***
Лавровый Венок свысока поглядывал на Голову. Как-то он сказал ей:
– Не будь меня, кто бы о тебе знал?
– Возможно, – ответила Голова. – Но не будь меня, твоим местом была бы кастрюля.
***
– Нет, я не какая-нибудь там Луна, я – Месяц! Я настоящий мужчина, я люблю тебя, и мы скоро поженимся! – шепчет Волне ласковый и влекущий голос.
И Волна вся устремляется к любимому в приливе чувства…
Но приходит утро и голос смолкает. Бледнеет Месяц на небе, а потом совсем скрывается из вида. И Волна – огорчённая, обиженная – отшатывается и сжимается, отливая от берега в глубины моря и разочарования.
А вечером вновь звучит властный зов…
Так и длится этот вечный роман.
***
– Тебе удобно? Нигде не жмёт, не давит? – спрашивал Паук Муху, заботливо укутывая её в паутину.
Муха плакала, пытаясь вырваться из паутины, но это было нелегко.
– Ты что, плачешь?! – спрашивал Паук.
– Нет, – отвечала Муха, уже не имевшая сил летать, – Это я пою.
– Ах ты моя певунья! – умилялся Паук.
***
Спящая Царевна открыла глаза и радостно протянула руки к разбудившему её Принцу. Но:
– Кто Вы такая? – осведомился он. – И уже в дверях, натягивая перчатки:
– Простите, я, кажется, ошибся дверью. Я не из Вашей сказки.
И он ушёл. А Царевну одолели бессонница и печаль.
С тех пор все звали её Несмеяной.
***
Яйцо решило, что пора учить Курицу.
– Если бы ты меня правильно снесла, я было бы не овальным, а круглым.
И катиться по жизни мне было бы куда легче!
***
Струна была полнозвучной, одарённой и пела она великолепно. Но в к концу своей долгой творческой жизни она стала ослабевать.
– Надо подтянуться! – сказал Колок.
– Можно! – сказала Cтруна и подтянулась.
Всех, как и прежде, радовало её пение. Но Колок был недоволен:
– Нет силы звука! Дай-ка я тебя ещё подтяну!
Ох, он просто душу из неё вытягивал, и всё равно:
– Не тот тембр, да и интонация…
– Я не фальшивлю, я стараюсь, – оправдывалась бедная Струна,
– Публике нравится, и Смычок не жалуется.
– Публика – дура, а Смычок – танцор! Что он понимает в вокале! – сердился Колок и требовал ответственности.
Струна старалась, как только могла. Она пела и тянулась, тянулась, тянулась – и… лопнула! Кончилась её песня.
А дальше была тишина.
***
– Худших всегда большинство, – сказал Биант, один из семи мудрецов древности.
После этого мудрецов стало шесть.
Вера Левинская
Послесловие от автора: Иногда я балуюсь иронической прозой. А что вызывает больше иронического чувства, чем банальность? Тему можно развивать бесконечно, но я решила не злоупотреблять терпением читателей. Семь – хорошее число. Картинки к моим “Банальным историям” я нарисовала сама, бессовестно крадя идеи и порой даже линии у Владимира Шахмайера, Хокусая и чуточку у Александра Павленко (последний нарисовал мне Яйцо). В чём и признаюсь.
В.Л.