Александр ЧИКИН | На кривой козе

НА КРИВОЙ КОЗЕ

Всё по-старому

Борода – занимательная штука. Если ты при бороде, чем я страдаю хронически, ибо с Советской армии сыт бритьём по горлу тупой «Невой», то публика тебя воспринимает с неким вывертом: то им кажется, что ты поп, то им кажется, что ты учёный, (как правило — геолог, биолог, проктолог или патологоанатом), и все лезут с какими-то вопросами. Особенно женщины.

Не далее, чем вчера, сижу я на лавочке в зоопарке среди такой же очумевшей от жары публики, но все обременённые детьми дамы обращаются исключительно ко мне, словно у меня на груди бейджик висит: «Семён Семёныч Горбунков — консультант по вопросам геолокации зоопарковской живности, ваших потерявшихся детей, здравпункта и пунктов продажи горячительных напитков или охлаждённой минеральной воды».

Одна дама спросила, не видел ли я её дитя, а четыре других поинтересовались у меня, где их дети могут увидеть снежного барса, который изображён на входном билете в зоопарк. Самое интересное, что сидел я у вольера с этим самым снежным барсом. Им просто надо было глаза от своих чад поднять, чтобы увидеть, что этого барса на месте нет. Я соврал им, что барс временно, из-за жары, переведён в бассейн к бегемоту.

Словом, первое, что я сделал, вернувшись домой, достал портативную газонокосилку для волос и состриг свою бороду в ведро. Я всегда так делаю, даже если меня не достают теологическими вопросами и вопросами общечеловеческого характера, а просто потому, что борода моя выросла сверх допустимых пределов. Эти пределы обычно не превышают трёхмесячной длины.

Должен заметить, что трёхмесячная борода на моей физиономии выглядит весьма седо, солидно и импозантно. Не мудрено, что её носителя так всерьёз воспринимают молодые женщины. И в состриженном виде моя борода достаточно опасное явление — собака её сожрала и целый день блюёт по углам её пучками.

Маленький роман

Предисловие.

В детском саду он влюбился в девочку из младшей группы, когда им показывали диафильм про пиратов. Двадцать пять лет он посвятил её поискам.

Глава 1.

«Это Вы были той маленькой девочкой, которой так нравились «Пираты Карибского моря»?

Она сделала быстрый выпад и, вытирая абордажную саблю об одежду умолкшего трупа, застенчиво сказала: «Да».

На кривой козе

Давно хочу поделиться с вами, друзья, своими мыслями о герое хрестоматийных строк В. Маяковского «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй.» Сейчас, правда, в духе времени запятую в этих строках принято ставить не так, как в оригинале, а на одно слово раньше: «…день твой последний, приходит буржуй». Но, как бы не потешались мы над своим нынешним положением, должен заметить, что за последние лет сорок рябчик сильно девальвировал, как деликатес. Даже больше — он перестал быть им.

Ну, как водится, заеду на кривой козе.

Когда-то в детстве попался мне в руки журнал «Вокруг света» за пятидесятые годы. И там я, неизвестно зачем, прочитал какую-то статью нашего совкового журналиста о Париже. Было мне в те поры лет десять-одиннадцать. Собственно, что он там писал о Париже, я совершенно не помню, но запомнился абзац о курах-гриль.

Дело в том, что жила моя семья в маленьком домишке на окраине города. И мы держали кур. Это были несушки, которых ради яиц и содержали. Но иногда их и ели, когда та или иная курица старела и переставала нестись. Это были вполне себе резиновые изделия с характерным вкусом куриного мяса. Жевались они с трудом. Но сам куриный суп был просто чудесным. Уж на что я в детстве терпеть не мог всякие супы, щи и борщи, но перед куриным супом устоять не мог.

