аллы. Этот документ подписан только Вами как матерью. Где согласие отца? То, что вы  с ним в разводе и даже то, что он  в настоящее время проживает в Израиле и по-прежнему недееспособен, дела не меняет. Вы ведь не мать-одиночка, оставляющая младенца в роддоме на попечение государства. Нет, у Архипа в свидетельство о рождении четко вписаны паспортные данные матери и отца. Так какое Вы имеете право единолично решать судьбу ребенка?  Никакого права! Поэтому данный отказ — не более чем филькина грамота, а нотариус, его оформивший в обход закона, должен понести заслуженное наказание. Что касается  именно Вас, Элла Антоновна, то мой хороший друг, занимающий солидный пост  в органах юстиции, по моей просьбе подготовил представление в суд о лишении  Вас материнских прав. Оснований для этого более чем достаточно. Пока будет идти суд — а  это может растянуться на многие месяцы, а то и дольше — Вы  не имеете права покидать нашу страну. Уже завтра в девять утра все пропускные пункты на границах, в том числе, и в аэропортах будут снабжены соответствующими указаниями, а также Вашими фото и паспортными данными. Улизнуть Вам не удастся, даже не надейтесь!

Да, еще одно. Мы с моей будущей женой как раз вчера обсуждали, нужно ли Вас приглашать, хотя бы формально,  на наше бракосочетание, которое состоится завтра, в воскресенье! Вы ведь родная сестра невесты, как-никак! Но теперь ответ ясен:  Вас приглашать не нужно. Так ведь, дорогая?» Алла, слушавшая весь этот монолог с широко открытыми глазами, согласно кивнула: «Конечно, милый! Ты абсолютно прав!»

Элла, за это время сникшая и побледневшая, не  произнесла в ответ ни слова. Зато Патрик, удивительным образом доселе молчавший, решил внести свою лепту в дело борьбы с чужачкой, залетел на голову Кирилла и победоносно заорал, демонстрируя «перлы» своего лексикона: «Дуррная корррова! Урродка! Кррретинка! Прррибью, заррраза!» Гостья даже на эти выкрики не отреагировала. Она взглянула на настенные часы, охнула, схватила сумку, опрометью выскочила из дома, влетела в терпеливо ожидавшее на улице такси — и была такова!
Кирилл вслед иронически прокомментировал: «Надеюсь, она успеет на регистрацию рейса!» Он отслонился от стены, дохромал до стула и тяжело на него уселся: «Уф, кажется, мы на данном этапе победили! Но надо продолжать…» Арик, ни на миг не отлипавший от спасителя, взобрался к нему на колени, обнял за шею и заглянул прямо в глаза.  Мужчина не стал отводить взгляд: «Маленький, ты не волнуйся! Мы тебя никому не отдадим! Ты же наш замечательный мальчик!  Мы тебя очень любим: и Алла, и бабушка Аня, и я!»
Потом он  обратился к еще не отошедшим от пережитого женщинам: «Я собирался сегодня толкнуть речь в ресторане, однако чувствую, что нам всем сейчас не до него. Поэтому надо кормить Хипушу здесь, дома. Я всё же очень коротко скажу то, что хотел. Может, вы обе сочтете меня ненормальным, но что есть, то есть… Короче говоря… Я не могу жить без вас. Я воспринимаю вас как родных людей, как свою семью, а Арика как родного ребенка… Наверное, нужно было бы делать всё не так, как я сейчас, говорить какие-то другие, более умные слова,  но я всё-таки  продолжу… Алла, я люблю тебя и прошу стать моей женой! Анна Алексеевна, я прошу руки Вашей дочери! Архип, я хочу, чтобы ты был мне сыночком, а я тебе папой! Вот… Это всё…»

Алла подошла и села на стул рядом с Векслиным: «Мама, благослови нас, пожалуйста! Кирилл, я хочу быть твоей женой! Ты чудесный! Ты просто удивительный! И всё ты говоришь правильно…И мы с Ариком тебя любим… Ты наш родной… » Она уткнулась лицом в его плечо.

Бабушка Аня развела руками: «Да о чем тут говорить! Ты же нам действительно родной! Куда же мы теперь без тебя? Ты уж нас не бросай! Вон  как ребенок на тебя смотрит! И думать даже нечего! Благословляю! Совет да любовь вам, дети мои! Арик, правильно  я говорю? Хочешь, чтобы Кирилл был твоим папой?»

Архип не отрываясь смотрел на Векслина и беззвучно шевелил губами, а потом еще крепче прижался к нему.
Алла молча поцеловала маленькую ручку племянника, а потом прижала ее к своим глазам, пытаясь задержать текущие слезы.
Кирилл обнял Хипушу и крепко прижал  к себе: «Всё будет хорошо, мой дорогой! Обещаю!», потом  повернулся к Алле: «Слушай, надо кормить ребенка! У него в животике урчит от голода!» Женщины подхватились и помчались на кухню варить обед на скорую руку, а большому и маленькому мужчинам пока вручили по бутерброду с колбасой.

Патрик немедленно утащил кружок колбасы и поделился с Булей, а потом немножко потоптался по голове хозяина и заорал: «Киррюша! Корррмить рррребенка… Хорроший Арррик!» Слетал на кухню, мигом вернулся с куском колбасы в клюве и попытался запихнуть её в рот Хипуше, а тот засмеялся и стал жевать подношение.

В четыре руки были приготовлены  гречневый супчик, сырники и компот. Накормленного и зевающего ребенка  уложили спать, а взоры женщин обратились к спасителю, отвратившему страшную беду. Алла изумленно покачала головой и спросила: «Скажи, что это было? Ты был так убедителен и грозен, что даже я почти поверила…  А Элла — тем более…  Она не сильна в аналитике и прогнозировании».

Векслин невесело хмыкнул: «Видишь ли, я понял, что надо очень быстро действовать,  иначе  твоя сестрица отберет у нас ребенка и сбагрит на попечение государства. Ей-то он не нужен вовсе… Но ничего из моей сегодняшней затеи у не вышло бы, если бы я не начал готовиться к бою уже давно. Так что моя пламенная речь, обращенная к Элле — это смесь блефа, экспромта, психологического прессинга и заранее разведанной информации».
Он помолчал, потом продолжил: «Дорогие мои, я довольно быстро осознал, что судьба Хипуши фактически висит на волоске!  Даже опекунство не оформлено. Я понимаю, вы опасались, что в ответ на  ваши попытки получить хотя бы какие-то юридические права на ребенка Элла просто-напросто отнимет Архипа, и поэтому не решались обострять ситуацию… Но сколько же можно ходить по лезвию ножа и рисковать судьбой малыша!

