Алекс Шойхет | «Над Бабьим Яром памятников нет…»

Светлой памяти великого русского поэта Евгения Евтушенко.

В прошедшую субботу, первого апреля 2017 года, в США скончался великий российский поэт 20-го века Евгений Александрович Евтушенко.

Начну с небольшой цитаты из письма поэта: «Я с детства любил мирить людей, и мне иногда крепко доставалось, да и достается. Меня все время пытаются перетянуть на одну какую-то сторону, а я вот такой уж уродился, я на стороне всех, но н и к о г д а н а с т о р о н е ф а ш и з м а, какой бы демократией он ни прикрывался…».*

Евгений Евтушенко всегда был против фашизма, не обращая особого внимания на цвет знамен, под коими этот фашизм прятал свое мурло. И первой публичной акцией против советского варианта фашизма было стихотворение «Бабий Яр», появившееся в «Литературной газете» в 1961-м году. Для нас, тогдашних москвичей – «инвалидов пятой группы», это стихотворение было, как удар молота по камню. «Над Бабьим Яром памятников нет…»!

Кто вообще осмеливался произнести тогда вслух нечто подобное? Ни любимый всей передовой советской интеллигенцией Пастернак, ни обласканный Сталиным И. Эренбург, ни фронтовик Б. Слуцкий, ни М. Светлов, своими глазами видевшие рвы с расстрелянными евреями, да и никто из литературных «генералов» тех лет даже не заикался о массовом уничтожении нацистами целого народа. Само появление этого стихотворения казалось чудом на фоне тогдашнего государственного антисемитизма. Но чудо произошло, правда, редактор «Литературной газеты», В. Косолапов, проявивший невиданную смелость, был уволен за «крамолу».

Еще бы! С Нюренбергского процесса, осудившего главных нацистских палачей прошло пятнадцать лет, а со смерти главного антисемита СССР, Сталина, – всего восемь, и у власти в СССР оставались все те же партийные бонзы, что вместе с «великим вождем» подписывали смертные приговоры невинным людям и раскручивали «дело врачей». О еврейской трагедии старались забыть, ибо не только рыло в пуху, но и руки в крови были и у «вождей», и у многих граждан «коренных национальностей». Еще совсем недавно антисемитский смерч прокатился не только по нацистской Европе, но и по социалистическому СССР, в виде организованной Сталиным погромной травли евреев. Страх пронизывал как советского обывателя, так и творческую интеллигенцию, несмотря на объявленную «оттепель».

Поэтому стихотворение, где в п е р в ы е говорилось не только о гибели евреев в Холокосте, но и в о о б щ е о страданиях еврейского народа и его трагической истории, было, как гром с ясного неба. Впервые представитель русского народа, его лучшей, творческой части – открыто, во весь голос сказал о том, о чем говорить было не принято – о массовом уничтожении не мифических «советских граждан», а именно евреев.

Нынешние поколения россиян не помнят, не знают, какая ненависть обрушилась тогда на молодого поэта со стороны так называемых «русских патриотов» и партийных чиновников. Печально известный в ту пору поэт Алексей Марков организовал травлю Евтушенко через СМИ и даже угрожал ему физической расправой. Вся эта травля, естественно, была срежиссирована КГБ, которому костью в горле были публичные чтения стихов у памятника Маяковскому и, использовав спровоцированную «марковцами» драку со сторонниками Евтушенко на площади Маяковского, поэтические выступления «на открытом воздухе» прекратили, арестовав многих участников сходки.

Евгений Александрович проявил тогда гражданскую смелость и этого ему не могли простить. И всю жизнь его сопровождали грязные сплетни и клевета. Уже после его смерти какая-то гнида написала в интернете, что, якобы, Евтушенко присвоил авторство «Бабьего яра», а заодно и чужую славу. Но известно из воспоминаний поэта и его товарищей по перу (Виктор Некрасов, Анатолий Кузнецов), как был написан «Бабий яр». Евтушенко приехал в Киев по приглашению В. Некрасова и пришел к месту расстрела евреев вместе с А. Кузнецовым. Он был потрясен тем, что на месте гибели тысяч евреев нет никакого памятника, а вместо этого там увидел городскую свалку мусора. И тогда Евтушенко написал это великое стихотворение за одну ночь. И не был Евгений Александрович ни «агентом Хрущева», ни «шестеркой КГБ». Те, кто распространяют подобные слухи, не имеют никакого понятия о той эпохе конца 50-х – начала 60-х, которую почему-то назвали «оттепелью». На самом деле – это было время жестокой борьбы «наследников Сталина» с зарождающимся тогда в СССР инакомыслием. Это было время «новочеркасского расстрела», разгромного выступления Хрущева на выставке в Манеже, и на «идеологическом пленуме», где «царь Никита» громил поэтов-шестидесятников. И так уж случилось, что именно они были авангардом этой борьбы с наследием «Дракона».

