Об авторе
Александр Григорьевич Ратнер родился 10 октября 1947 года в Днепропетровске. Окончил Днепропетровский металлургический институт. Кандидат технических наук. Лауреат премии Ленинского комсомола в области науки и техники.
Поэт, писатель, переводчик классической и современной украинской поэзии. Первая публикация была в 1963 году.
Александр Ратнер – автор 21 книги стихов, в том числе двух для детей, и двух книг прозы. В его переводах с украинского вышло 7 поэтических книг.
Лауреат премий имени Николая Ушакова, Дмитрия Кедрина и Павла Кононенко (Украина), лауреат Всеукраинского конкурса авторов, пишущих на русском языке, и ряда Международных книжных фестивалей, дипломант Международной литературной премии имени Великого князя Юрия Долгорукого (Россия), награжден медалью (Почетный знак) Национального Союза писателей Украины и Почетным дипломом Международного Совета по книгам для детей (IBBY).
Член Национального Союза писателей Украины с 1988 года.
* * *
Как может умещаться в голове
Одновременно столько мыслей разных,
Прекрасно-светлых и позорно-грязных,
На чистую одну – циничных две?
Вот кажется: одна владеет мной,
Ведёт меня по мрачным коридорам,
Но вдруг другая озаряет вздором,
И я спешу за ней, как раб цепной.
И так от мысли к мысли, что ни миг,
Перебегаю, их перебирая,
Как чётки. И забыта мысль вторая,
И третья, хоть исполнена интриг.
Как хорошо, что мысли не видны,
Когда они, неведомо откуда
Являясь, отличаются от чуда
Сильней, чем херувим от сатаны.
И каждая стать словом норовит,
Веля себя в нем выразить, а слово
Найти такое, что убить готово
И, до единой, буквами кровит.
Но к счастью, мысли могут и спасать,
И пусть одна из них другой перечит, –
А вдруг она тебя увековечит,
Коль ты ее успеешь записать.
* * *
В Гурзуфе тьма собак и алкашей,
На улицах – мочи кошачьей запах.
Спят шишки, как птенцы, в сосновых лапах,
И ветер гонит облако взашей.
Но все-таки люблю тебя, Гурзуф,
За Адалары, за прибоя пряжу,
За радость легкомысленно по пляжу
Бежать, ботинки чертовы разув.
За Пушкина, который по царя
Указу здесь бывал и взор счастливый
Бросал на море, прячась под оливы,
Судьбу за ссылку вслух благодаря.
За каждый тесных улочек излом,
За крики нескончаемые чаек
(И каждый – как с водой вскипевшей чайник),
За то, что в настоящем, как в былом,
Я по незримым собственным следам
Иду тобою сквозь начало мая…
Поёт скворец, всю душу вынимая,
И, кажется, что я ее отдам.
* * *
По облаку – над каждым кипарисом,
А полночью над каждым – по звезде.
Бритоголовый берег бредит бризом,
От жажды прижимается к воде.
Ему б не шторм, а штиль, к тому же полный,
Ему б луну, к тому же не одну.
А море без конца листает волны,
Как будто ищет среди них одну,
Которая расскажет без утайки,
Когда погаснет от бессилья шторм,
И снова закричат от счастья чайки,
Добыв недостижимый прежде корм.
Но ту волну найти – что в стоге сена
Иголку, не узнать, на сколько дней
Продлится действо, в коем море-сцена,
И пляшет шторм сбесившийся на ней.
А волны на его похожи свиту,
Подобно чайкам, брызги их парят,
И страшно мглу сверлит маяк, по виду
Кроваво-одноглазый, как пират.
* * *
Люблю татарско-крымский колорит,
Мощённых улиц выгнутые спины,
Мечети купол выпукло парит,
Вобрав молитв печальные глубины.
Пронзили минаретов копья высь,
И синевы небес вобрав излишек,
Глицинии здесь ливни пролились
На клавиши приземистых домишек.
Зазывная базарная возня,
Округлых тюбетеек многоцветье,
Здесь запахами сказочно дразня,
Плов плавится в котлах, как и столетье
Назад. Здесь привечает чайхана,
Зовущая услужливо к усладе,
И если ты в ней выпил чай, – хана
Тебе придёт (но это рифмы ради).
Здесь кипарисы встали на часах,
С утра в тумана кутаясь тулупы,
И минареты в майских небесах
Вращают облака, как хула-хупы.
* * *
Чтоб стать поэтом, нужно им родиться,
А не перо в раздумиях кусать.
Казалось бы, смешно за стол садиться
И что-то после Пушкина писать.
Ведь всё, что ни напишешь, – то не ново,
Ведь всё, что ни срифмуешь, – то повтор,
И свыше сил найти такое слово,
Чтобы его читая, вспыхнул взор
Хоть чей-то или чтобы у кого-то
Пульс участился, ибо такова
Цель у поэта, а его работа
Не в том, чтоб мысли облекать в слова,
А в том, чтобы сказать о чем-то первым,
Или не первым, но сильней других,
Чтоб шёл восторг, как ток, от строк по нервам
Читающих и слушающих их.
Одежда слов – вторична, ибо надо
Ей мысли оттенять, она спешит
За ними вслед, играя роль наряда,
Что по фигуре и со вкусом сшит.
По существу стихи – шипы и розы,
Земное притяженье и полёт.
Поэзия, в отличие от прозы,
Вопросы безответно задаёт.
Точнее задаёт поэт, и хочет
Узнать ответы верные, хотя,
Не зная их, при жизни напророчит
То, что случится даже век спустя.
Бессмертие его не беспокоит,
Ему скорее выпадет zero…
Но Пушкина в себе услышать стоит.
И сесть за стол. И в руку взять перо.
* * *
Старею. На могилах близких плáчу.
Смеюсь всё реже – мне не до того.
Скорее верю в Бога, чем в удачу,
Хотя удача тоже от него.
Я жизнь люблю, хотя её нарушу
Когда-нибудь, сгорев за полчаса…
И если я в стихи вложил всю душу,
То что тогда взлетит на небеса?
* * *
Я не расстанусь с нашею планетой,
Поскольку не смогу с неё уйти,
И не скажу, чего я в жизни этой
Боюсь, поскольку видел все почти.
Не страшно и явиться к Богу в гости,
Узнать, что в ад дорога суждена,
А страшно мне при жизни на погосте
Читать друзей угасших имена.
* * *
Все чаще возникают в жизни бреши –
Ровесники уходят, ну а те,
Кто живы, мне звонят намного реже
И доживают годы в нищете.
Не по карману им звонить, замечу,
А может, в страхе думают о том,
Что вдруг я им впервые не отвечу –
Ни в этот день. Ни завтра. Ни потом.
* * *
……………………….. Марине
Не упрекай, что посвященья реже
Тебе в стихах пишу я, но поверь,
Что чувства, массу лет спустя, всё те же,
Ну, разве что устойчивей теперь.
Стихам же, видит Бог, приходят сроки,
Коль им душа становится тюрьмой.
Прости за ненаписанные строки
И знай, дабы в дальнейшем, ангел мой,
Тебе сомненья в голову не лезли:
Я подошёл к такому рубежу,
Когда люблю тебя сильней и, если
Молчу, то, значит, слов не нахожу.