Алла, ты мне рассказывала о своей сестре, о ее отношении к сыну, непонятной афере с замужеством и разводом и прочих нюансах. Было очевидно, что Элла в любой момент может заявиться и увезти Арика, куда ей заблагорассудится, не принимая во внимание  ни его особенности, ни вашу привязанность к нему».
Бабушка Аня покачала головой: « Я просто в ужасе… Никогда не думала, что моя дочь станет отъявленной мерзавкой! Она  в юности была такая наивная,  доверчивая, незащищенная… По крайней мере, так мне казалось… Я за Аллу особенно не переживала: она человек одаренный, целеустремленный, решительный, волевой… С самого детства такая… А вот за Эллу душа болела: как это нежное создание  с весьма посредственными способностями пробьется в жизни… Однако оно вон  как всё повернулось… Извини, Кирилл, я тебя  перебила!»

Тот кивнул: «Ничего  страшного, я  продолжу… Так вот, видя опасность для Арика,  я стал наводить справки. Профессор Корнеев — человек известный и в городе, и в университете, а такие люди привлекают к себе повышенное внимание обывателей. Не представило труда узнать, что кафедрой  отец Архипа больше не заведует и вообще не работает в университете. Я в перерывах между занятиями подсел в  нашем преподавательском кафетерии к сотрудницам Федора Феофиловича  и невзначай поинтересовался, куда  подевался их бывший шеф. Дамы ахнули: «Как, ты ничего не знаешь?  Там же совершенно жуткая история! Неужели не слышал? Ну, ты даешь!»
Я изобразил наивность и полную неосведомленность, и женщины наперебой стали меня просвещать. У профессора была молодая любовница — лаборантка кафедры. Он эту связь, конечно, не афишировал, но шила в мешке не утаишь. Бурный роман шефа  у него за спиной обсуждали все кому не лень. Потом у пассии стал расти животик. О том, кто отец ребенка, она скромно умалчивала, но всё всем было ясно. Дальше еще интересней! Ребенок родился, лаборантка на работе не появлялась и ни с кем из  сотрудников в контакт не вступала, чем сильно подогрела интерес  общественности. Одна из аспиранток кафедры  водила дружбу с секретаршей отдела кадров, и та под страшным секретом поведала, что Корнеев принес новые документы: свидетельства о разводе  с прежней женой, о регистрации брака со своей любовницей и о рождении в этом браке сына.  Он строго-настрого предупредил  отдел кадров, что эта информация не должна стать достоянием коллектива университета.  Однако тайна секретарше жгла язык, и она всё выболтала подружке, а уж та, под честное слово о неразглашении, шепотом  на ушко растрепала эти сведения преподавателям кафедры, и довольно скоро об этой истории, приключившейся с корифеем кибернетики, судачил весь университет.
Но самое удивительное было в другом: профессор по-прежнему жил в своей роскошной квартире в центре города вместе с Руфиной Абрамовной,  появлялся на людях именно с ней, а не с  новоявленной супругой, нигде ни слова не проронил о ни о повторном браке, ни о только что родившемся ребенке, зато много рассказывал об успешных карьерах взрослых сыновей  и о милых шалостях своих внуков. Никто так и не понял, что на самом деле произошло с этими странными женитьбами-разводами… На кафедре шеф вел себя как обычно, читал лекции, руководил аспирантами, ездил на конгрессы и конференции.
А потом он заболел. У бедняги обнаружилась злокачественная опухоль головного мозга, её удалили, но возник рецидив. На работу он так больше и не вышел.

Коллеги навещали  Федора Феофиловича дома, но он лежал парализованный, ко всему безучастный,  никого не узнавал, на обращение не реагировал. Руфина Абрамовна оформила опекунство — и вот тут снова  все удивились! — в качестве официальной жены профессора. Выходило так, что тот странный брак с лаборанткой был расторгнут, а прежний восстановлен. В конце концов, Корнеева увезли в Израиль, где  уже обитали его сыновья. Руфина иногда перезванивается с  доцентом кафедры, работавшим вместе с ее мужем много лет.  По  словам коллеги, рост опухоли удалось остановить, но повторную операцию делать никто не берется, слишком высок риск. Так что отец Архипа жив, но парализован  и практически не доступен контакту».

Мать и дочь только потрясенно качали головами: «Кошмар! Какая жуткая  и дикая история! Ну и Элла! Что же она натворила!» Потом Алла решила уточнить: «Погоди, Кирилл, а откуда ты узнал, что Элла получала от профессора деньги? Нам она  никогда ничего не пересылала, но я не в претензии, мы не бедствуем!»
И Векслин поведал: «Чтобы получить больше сведений, мне пришлось прибегнуть к помощи родственников! В нашем городе живет двоюродная сестра моей покойной мамы, тётя Валя,  с мужем дядей Яшей  и дочерью Кларой. Дядя Яша — известный юрист, а  тетя Валя — директор Дворца бракосочетаний. Они на короткой ноге со всеми городскими «сливками общества». Ко мне оба относятся, как к родному сыну. С Кларой мы вместе росли, дружим всю жизнь. Патрик поэтому часто орет: «Кларра кррасотка!» Кузина, кстати, уже замужем и дважды мама.
Так вот, я  рассказал дяде Яше всю эту историю с твоей сестрой, ее замужеством, разводом и отношением к собственному ребенку. Оказалось, что мои родственники отлично знакомы с  юристкой, которая вела все дела Корнеевых. Через нее и выяснились все остальные подробности. Вот такие дела, мои дорогие! Я думаю, что надо срочно действовать, пока Элла не очухалась после двойной взбучки от меня и от мамы. Надеюсь, что она уже на пути в Австрию, но всякое может быть…»
Он поднялся: «Алла, давай мы сейчас съездим к моим тете и дяде и расскажем о визите твоей сестры! Нам  крайне необходим грамотный юридический совет! И брак наш следует как можно скорее зарегистрировать! Тут без тети Вали не обойтись!»