Тот журналист, что писал о Париже, видимо, тоже вкусил всю резиновую прелесть совковых деревенских кур. И поэтому весьма возмущался какой-то, прямо скажем, бутафорности этих парижских кур-гриль. Что характерно, память моя намертво зафиксировала словосочетание «куры-гриль», хотя я ещё лет двадцать-тридцать не догадывался, что скрывается за словом «гриль». Но из контекста было понятно, что это некое блюдо из курицы.

Этот журналист был возмущён рыхлостью, тире, съедобностью, этого мяса. Оно его возмущало своей прожёвываемостью. Из этого он сделал вывод о его «синтетическом» происхождении и его ненатуральности.

К тому моменту прошло уже лет двадцать между написанием этой статьи и моим её прочтением. В СССР тогда уже появились птицефабрики по промышленному производству яиц. А ещё лет через десять появились и мясные птицефабрики по выращиванию бройлеров.

Эх, если уж «колесить» на кривой-то козе, то сделаю ещё один заезд в ширину.

Промышленное выращивание кур для получения яиц и мяса получило бурное развитие в Америке сразу по окончании Второй Мировой. Европа быстро переняла опыт, и в пятидесятые годы, судя по статье того журналиста, Париж уже вполне наслаждался плодами этой индустрии.

А между тем, птицефабрики — только надводная часть айсберга. Благодаря курам получила бурное развитие спортивная фармакология, и медицина тоже получила толчок ускорения. Вот эти самые «анаболики» были синтезированы вначале для использования их в промышленном выращивании кур

Потом их стали использовать и в промышленном выращивании скота, и параллельно с этим стали кормить ими и спортсменов. Именно в это время стали лидировать на мировой арене американские тяжёлоатлеты. Они жрали анаболики и поднимали невероятные веса. Это продолжалось до тех пор, пока их не переел наш Жаботинский — был такой советский штангист с Украины, — который заткнул за пояс американцев и прямо по нескольку раз за одни соревнования побивал свои же, пять минут назад, установленные мировые рекорды.

Словом, куры явились причиной рождения «спортивного допинга».

Теперь кривую козу отпустим пастись и перейдём к рябчикам.

Рябчик считался деликатесом до времён промышленного разведения кур. Его мясо сильно напоминало мясо кур, но при этом жевалось. Вы просто не представляете, сколько до 1917 года в стране добывалось рябчиков для ресторанов крупных городов. В зимние месяцы рябчики ежедневно присутствовали в меню всех мало-мальски приличных ресторанов Российской Империи. Их ловили силками и стреляли по всей лесной зоне страны и возами везли из Сибири в крупные города.

А что мы видим теперь? Поедешь куда-нибудь в Карелию или в Кировскую область. На худой конец, пошатаешься вокруг Владимира с ружьём и манком на рябца, и всегда несколько штук приволочёшь домой.

Если в советские времена мои визави ещё как-то могли согласиться с тем, что Маяковский считал деликатесом, когда я им готовил рябчика, то происходило это по причине тотального совкового дефицита, когда «синюю птицу» — сиречь цыплёнка по рупь семьдесят пять — давали в праздничных наборах.

А сегодня, когда курица стала едва ли не единственным доступным мясом, все, кого я пытался осчастливить рябчиком собственного приготовления, в один голос, поднимая на меня удивлённые глаза, произносят: «А в чём тут фишка-то? Обычное куриное мясо».

Ни о чём

Интересно устроена любознательность человеческая.

Туча статей написана о конструировании какого-нибудь нарезного карабина или самозарядного дробовика, об их отладке и подгонке, об их пристрелке и испытаниях, об оригинальных инженерных решениях, лёгших в основы их конструкций.

Даже не приходится сомневаться, что по поводу одной и той же модели ружья можно найти не меньше десятка таких статей от разных авторов. И все эти статьи всегда востребованы и азартно читаются пользователями не только этих стволов, но и теми людьми, которые выбрали для себя совершенно другие системы и калибры оружия.

И насрать, что большая часть увлечённо читающих эти статьи слабо представляют себе, что такое «личинка затвора» и имеет ли сравниваемая в статье модель оружия под различный патрон «практически одинаковые фланцы».

