Артур Кангин | Принц и нищий

1.

Жили-были Тимур и Гриша. Один мальчик был принцем, другой — нищим.

Судите сами.

У Тимура Воропаева папа возглавлял крупный банк. У пацана была французская гувернантка, жил он в роскошной сталинской высотке, квартира занимала целый этаж.

Гриша Тараканов обитал в полуподвальной коммунальной комнатушке. Четырнадцать комнат из пятнадцати занимали дворники-таджики, и азеры-торгаши с рынка. Всё жилье было увешено вонючими тряпками. Восточные люди много ели и громко кричали.

Тимур ходил в продвинутую физико-математическую школу, учился на одни пятерки. Гриша посещал самую убогую городскую, с засыпанной хлоркой уборной, перебивался с двойку на тройку.

И вот, вопреки социальному антагонизму, мальчики полюбили друг друга. Они сдружились еще совсем карапузами, в песочнице. Тимур предложил Грише поиграть его формочками для куличей. А там — пошло-поехало.

— Ты мой лучший друг! — со слезами на глазах обнимал Григория Тимур.

— Мы такие разные… — смущенно замечал Гриша.

Парнишки росли, закончили школу. Тимур поступил в престижный экономический вуз. Гриша устроился учеником водителя трамвая.

Через пару лет Тимур женился на героине сериалов, ослепительной красавице, актрисе Лизаньке Кнопф. Гриша взял в жены рыжую татарку, Алсу Мордулатову, задастую дворничиху, без переднего зуба.

Тимур с Лизанькой полюбили приглашать в гости Гришу с Алсу.

Слуги накроют стол, встанут за спиной. Австрийский чайный сервиз, золотая полоскательница из Амстердама, салфетки с вензелями от Гуччи. А еды-то, еды! А вин разных!

— За тебя, Григорий! — с бокалом бургундского восклицал Тимур. — Ты простой, из народа. А мы кто? Интеллигенция. Сопля на палочке.

— Ну, зачем так? — Алсу запихивала сразу весь бутерброд с черной икрой себе за щеку. — Вы тоже ничего…

Божественно красивая Лизанька смеялась и во все глаза глядела на чету Таракановых. Таких людей вблизи она еще не видала.

— То-то что ничего! Пустое место, — во всё горло хохотал Тимур. — Оторвались мы от народа. Растеряли корни.

— Буженинку, ту, порозовее, передайте, пожалуйста, — просил у ливрейного лакея Гриша.

— Бери всё что угодно, — грохотал Тимур. — Всё моё — твоё!

2.

Святую дружбу ничто не омрачало. Годы текли, а она становилась всё крепче. Когда у той и другой семьи пошли дети, богатые Воропаевы стали всецело опекать бедных Таракановых. Покупали им детское питание, отдавали роскошные распашонки и чепчики, из которых собственные чада уже выросли.

В России всё отчетливей ощущалось дыхание гражданской войны. Властью были недовольны все поголовно. Богатым казалось, что государство слишком много у них забирает. Бедным грезилось, что им ничего не даёт.

Гриша сидел у Тимура в кабинете, пил из хрустального бокала чешское пиво. В окне роскошный вид на Москву-реку.

— Да, если жахнет, мало не покажется, — философствовал Тимур.

— Надоело всё! Скорей бы! — Гриша глотал пиво с пеной.

— Тебе плохо живется? — скосился на него Тимур.

— А то… — щерился Григорий. — Кто-то на мерсах рассекает, а я, как последняя сука, рули трамваем.

— Завидуешь?

— Ты чего? — Гриша бросал в рот кусок перламутровой семужки. — Мы с тобой сколько лет! С детства!

На следующей неделе Тимур получил Госпремию за экономические разработки. Отмечали награду в царском «Метрополе». Воропаевы позвали и чету Таракановых.

На правах закадычного друга Гриша сел рядом с Тимуром. Рюмку за рюмкой он глотал ледяную водку. На лбу у него выступил бисер пота.

— Гриша, ты бы не увлекался, — притормаживал его руку Тимур.

— Не боись, не обопью, — хохотал Григорий.

— Подначиваешь? — вглядывался в расширенные зрачки друга Тимур.

— Зачем? Хотя… Моя Алсу тоже премию отхряпала. За самый чистый двор Москвы. Поедет отдыхать в Гавану. Бананов отъестся. Мэр посылает.

— Ну, и чудно.

С торжества Григория и Алсу увозили на мерсе, обпитых вдрызг, в лежку.

— Хороший, но слабый человек, — Тимур нежно обнял Лизаньку.

3.

А революция таки грянула. Поначалу никто ничего не заметил. Все поголовно испытывали какое-то странное веселье. Ну, кто-то куда-то ворвался и захватил. На рекламных щитах появились какие-то истеричные воззвания. Ну, кого-то даже пристрелили на месте.