На следующий день тетя Валя, употребив директорскую власть, без обычной волокиты и трех месяцев ожидания зарегистрировала брак Кирилла и Аллы. Свидетелями были Клара и ее супруг Симон Чхеидзе. Не теряя  ни дня, молодожены  в течение короткого времени собрали все нужные документы и оформили опекунство над Архипом. Затем юристка семьи Корнеевых  по просьбе дяди Яши позвонила в Израиль Руфине Абрамовне и обрисовала ей ситуацию с Ариком и отказом Эллы от собственного сына, а также сообщила, что супруги Весклины, принимающие постоянное участие в ребенке и являющиеся его официальными опекунами, хотят мальчика усыновить. Профессорша   ответила, что будет рада, если брат её сыновей обретет настоящую семью и уйдет из-под влияния своей мамаши-аферистки. Отказ  Федора Феофиловича от  ребенка был оформлен оперативно и, с учетом недееспособности профессора, подписан его женой.

Благодаря поддержке и чудодейственным связям родственников Векслина усыновление Арика было оформлено в лучшем виде и без проволочек. Алла и Кирилл пришли домой и сообщили мальчику, что теперь он их  родной сын, и никто не имеет права отнять ребенка у мамы и папы и куда-то увезти. Хипуша молча выслушал новость,  открыл свой планшет, что- то быстро набрал и показал взрослым. На дисплее крупным шрифтом было написано: «ПАПА КИРИЛЛ МАМА АЛЛА БАБУШКА АНЯ АРИК БУЛЯ ПАТРИК». Папа Кирилл кивнул: «Да, сынок, это вся наша семья! Ты всё правильно написал! Молодчина!»

Лето близилось к концу, и надо было определиться со школой для Архипа. Сперва обратились в обычную среднюю школу недалеко от дома.  Кирилл  объяснил завучу и учительнице младших классов, что речь идет о ребенке с особенностями речевого развития, и просил это учесть. Алла за руку ввела сына в кабинет. Завуч обратилась к Арику: «А что надо сказать? Ты забыл поздороваться! Покажи, что ты все же вежливый мальчик!» Тот молчал. Учительница бодренько перехватила инициативу: «А ты буквы знаешь? Читать уже научился? Стишки выучил? Цифры до десяти назвать можешь? Ну, давай,  расскажи стишок!» В ответ не донеслось ни звука.  На раскрытый букварь дитя взглянуло и отвернулось. Педагоги развели руками и выразительно поглядели на родителей: мол,  не о чем тут разговаривать!
Кирилл  протянул сыну планшет и сказал: «Любой стишок, Хипуша! Какой пожелаешь… Или рассказик… На твой выбор!»
Ребенок  сел к столу и начал быстро набирать текст. Дамы недоуменно следили за процессом. Через несколько минут Арик  развернул к ним планшет. Там было воспроизведено слово в слово и без единой ошибки  стихотворение Маршака про Робина Бобина. Училки растерянно пожали плечами. Векслин  продекламировал короткий стишок на французском и кивнул мальчику: «Набери, пожалуйста!» В считанные минуты всё было готово. Тогда Алла произнесла несколько фраз на английском. Результат не заставил себя ждать.
Завуч поджала губы: «Что за цирк! Ребенок должен нормально читать вслух, а вы его каким-то фокусам обучили! А вот я сейчас по-другому попробую!» Она взяла в руки букварь и важно продиктовала: «Мама мыла раму. Маша ела  кашу. Миша пил чай», —  и торжествующе взглянула на присутствующих. Хипуша хмыкнул, пожал плечами, забегал пальчиками по клавиатуре, снова показал планшет экзаменаторше. Та взглянула через очки: «Да, верно… Странно… А если вот такое попробуем, как ты справишься?» — и с выражением прочла:

«Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет».

Арик выслушал незнакомое  четверостишие с любопытством, потом взглянул на Кирилла. Тот понял и попросил: «Повторите  ему еще раз». Просьба была выполнена.  Отрывок из знаменитого стихотворения Есенина появился на дисплее во всей красе, только без знаков препинания. Учителя переглянулись, пожали плечами. Завуч поправила на переносице очки и вынесла вердикт: «Дорогие  папа и мама,  ваш ребенок не подлежит учебе в  нормальной школе! У нас серьезный педагогический процесс, а не цирковые фокусы. Если мальчик не хочет разговаривать с учителями, то мы не можем взять на себя ответственность за его обучение. Попытайтесь устроить его в школу для детей с нарушениями речевого развития. Если и там не возьмут, значит, тогда остается только специальная школа для…  Ну, в общем для детей с трудностями в обучении… Вы, надеюсь, понимаете, какое учреждение я имею в виду…И еще мой вам совет: подстригите ребенка по-человечески! Ну что за вид у мальчика! Не делайте из него какого-то западного хиппи!» Она встала, давая понять, что разговор закончен.

Дома у Арика то ли от пережитого волнения, то ли еще по каким-то причинам поднялась температура, пропал аппетит. Он проболел довольно долго. Поэтому визит в школу для детей с нарушениями речевого развития пришлось отложить. Когда семейство Векслиных там появилось, занятия уже начались. Было как раз время переменки, и ученики высыпали на улицу. Гвалт стоял  жуткий, но все же в нем можно было различить отдельные слова и выкрики. Заикающиеся, шепелявящие, нечленораздельно  мычащие,   глотающие звуки и слоги — дети общались между собой, кто как умел, и не  задавались вопросом, понял ли их собеседник. Главное было высказаться самим. Хипуша стоял и смотрел, потом развернулся, взял за руки Аллу и Кирилла и жестом показал: уходим.
В школу для детей с трудностями в обучении они вообще не пошли.

На выходные в старорежимный домик примчались Клара и Симон с двумя сыновьями — трехлетним  Георгием — Жориком  и двухлетним Илларионом — Лариком, а также с двумя рыжими суматошными таксами Нюсей и Бусей. Вся компания сразу произвела неимоверный шум и  сутолоку. Сидевший на диване Арик сначала удивился и хотел было сбежать в свою комнату.  Но на него вскарабкались оба братца, а собаки щекотно облизали — и Хипуша стал смеяться. Вошедшие в комнату Клара и Симон тоже начали хихикать. По известной лишь небесам причине они были здорово похожи друг на дружку: черные короткие  завитушки на головах, очочки без оправы, улыбки до ушей и море  неукротимой энергии. Оба окончили консерваторию  и учительствовали в  городской музыкальной школе. Взрослые гости налетели на Арика почище младых отпрысков и собак: затормошили, заобнимали, зацеловали и захвалили. Тот окончательно растерялся, но не протестовал.