Мы, первое послевоенное поколение, благодарны поэтам 60-х и прежде всего Евгению Евтушенко за то, что они показали нам пример гражданской смелости, научив нас не бояться адептов «тайной полиции» и презирать их наглые замашки «хозяев жизни».

Но «Бабий яр» – это было только начало. Потом была поэма «Братская ГЭС» и в ней глава – «Диспетчер света Изя Крамер». И снова тема Холокоста и еврейской беды перед лицом равнодушного мира. О том, что еврей всегда остается один на один со своим горем. Евтушенко не прощали ни его любви к еврейскому народу, ни смелости по отношению к коммунистической власти. Отсюда все грязные сплетни о его «бесталанности» и «политической конъюнктуре», о том, что благодаря «Бабьему яру» он сделал себе имя и т.д.

Тем, кто сегодня повторяет все эти «гебешные» гадости, могу напомнить, что Евтушенко был известен и до скандала с «Бабьим яром». Он был автором таких стихов, как «Хотят ли русские войны», «Ах, кавалеров мне вполне хватает…», «А снег идет, а снег идет…», которые стали народными песнями. А потом были «Вальс о вальсе», «Со мною вот что происходит», поэма «Голубь над Сантьяго», и многое другое.

Но самое главное в его творчестве – гражданская поэзия и смешными кажутся дешевые разговоры о его «преданности Советской власти» и «договоре» с КГБ. И не только поэзия. Он, один из немногих, поддержал тогда оплеванного Пастернака, выступал в защиту Синявского и Даниэля, помогал И. Бродскому и Солженицыну. После вторжения армий Варшавского договора в Чехословакию он пишет стихотворение «Танки идут по Праге в закатной крови рассвета. Танки идут по правде, которая не газета…», и пишет письмо протеста против оккупации Чехословакии. Эта публичная акция запросто могла стоить Евтушенко свободы, но гебешники только щелкнули зубами – слишком Евтушенко был известен в мире и «они» не посмели. А потом были поэмы «Казанский университет» и «Монолог песца со зверофермы» – уже явная антисоветчина. Арестовать его не посмели, шеф КГБ тов. Андропов был достаточно умен для этого. Но травили его умело – снимали с поездов и самолетов, когда он выезжал с выступлениями за границу, вычистили из редколлегии журнала «Юность», практически сделали «невыездным».

А потом в СССР грянула перестройка. И первыми, кто воспользовался свободой и демократией, были русские нацисты, устроившие антисемитский погром в ЦДЛ. И когда вся демократическая Москва вышла на антифашистский митинг 24-го января 1990 года, то первым, кто выступил перед собравшимися на Манежной площади, был Евгений Евтушенко, единственный из шестидесятников, кто остался борцом с коммунноидно-фашистским режимом. «Мы все за свободу, но не за свободу фашизма!» – гремел его голос над Манежной площадью и нам всем, собравшимся на митинг, тогда показалось, что демократия в России близка к победе и тирания коммунистов доживает последние дни.

Кто-то из тогдашних журналистов «Комсомолки» назвал «бархатную революцию» 1989- 91-го – «революцией сорокалетних». Это была точная характеристика, так как именно поколение сорокалетних было костяком демократического движения. Нас воспитали поэты-шестидесятники. Увы! Мы были наивны, как и они, наши старшие братья. Мы «гэбню» уже не боялись. Но недооценили «их» опыт и мерзкую мимикрию. Как и кумир нашей юности, Евгений Александрович Евтушенко. Он бросился в общественную деятельность – общество «Мемориал», писательская организация «Апрель»… Потом были баррикады у Белого дома. Но в итоге Евтушенко уехал из России. Ибо, может быть, раньше многих понял, что из-за спин наивных борцов за демократию, упрямо лезет национал-монархическое мурло, и та печально известная «организация», коей он противостоял всю жизнь, тихой сапой прибирает к рукам только что вставшую на дрожащие ножки российскую демократию.

Великому поэту простительна наивность и детская вера в окончательную победу Добра над Злом. Уже после его кончины в интернете появилось множество гадких «комментов» по поводу его творчества и жизненной позиции. Российский обыватель верен себе, он обязательно должен кинуть комок грязи на могилу гения. Помните легенду о горящем сердце Данко? Российский обыватель – тот самый «осторожный человек», что наступил на горящее сердце Данко ногой. Но для нас, бывших советских и российских евреев, Евгений Евтушенко был и останется Праведником Мира, поставившим вечный памятник над жертвами «Бабьего яра». Памятником, который нельзя ни разбить, ни загадить. Зихроно ле браха, Евгений Александрович!

* Евгений Евтушенко, из письма израильтянам, 2016 год

Александр Шойхет