А между тем, скажем, автомобилистов в мире на несколько порядков больше, чем любителей оружия. Однако, никто не пишет для них полные драматизма статьи о борьбе конструкторских идей при создании какого-нибудь спидометра или датчика топлива.

Никому не интересно, что дворники изобрела какая-то баба, пожалевшая свою перманентную завивку, в то время как мужики, если ливень заливал ветровое стекло их авто, просто тупо высовывали репу в боковое окно и продолжали езду.

Швейных машин в домах у людей гораздо больше, чем дробовиков и винтовок, однако никому не интересна революционность машинки Зингера и её отсталая архаичность относительно машинки «Seiko».

Помню, пришла в общагу девица и стала ходить по комнатам, пытаясь кому-нибудь впарить чудо корейской инженерии. Вот эту самую «Seiko». Зашла и ко мне. Я в пол уха слушал, занятый чем-то своим и не обращал на даму никакого внимания. А барышня взяла, расчехлила аппарат, достала из сумки пустую банку из-под пива и кусок трёхмиллиметровой фанеры.

Потом сплющила эту банку и пришила её к фанере. На машинке, разумеется. У меня отвисла челюсть. Я только и смог сказать, помня, как капризничал ножной «Зингер» у моей матери, когда она шила какие-то трусы из тончайшего батиста: «Бля, так получается, можно акустические гитары и скрипки шить?»

Страдивари перевернулся в гробу, а я купил это чудо инженерной мысли за 200$ немедленно.

Интересное кино

Когда за главным героем гонятся головорезы, и их жертва кидается в подземку, то она — подземка — приходит на выручку толпой пассажиров и вовремя поданным вагоном метро.

А в других фильмах, когда главный герой хочет кого-нибудь грохнуть и оказывается рядом с жертвой в подземке, она — подземка — и тут не подкачает: пустой перрон, отсутствие поезда, а если он и появится, то вагоны его пусты. Пожалуйте бриться! В смысле, убивайте на здоровье!

Вероятно, вы спросите: где же правда? Пуста забугорная подземка или в ней яблоку негде упасть? Часто в ней бегают электрички или замучаешься их ждать?

Вынужден признать, что всё зависит от сценариста: если главный герой борется за свою жизнь, то забугорная подземка полна народа и вагоны бегают по весьма напряжённому расписанию. А если он борется с чужой жизнью, то в подземке запустение, и вместо пассажирских вагонов бегут товарняки, а по громкой связи барышня объявляет: «Скорый поезд «Бруклин -Манхеттен» опаздывает на полтора часа».

Ни о чём

Слушаю Василя Быкова. Он пишет, как после войны, будучи демобилизованным, опять загремел в армию. Попал на остров Кунашир офицером-артиллеристом. Потом его отправили на Сахалин на какие-то курсы повышения квалификации. Курсы он закончил с отличием, и надеялся, что его переведут куда-нибудь на материк, возможно, что и в родную Беларусь. А его обратно на Кунашир отправили.

Вспомнил, как вернувшись из армии на какой-то из посиделок с одноклассниками, был свидетелем монолога своей однокашницы. Она хвалилась перед нами, что её жених — курсант артиллерийского училища — тянет на красный диплом. Когда он его получит, его отправят служить в ГДР или какую-нибудь другую Чехословакию. А Ленка, другая наша однокашница, жених которой учится в лётном военном училище, со своим двоечником-курсантом, сгинет в каком-нибудь захолустном Сибирском гарнизоне.

Получилось в точности, как описывает Быков: отличники нужны на самых «танкоопасных» участках, поэтому его и загнали обратно на Кунашир. Курсанта-отличника — жениха моей одноклассницы — отправили куда-то за кривое озеро на китайскую границу вместе с молодой женой. А двоечник-лётчик с другой моей однокашницей, как раз-таки, угодил за бугор. С глаз долой.

Александр Чикин