Наконец, Клара прекратила буйствовать и произнесла нечто внятное: «Мы слышали, что ты любишь  французские и английские песни. А какая самая любимая песня, если не секрет?» Мальчик включил планшет и набрал: «Sous le ciel de Paris». Симон немедленно подключился: «Под небом Парижа»? Здорово! А текст знаешь наизусть? А мелодию помнишь?» Архип утвердительно кивал. Тогда парочка хором велела ему: «Спой!» Хипуша сразу замотал головой: нет. Но не тут-то было! Супруги взяли его за руки и повели к синтезатору.  Таксы трусили  следом и радостно  повизгивали. Буля и Патрик удивленно взирали на всю эту канитель и переглядывались: «Ты что-нибудь понимаешь? Откуда взялись эти ненормальные и чего они пристают к нашему ребенку?»

Симон притащил из своего авто гитару, и они с женой дуэтом заиграли знаменитую французскую песню. У Хипуши блестели глаза. Клара скомандовала: «Пой! Открывай рот и пой! Слова знаешь, мелодию тоже — так что давай, начинай!  Ты ведь поешь внутри, правда?  Но твоего внутреннего пения никто не может услышать, кроме тебя. Нет у людей таких способностей, понимаешь? А песни придумывают для того, чтобы их петь людям. Ты ведь можешь петь, я чувствую. Есть такие люди, которые не могут петь, потому что не запоминают мелодию или слова. А у тебя это получается, так ведь?  Раз есть такие способности, значит, ты просто обязан петь. Понимаешь? Открой рот, набери в грудь воздух  и включи голос, так чтобы мы слышали. Вперед! Давай!» Залетевший на шкаф Патрик поддакнул: «Открррой рррот! Кларра крррасотка!»
Симон тормошил мальчика: «Работаем!  Пой! Давай вместе! Подхватывай, присоединяйся, повторяй!» Он запел под аккомпанемент:

Sous le ciel de Paris
S’envole une chanson
Elle est née d’aujourd’hui
Dans le cœur d’un garçon

Арик побледнел, ухватился за руку подошедшего Кирилла, но тот поддержал музыкантов: «Пой, сынок! Не бойся! Ты сможешь! Начали!» Теперь пели уже трое взрослых. И вдруг в их трехголосье вплелся очень высокий, чистый звук:
«Mais le ciel de Paris
A son secret pour lui
Depuis vingt siècles il est épris»

Это  пел Хипуша, закрыв глаза и прижавшись к папе. И вот они завершили вчетвером:
Mais le ciel de Paris
N’est pas longtemps cruel
Pour se fair’ pardonner
Il offre un arc en ciel.

Арик потрясенно смотрел на взрослых. Кирилл обнял его за плечи: «Ты это смог, мой маленький! Ты чудесный! Ты молодчина! Ты просто супер!» Супруги Чхеидзе синхронно кивали: «Да! Это было отлично! Ты справился! Ты спел!» Патрик со шкафа подтвердил: «Ты суперррр!» и невпопад заорал: «Добрый вечерррр, Кирррюша! Корррмить ррребенка!»
Стоявшие в дверях Алла и бабушка Аня откликнулись на призыв птицы и пригласили всех к столу. Хипуша сидел  за обедом и сиял глазами, а не всматривался, как обычно, куда-то внутрь себя. Он  переводил взгляд с одного взрослого на другого — и  каждый ему улыбался и показывал поднятый кверху большой палец!

Теперь  музыканты приходили частенько и пели с Ариком. Кирилл присоединялся к ним, вернувшись домой из университета. Ларик и Жорик крутились под ногами и пританцовывали, крутя толстенькими попами. Таксы Буся и Нюся быстро снюхались с Булей, гоняли по дому втроем, не забывая шкодить то тут, то там, и невинно глядели в глаза бабушке Ане, строго предъявлявшей забиякам  обвинения. Патрик облюбовал кудряшки Клары для езды по комнатам, и попытки его оттуда согнать терпели фиаско.
После занятий пением маленький ученик брал за ручки братцев и вел в сад. Он по-прежнему изъяснялся жестами и взглядами, но малыши  каким-то удивительным образом отлично всё понимали. Они  ходили за  Архипом как привязанные, а тот, обычно избегавший контактов с детьми,   возился с весело лопотавшими Лариком и Жориком  и даже приглядывал за ними: не давал тянуть в рот всё что ни попадя с земли, поднимал на ножки, если один из мальчиков спотыкался и падал…  Приходила Алла и затевала с ними «догонялки», пряталась за кустиками и деревьями и «удивлялась», когда  её обнаруживали  и с радостными визгами вытаскивали из укрытия. Четвероногая и крылатая фауна принимала в кутерьме самое деятельное участие.

Симон и Клара заявили, что  у Арика очень необычный тембр голоса и отличный музыкальный слух, а посему следует его устроить прямо к ним в музыкальную школу. Вот только они преподают в средних и старших классах, а с первоклассниками работают другие учителя. Хипушу (по-прежнему нестриженого) привели к директорше школы. Он пряча глаза и прячась за папу спел под аккомпанемент Клары две песенки на французском из репертуара Ива Монтана. Директриса покачала головой: «Ох, что тут скажешь… Странный репертуар для ребенка!  Голос и слух есть, конечно… Но что из этого выйдет, не знаю… Ладно, давайте попробуем! Идемте в класс!» Они так и вошли все вместе на урок. Учительница младших классов — молодая, белокурая, элегантная,  ухоженная — увидев Архипа, с недоуменной улыбкой переводила взгляд с  одного взрослого на другого: мол, это что еще за чудо природы и зачем оно здесь появилось? Тридцать пар  детских глаз с откровенной насмешкой рассматривали мальчика, ухватившегося обеими руками за маму и папу. С разных сторон послышалось хихиканье. Шефиня открыла рот и вознамерилась было представить нового ученика, но не успела: он потянул родителей за руки и покинул класс.  В ответ на уговоры  Арик только помотал головой  и пошел на выход.

Алла и Кирилл решили пока сами работать с сыном по программе первого класса, учили его писать буквы и слова  в тетрадях, а не только набирать в планшете. С цифрами было сложнее. Написание Арик усвоил, а вот смысл простых арифметических действий он не мог понять. Пришла Клара и объяснила принципы сложения и вычитания на собаках:  одна Нюся +одна Буся = две собаки пришли в гости. Две собаки+Буля= три собаки носятся по дому.  Три собаки минус две таксы=1 Буля, а мы пошли домой. Любой педагог начальных классов от такой методики тронулся бы умом, но до Хипуши, наконец, дошло, и он начал с энтузиазмом складывать и вычитать всё, что попадалось ему на глаза, вплоть до мамы, папы и бабушки. Бабушка, кстати, серьезно занималась с внуком английским и французским, так что он уже читал самостоятельно и воспроизводил  с помощью планшета адаптированные сказки, стихи и рассказики близко к тексту.