Месяц спустя Президент РФ вдруг ушел в отставку. Наступило невнятное безвластье. В остальном жизнь оставалась такой же, как и была. Магазины ломились от яств. В ночных клубах лихо отплясывали похотливые стриптизерши. Парк Культуры имени Максима Горького был переполнен катающимися на каруселях. В космос запустили новый военный спутник-шпион.

Хотя кое-что поменялось. Изменились люди. Например, Григорий Тараканов на всех глядел теперь орлом. Тимур же Воропаев погрустнел, задумался.

— Народная справедливость восторжествует! — Григорий с хрустом тёр, обросшее рыжей щетиной, лицо.

— Ты серьёзно? — удивлялся Тимур.

— А то! Почему одним всё, другим кукиш с маслом?

— Грезишь о грабежах?

— О свободе! Я в школе дурно учился, ан кое-что помню. Человек рожден для счастья, как птица для полёта.

— Дурак ты, Гриша.

— Правда на моей стороне. Увидишь!

И Тимур увидел. Из магазинов катастрофически всё пропало. Остались лишь ребристые доски для стирки. Несколько крупных банков были ограблены среди бела дня. На площадях появились цистерны с дармовым спиртом. Улицы наполнились растрепанными людьми, вращающими кроваво-красными флагами.

Половозрелые женщины теперь опасались выходить поодиночке. Насиловали на каждом углу. Богатые люди выступали в плотном кольце охранников-мородоворотов. Грабежи в столице стали нормой.

Внезапно перестал ходить общественный транспорт. Остался не у дел и Григорий.

— Как ты живешь? Чем питаешься? — расспрашивал друга Тимур.

— Подножным кормом, — скалился Тараканов.— На улице теперь не только бесплатный спирт, а и сыр в придачу.

— Хочешь, пойдешь ко мне в водители?

— Еще не нагулялся.

4.

Революционную свободу ограничивала лишь бескормица. На площадях в один час пропали дармовые цистерны спирта с нехитрой закуской. Наступил голод. Ходили слухи о людоедстве.

Тимур Воропаев отпустил всех своих слуг и телохранителей. Платить нечем. Да и что купишь за деньги?

Однажды вечером в дверь Воропаева позвонили. Тимур увидел в глазке бухого Гришу.

— Ведь сумел набраться! — усмехнулся Тимур.

— Из старых запасов, — осклабился Гриша. — Я вовремя три ведра спирта зашхерил.

— Надолго хватит.

— Зачем? Месяца на три. Не больше.

— Аппетит у тебя!

— Я человек простой. Из народа.

Сели к столу в гостиной.

— Мне бы поправиться, — скосился на друга Григорий.

— У меня тоже старые запасы, — усмехнулся Тимур.

Накрывала на стол хозяйка, Лизанька. Принесла брусничную водку. Копченую баранью ногу. Изысканно настрогала лимончик.

— Ну, и что, братец, твоя революция, удалась? — Тимур дождался, когда Григорий проглотит первую рюмку водки.

— Погуляли на славу, — Гриша яростно вгрызся в баранью ногу.

— А дальше?

— Посмотрим. Житуха-то стала весёлой.

— Куда веселей…

— Вы водочку себе без стеснения наливайте, — улыбнулась Лизанька. — И закусывайте от души. А то захмелеете.

— Да, да, — поддержал супругу Тимур. — А что же ты один, без Алсу?

— Матросня ночью изнасиловала её и убила, — буднично обронил Григорий.

— Какой ужас! — закрыла глаза руками Лиза.

— Оружие у тебя есть? — помрачнел Тимур.

— Откуда?

Тимур открыл бюро из красного дерева, достал вороной пистолет.

— Держи! — протянул другу. — Германский. Многозарядный. С десяти метров шпарит без промаха.

Гриша с наслаждением взвесил в руке:

— Тяжелый!

— Придется стрелять, предохранитель сними, — указал на махонький черный рычажок Тимур. Потом похлопал друга по плечу. — Я хоть и не пью с утра, давай выпьем. Помянем твою Алсу.

Тимур налил себе рюмку. Гриша напузирил себе целый бокал.

— Ну, вздрогнем! — единым махом Гриша выпил.

— Пусть будет ей земля пухом! — заиграл желваками Тимур.

— Хорошая была женщина, — вздохнула Лизанька.

— Да, да, — Гриша поднял пистолет, прицелился в Тимура. — Страшно?

— Шутишь? — нахмурился друг.

— Шучу, — Гриша отбросил собачку предохранителя, сначала выстрелил в одну коленку друга, потом в другую.

Извиваясь от боли, Тимур свалился на пол. Лиза бросилась к Грише. А Григорий схватил ее одной рукой за горло, задрал юбку, стянул трусики, изнасиловал стоя, прямо на глазах у друга.

— Сволочь! — до крови кусал губы Тимур.

— Ну, и кто теперь из нас принц? — застегивая мотню, спросил Григорий.

Он махнул еще бокал водки, кинул в кулёк остаток бараньей ноги.

— А бабёнка у тебя ничего, — хмыкнул напоследок. — Персик!

Никогда еще не покидал квартиру друга в таком отличном настроении.

Источник