На день рождения Архип получил от родителей в подарок уже настоящий ноутбук и доступ к интернету. Ему показали, как  находить ответы на интересующие его вопросы,  слушать песни, музыку… Уже через месяц ребенок освоился в новом для него компьютерном мире и часами сидел перед монитором.  Вместе с тем продолжались регулярные занятия  по школьной программе и сверх нее, а также уроки пения и музыки с семейством Чхеидзе. По выходным были походы с мамой и папой в кафе, парк, театр, на концерты. Серьезная симфоническая и органная музыка приводила Арика в состояние сродни трансу. На сочинения Баха для органа он реагировал особенно остро. Однажды Хипуша услышал, как детский хор и мальчик-солист поют  Ave Maria, и начал плакать. Дома он  с помощью компьютера отыскал это творение Баха  в исполнении Марии Каллас и слушал весь вечер, а потом  ночью не смог заснуть.

 

У Аллы стал расти животик, и она уже не играла в «догонялки», а передвигалась медленно и осторожно. Когда выпал первый снег, Хипуше сообщили, что у него скоро появится братик, правда, очень маленький, даже меньше, чем Ларик и Жорик. Потом снег сошел, в саду расцвели сначала крокусы и нарциссы, а за ними сирень, и тогда мама уехала в командировку за братиком — так было объяснено её исчезновение из дому.
Неделю спустя папа привез на машине  домой маму, бледную и похудевшую, но с сияющими глазами и  аккуратным  красивым свертком в руках. Сверток внесли в спальню родителей и под радостные охи и ахи бабушки Ани положили на специально купленный пеленальный столик, а потом развернули. Внутри оказался  маленький лысый человечек с крошечными кулачками и красными пяточками. Он наморщил лобик и обиженно закричал. Взрослые засуетились и выставили Арика за дверь, объяснив, что братик голодный, и мама будет его кормить молочком из груди: так кормят всех новорожденных деток.

Во всем этом была какая-то невероятная тайна, и старший брат — теперь он назывался именно так! — уселся на диван  и стал размышлять над случившимся. Но тут Патрик  шлепнулся на макушку  мыслителя и заорал: «Здоррррово! Корррмить ррребенка!», Буля звонко поддержал идею, Анна Алексеевна шикнула на хулиганье, папа Кирилл вышел и приложил палец к губам: «Тише, ребята! Малыш заснул!» Пес тявкнул и замолк, попугай беззвучно открыл и закрыл клюв — и воцарилась тишина…
Братика назвали Давидом, в честь покойного отца Кирилла.  Имя тут же переиначили в Дэвика. Арик без промедления взял на себя функции няньки и выполнял их исключительно добросовестно. Алла выходила на кухню перекусить или что-нибудь сделать по хозяйству, и старший  заступал на вахту, приглядывая за братцем. Погода была теплая и солнечная, коляску с малышом вывозили в сад, ставили под кривой грушей, Архип усаживался на лавочку и бдительно охранял младенца.

Однажды среди полной тишины и благодати вдруг примчалась огромная синекрылая стрекоза и уселась прямо на личико спавшего Дэвика. Она шевелила своими жуткими чвалами прямо над нежной кожицей и, казалось, вот-вот вгрызется в теплую щёчку. Арик не решался ее согнать, опасаясь, что она таки укусит ребенка. Летучее чудище угрожающе задрало хвост и задребезжало крыльями. И тогда Архип в полном отчаянии закричал: «Мама, мамочка, скорей! Стрекозаааа!» Алла вылетела из двери и помчались к детям,  Кирилл как мог спешил за ней. Они согнали непрошеную гостью, и хищница, недовольно жужжа, убралась восвояси. Младенец по-прежнему сладко спал. Кирилл обнял старшего сына и спросил: «Ты испугался, да?» И мальчик медленно ответил: «Да… папа…. Я испугался… Она… могла… укусить… Дэвика». Алла стояла рядом и размазывала  слезы по щекам: дитя заговорило.

Общению  с помощью жестов был положен конец. Хипуша говорил почти нормально,  иногда  слишком растягивая гласные. Правда, букву «р» он произносил на французский манер, грассируя, но никто на это не обращал внимания. Надо было как-то оформлять его в школу,  но Архип уперся и сказал, что  в школу не пойдет, там ему не нравится. Путем долгих переговоров и подключения личных контактов Кириллу удалось договориться об официальном оформлении школы на дому.

Два раза в неделю приходила пожилая флегматичная учительница Ольга Карповна, проверяла  выполнение заданий,  заученно объясняла новый материал, ставила оценки в дневник. Бабушка Аня в её присутствии часто общалась с внуком на французском и английском, чтобы продемонстрировать уровень его знаний. Педагог пожимала плечами и не выражала никаких эмоций. Способности ученика к музыке и пению тоже не вызывали у нее удивления. Изрядный уровень владения компьютером, почерпнутые из Интернета обширные знания истории, географии, литературы учительницу точно  так же не впечатляли. Она работала строго по программе начальной школы и не отклонялась от нее ни на йоту. Впрочем,  незаслуженных придирок тоже не было, и оценки в дневнике всегда радовали глаз.

Симон и Клара  всё так же усердно работали с Ариком и сообщали о его серьезных успехах в освоении нотной грамоты и сольфеджио. Кроме того, супруги преподавали мальчику азы итальянского,  которым сами владели в совершенстве. Ребенка так или иначе, но готовили к певческой карьере, ибо голос постепенно набирал силу и  являл удивительные оттенки. Было куплено новенькое пианино, а синтезатор спрятали в кладовку за ненадобностью.

Через дядю Яшу  и его знакомую юристку стало известно, что Элла однажды звонила из Австрии в органы опеки и узнала об усыновлении  Архипа. Имена усыновителей  ей назвать отказались, ибо это юридическая тайна.  В дальнейшем госпожа Корнеева судьбой мальчика не интересовалась. Родным она тоже не звонила и не писала.  Но зато у Анны Алексеевны отлегло от души: по крайней мере, младшая дочь жива.

Когда Дэвику исполнился год, Алла решила хотя бы дистанционно вернуться к руководству издательством. И тут обнаружилось, что за время ее отсутствия дела  там изрядно пошатнулись.  Выгодные договоры уходили из-под носа, издавна прикормленные популярные авторы переметнулись к другим издателям. Участились финансовые и иные проверки. Госпожа Векслина безуспешно пыталась разведать, кто за этим стоит. Она поделилась проблемой со всезнающим дядей Яшей. Через некоторое время тот сообщил неутешительные новости: «Значит, так, детка… На твое дело положили глаз такие люди, что ты с ними тягаться не сможешь. И мои связи тоже не помогут. Уровень слишком серьезный. Им нужно издательство, чтобы его использовать в своих целях и получать большие деньги. Интеллигентная литература их не интересует. Ты как руководитель им абсолютно не подходишь, там нужен свой, матерый и проверенный человек. Мне намекнули, что наилучшим выходом для тебя была бы продажа предприятия заинтересованным лицам. Такое предложение вскоре поступит.  Если ты откажешься, то  тебя просто разорят и все равно заставят отказаться от издательства. В общем, против лома нет приема, как говорят в народе. Я ничем больше не смогу помочь. Меня сомнут вместе с тобой, если что… В общем, думайте ребята…»

Ситуация предельно прояснилась. Тягаться с могущественным противником и думать было нечего. В городе ходили слухи о физических и юридических расправах с непокорными предпринимателями. Рисковать семьей, детьми Векслины не хотели.  Через дядю Яшу женщина передала, что готова продать издательство. Сделку оформили, предложенная сумма была вполне пристойной. Так Алла стала домохозяйкой.

У Кирилла дела на работе тоже оставляли желать лучшего.  На место ушедшего на пенсию доцента взяли не Векслина, как обещали, а  человека со стороны. Завкафедрой развел руками: «Кирилл Давидович, не обижайтесь, но это кандидатура ректора. Я очень ценю Ваши опыт и знания, ваше преподавательское мастерство, но Вы же сами понимаете, что в данном случае  мое мнение, мои пожелания ничего не решают». Новый доцент почувствовал в Векслине потенциального конкурента и начал вести под него  медленный «подкоп»: педагогическая нагрузка по максимуму, расписание крайне неудобное, с «окнами» между занятиями, так что Кирилл вынужден был с утра до ночи торчать в университете.

В деканат вдруг поступила жалоба от некоей группы студентов: преподаватель Векслин плохо объясняет материал, придирается к ответам одних и ставит завышенные оценки другим. На занятия явились проверяющие, сидели с каменными лицами, поджав губы, потом удалились без комментариев. Последовал вызов к декану и строгое предупреждение о недопустимости субъективного отношения к студентам и  некачественного преподавания. Кирилл выслушал всю эту начальственную галиматью молча. Оправдываться и что-либо доказывать смысла не имело. Было совершенно очевидно, что ветер дует из приемной ректора. Отсюда следовало, что надо искать новое место работы. Но кафедра французской литературы  была единственной в городе. Преподавать французский  где-нибудь в лицее или гимназии — такая перспектива не слишком вдохновляла, да и учителя вряд ли были бы рады видеть в своем коллективе коллегу, который их многократно превосходит по знаниям…

Тупик со всех сторон… Алла не у дел, Кирилл вот-вот станет безработным, Арик  с его особенностями обучается на дому, поскольку традиционная система школьного образования такого ученика отвергла, а он ей отплатил тем же. Таланты мальчика фактически остаются невостребованными. Уехать в другой город? Но  где гарантия, что там всё будет складываться иначе? А если не в другой город, а в другую страну?

… И Векслины взялись за дело…

Директриса частной школы-пансиона в окрестностях Брюсселя разместила на сразу на нескольких сайтах объявление: требуются молодые преподаватели (иностранные языки и литература, музыка и пение). Кирилл, кроме родного языка свободно владевший французским, английским и испанским, посоветовавшись с Аллой, отправил туда свое резюме, не забыв упомянуть, что его жена — востоковед, владеет  японским, английским, французским, но опыта преподавания не имеет.
На всякий случай это же объявление показали Кларе и Симону. Те моментально загорелись. Они тоже переживали не лучшие времена. В системе  школьного образования начали закручивать гайки, требовали  стандартизации обучения, неукоснительного следования разработанным в министерстве программам. Всяческая отсебятина  категорически не приветствовалась. Это коснулось не только общеобразовательных, но и музыкальных школ. Директорша уже в который раз отчитывала супругов Чхеидзе на педсоветах за  веселье, царившее на их уроках, за выбор непривычного, далекого от классики репертуара для учеников, за неожиданные трактовки  известных музыкальных произведений, джазовые импровизации и прочее вольнодумство. Неугомонная парочка не стала долго размышлять — и  в Бельгию полетели еще два резюме, где кроме музыкальных дисциплин было указано свободное владение итальянским, французским и знание английского на хорошем уровне.

Месяц спустя из Бельгии  всем четверым  пришли приглашения на собеседование. Постановили взять детей с собой, благо, было время летних каникул. Быстренько оформили визы, взяли билеты на самолет — и вот он, Брюссель!

К директрисе пансиона решили заявиться вместе с детьми — куда же их денешь! Да и пусть начальство сразу получит представление  не только о взрослых, но и  об отпрысках, которые будут гонять по  школьной территории, если их родителей возьмут на работу.   Еще находясь дома, Векслины и Чхеидзе хихикали,   представляя будущую шефиню, которую они, конечно же, и в глаза и не видели. Клара мастерила из собственных очков лорнет и строго исподлобья взирала на остальных, потом не выдерживала и покатывалась со смеху. Симон   фальцетом в нос произносил мудреные фразы на французском. Алла изображала гейшу, которая с восточными поклонами входит в кабинет мадам. А Кирилл просто сидел и хохотал над выходками  жены и друзей.

В радостном настроении (ну, не примут на работу —  и ладно, зато Бельгию увидим!) вся ватага вывалилась из многоместного такси возле пансиона. Оба семейства (Дэвик на руках у Аллы) вошли в открытую калитку и увидели  загорелую, худенькую женщину в  шортах, майке и панаме, державшую в  одной руке грабли, а в другой лейку.  Векслин на безукоризненном французском спросил, не может ли мадам объяснить,  как пройти к директору. Мадам прислонила грабли к кустарникам, поставила лейку на землю и пригласила прибывших следовать за ней. Дорожка из мелкой гальки, обрамленная с обеих сторон туями и кипарисами, вела в двухэтажное здание из оранжевого кирпича. В холле у стены на стеклянном столике стоял поднос со стаканами, а  над ним полки, уставленные бутылками с минеральной водой и пакетами сока. Гостям было предложено выбрать напитки. Ларик и Жорик запрыгали и потянулись к пакетикам с нарисованным апельсином, Дэвик помалкивал, а Хипуша отступил за папину спину.  Дама обратилась к мальчику: «А что ты предпочитаешь?» Он ответил ей очень вежливо (бабушка Аня вышколила!) на хорошем французском: «Благодарю Вас, мадам! Я бы выпил минеральной воды. Если можно, без газа…» — и немедленно получил желаемое.

Женщина сняла панамку,  провела рукой по седоватым, коротко подстриженным волосам, пригласила всех пройти в кабинет и усадила на разноцветные стулья. Потом сама села за стол и представилась: «Эдит Мерье, директриса пансиона.  Ко мне можно обращаться просто Эдит и на «ты»». Взрослые  по очереди назвали себя и своих детей. Хозяйка кабинета кивнула каждому, потом стала расспрашивать, как  долетели, как добрались до школы, что видели по дороге. Тут обычно молчащий Арик подал голос: «Эдит, я видел на дереве рядом с калиткой  большого черного ворона. Мне кажется, он одинок и печален». Мадам подтвердила: «Да, ты прав… Это наш Жюль. Он живет здесь, в саду, иногда улетает, но потом возвращается снова.  Жюль всегда печален, ты верно заметил. Ты любишь птиц?» —  и  Хипуша рассказал ей о  хулигане и болтуне Патрике.

Кирилл вздохнул с улыбкой: «Ох, если бы не этот пернатый крикун, так я бы, наверное, до сих холостым был!» —  и поведал уже ставшую в семье знаменитой историю о встрече с Аллой в кафе благодаря попугаю. Симон и Клара стали  по очереди  имитировать выкрики Патрика, к ним присоединились Ларик и Жорик, и в доселе тихом кабинете поднялся гвалт. Эдит хохотала, Дэвик  хлопал в ладошки, Арик осторожно усмехался.

Отсмеявшись, директриса  поднялась и пригласила веселую компанию пройти в соседний корпус, где располагалась столовая, и пообедать. По дороге она показывала гостям цветочные клумбы,  называла  виды деревьев, росших в саду, сорвала  в огороде спелые помидоры. Архип предложил  помочь донести  их до столовой. Это было очень необычно для всегда замкнутого ребенка, и родители исподтишка переглядывались между собой.  Людей нигде не было видно. Мадам Мерье пояснила: «Каникулы… Все дети и учителя разъехались на лето по домам. Остались мы с Жюлем да технический персонал пансиона. Но к осени здесь будет весело. Желающих учиться в нашей частной школе больше, чем мы прежде могли принять! Поэтому  построен новый корпус для учеников, и мы набираем новых учителей».
За обедом Эдит  рассказывала о себе, о том, как она пришла в пансион молоденькой учительницей, да так и осталась на всю жизнь. В свою очередь, Векслины и Чхеидзе сначала вспоминали студенческие годы, а потом без утайки поведали об обстоятельствах, сложившихся у них на родине и заставивших искать работу за ее пределами. Пока взрослые беседовали, Арик приглядывал за шумными братцами, не давая им шкодить, и одновременно строил смешные рожицы Дэвику, сидевшему у папы на коленях.

С трапезой было покончено, и директриса пригласила гостей перейти в просторный зал с распахнутыми в сад окнами и расставленными вдоль стен мягкими креслами.  В углу стоял рояль. Клара с разрешения Эдит села за инструмент, и они с Симоном пели дуэтом старые французские хиты. Потом они обратились к своему ученику: «Дружок, а ты не хотел бы нам спеть?» Мальчик вопросительно посмотрел на Кирилла и Аллу. Те подбодрили: «Спой нам, сынок! Не волнуйся, здесь все свои!» Архип встал,  прислонился  плечом к сидевшему папе, кивнул Кларе и… Чистый, высокий голос устремился через окно в сад, пролетел по касательной над кипарисами и ушел в небо :

«Sous le ciel de Paris
S’envole une chanson
Elle est née d’aujourd’hui
Dans le cœur d’un garçon»

Осенью  Эдит представила  воспитанникам пансиона   новых учителей: Кирилла и Аллу  Векслиных, Симона и Клару Чхеидзе. В толпе учеников стоял Архип и не делал ни малейших попыток к бегству. Над головами детей высоко на ветке старой школьной груши сидели Патрик и Жюль и  одобрительно кивали мудрыми пернатыми головами. Буля, Нюся и Буся вели себя исключительно пристойно и умильно виляли хвостами. Даже Ларик и Жорик присмирели и стояли поодаль, держа за ручки малыша Дэвика.

Прошло шесть лет…

Огромный концертный зал  был переполнен. Даже в галерее наверху были заняты все стоячие места. Лишь ложа слева от сцены сперва пустовала. Но перед самым началом концерта в нее вошли  крупный мужчина, опирающийся на две палочки, и высокая стройная женщина, державшая за руку мальчика лет восьми. За ними следовали очень пожилые, но подтянутые и элегантные мужчина и женщина. Шествие замыкали коротко стриженая женщина в очках и двое мальчишек. Дорогой читатель, Вы уже несомненно узнали семейства Векслиных и Чхеидзе почти в полном составе! Хипуши  и Симона среди них не было. Зато бабушка Анна Алексеевна с супругом (родным братом знаменитого дяди Яши, в прошлом вдовцом, а ныне счастливым мужем) почтила своим приездом Бельгию, а своим присутствием концерт.

Симфонический  оркестр  вздыхал инструментами, пробуя силы. В ожидании действа многолюдный зал тихонько гудел  и нетерпеливо шевелился, словно гигантский шмель, готовящийся к взлету. Телевизионщики напряженно двигали туда-сюда свои камеры, выбирая ракурсы.  Наконец, занавес медленно поплыл вверх. На сцену вышел конферансье и торжественно объявил: «Дамы и господа, сегодня вы присутствуете на особом концерте! Уникальное дарование, золотой голос,  известный с некоторых пор всей нашей стране, впервые  прозвучит со сцены, а не в  студийной записи, как это происходило прежде!  Этой чести удостоилась именно наша сцена, и мы рады быть причастными к такому знаменательному событию! Итак, встречайте! Хор воспитанников частной школы-пансиона святой Женевьевы! Директор пансиона мадам Эдит Мерье! Руководитель хора Симон Чхеидзе! Солист…» —  здесь конферансье сделал  многозначительную паузу… Установилась полная тишина, и он торжествующе  выдохнул, почти выкрикнул в зал, ставя ударения на французский манер: «…Áрхип Векслúн!»

Шквал аплодисментов взметнулся и опал. Участники хора в белых одеждах двумя встречными караванами  из-за  обеих кулис прошагали на сцену и замерли. Две скрипки, виолончель и кларнет высвободили из пут молчания мелодию, и она вырвавшейся из силков птицей полетела по залу. Ей вдогонку оркестр отпускал на волю всплески крылатых звуков, они сливались в одно целое — и вот уже огромная, сильная  стая парила и царила над людьми…
На сцене появился чернокудрый Симон в белом смокинге. Почти вплотную прижавшись к его плечу шел Арик — высокий, худой подросток со светлыми, чуть вьющимися волосами до плеч и ярко-синими глазами. На нем была шелковая васильковая сорочка свободного покроя и  узкие белые  брюки.  Мальчик шагнул в сторону от учителя, повернулся лицом к залу, взглянул на родных в ложе слева, потом в первый ряд, где сидела Эдит.

Чхеидзе широко взмахнул руками, как будто  собирался воспарить вслед за звуками оркестра,  и дал знак солисту. Хипуша несколько мгновений молча вслушивался в музыку и…
По залу прокатился вздох изумления. Голос выпорхнул и больше не принадлежал никому. Он рассыпал в воздухе серебристое звездное сияние и нежные лучи зари, трепетания рассветных соловьиных горлышек и хрустальные переливы лесных родников, шепот камышей на берегах прозрачных озер  и шелест осенних рощ на склонах гор.  Голос возносился туда, где душе человеческой дозволено находиться только с разрешения Господа, и возвращался к людям с отзвуком неба… Хор покачивал солнечные блики и кружевную пену на  альтовых волнах мелодии, сопрано высвечивали на ее вершинах молниеносные пируэты ласточек и медленное кружение коршуна в синеве… А свободный голос снова и снова забирался на недосягаемую горнюю высоту и лился оттуда на  крошечных онемевших человечков… А потом музыка закончилась, и наступила великая светлая тишина.

В обшарпанной комнате с пятнами плесени на обоях стояла худая изможденная женщина с синими глазами и красноватыми прожилками на скулах. Она привычным жестом протянула руку к только что открытой бутылке коньяка, стоявшей на столе,  плеснула в стакан изрядную порцию, уселась в бархатное кресло с проплешинами на спинке, несколькими глотками влила в себя прозрачный коричневый напиток и щелкнула пультом телевизора. Шел какой-то концерт. На сцене стоял высокий, худенький парнишка со светлыми волосами до плеч и пел. У него был необычный, высокий, переливчатый голос. Телевизионная камера развернулась в зал. У зрителей сияли лица, в глазах стояли слезы. На экране опять возникла сцена. Лицо мальчика показалось женщине знакомым. Он как раз закончил петь, и  сперва онемевший зал встал и  несколько мгновений спустя пришел  в полное неистовство! Гром оваций сопровождался бесконечными выкриками «Браво!» Несколько  групп  молодежи хором скандировали: «Ар-хип! Ар-хип!!!» — и  над головами из стороны в сторону качали зажженными фонариками.

Камера высвечивала партер ряд за рядом, потом переметнулась на ложу слева от сцены. Там стояли и аплодировали… Нет, это, наверное, из-за коньяка так кажется… Женщина помотала головой, открыла и закрыла глаза. Нет, это не было видением… В ложе стояли  и аплодировали ее старшая сестра и мать, и еще  двое мужчин и женщина, и трое мальчишек рядом с ними. Их продолжали показывать крупным планом. Снова появилась сцена, на ней всё тот же длинноволосый мальчик-певец в  рубашке василькового цвета… Он стоял в лучах софитов и не шевелясь смотрел в бушующий зал.
Внезапно Элла перестала слышать аплодисменты. В ее ушах раздался монотонный пронзительный визг на высокой ноте. Наголо обритый, отвратительно пахнущий ребенок лежал на диване, туго спеленутый полотенцами и скрученный поверх их ремнем, и отчаянно пытался вырваться на свободу из страшного плена, но не мог. Состриженные светлые волосики лежали   широкими неровными лентами на пеленке под  запрокинутой в мучительном крике головкой. Визг и  вонь нарастали. Женщина зажала уши ладонями, но под  ними был всё тот же невыносимый звук. Запах рвоты и детских испражнений, казалось, заполнил  воздух от пола до потолка. Борясь с подступившей тошнотой, Элла схватила бутылку, налила полный стакан, залпом выпила, потом еще и еще… Бутылка опустела. Перед глазами проплыл работающий телевизор,  занавешенное пожелтевшей гардиной окно. А потом  темнота залила всё пространство.

Серая кошка с зелеными глазами вошла из коридора в комнату, принюхалась и брезгливо сморщила нос. Хозяйка хрипела в кресле, и от нее мерзко пахло. Телевизор орал и действовал кошке на нервы. Она раздраженно повела хвостом из стороны в сторону, вскочила на подоконник, стала  глядеть в окно.

Там солнце проглядывало сквозь  облака  и напоминало стальной диск с острыми краями. Он медленно приближался к вершинам трех гор, видневшихся вдалеке.  Средняя была похожа на краюху ржаного хлеба, присыпанную крупной солью. Соседки по краям краснели и желтели аккуратными латками осенних рощ.
Облака  быстро опускались, оголив диск. Обнаженное светило смягчилось и налилось абрикосовым светом. Клубящиеся над соляной горой тучки  порозовели и прижались к горячему солнечному брюху, словно котята к матери. Вскоре огненная семейка скрылась за горной вершиной. Алая шерстка зари  еще некоторое время  топорщилась на фиолетовом небе. Потом исчезла и она. Вдоль ночной трассы вспыхнули апельсиновые и сиреневые фонари.

Тяжелые, прерывистые хрипы прекратились, и в комнате был слышен только телевизионный бубнеж. Зеленоглазая красавица оглянулась. Ноги хозяйки несколько раз дернулись и замерли. Тело выгнулось дугой и через несколько секунд обмякло. Лицо стало бледным, потом вовсе побелело.

Кошка равнодушно взглянула на недвижное тело, распластанное в кресле,  запрыгнула с подоконника на край открытой форточки, соскочила с расположенного низко над землей  окна в траву и исчезла в темноте.

Эмилия Песочина

Фотоиллюстрация автора