(опера-буфф)
Зима 1918-го. Заледенелый от мороза и ужаса Петроград затаённо притих после первого угара смуты. Комиссары подустали убивать и пьянствовать. Готовятся драпать в Москву — интервенты лезут, воевать никто не хочет. Напоследок решили гульнуть… культурно.
Заколоченную досками Мариинку вскрыли, подвели ток. Согнали техперсонал, труппу, музыкантов, вокалистов. Среди них мэтры – Собинов, Нежданова, Шаляпин. Под угрозой расправы велено ублажать народ. Полуголодные, озябшие артисты давали «Бориса Годунова».
В зале – «революционные массы», временно насытившиеся кровью классовых врагов, дармовой жратвой и вином из разгромленных складов. Партер, амфитеатр, бенуар, галёрка забиты до отказа, серыми солдатиками, полупьяной матроснёй, «кожанами», провонявшими сапожной ваксой, откровенно бандитскими рожами. Хрусталь канделябров бликует на ружейных штыках и патронных лентах – аксельбантах новой знати. Стылый атмос смердит махрой, сивушно-селёдочным перегаром, капустным метеоризмом. Паркет на вершок покрыт семечной лузгой. Малиновый плюш кресел, золочёная лепнина заплёваны клейкой слюной пролетариев и щербатых урков. Холопий флюид над толпой: а чо, мы хуже?!..
В царской ложе – Лейба Бронштейн, матрос Железняков, Урицкий в окружении шлюховидных дамочек в мехах от великих княжон. Большевистские поблядушки взвизгивают, хлопают в ладоши, дуют вин-шампань из горла, дымят длинными пахитосками. Поблескивают пенсне и золотые фиксы диктаторов. Апофеоз триумфа мелких лавочников и гопников.
«Театр уж полон, ложи блещут…»
Первый, второй, третий звонок не услышан. Публика торчит в своих эмпиреях. Гортаные выкрики, площадной мат, хохот, возня, бульканье, сморкание сифилитичный кашель. Милые смутьяны. Ныне их сменил пивобрюхий нуворишка с попсовой мобилой.
Однако. В шуме и гвалте тихо угасает центральная люстра. Скользит в стороны занавес. На сцене – согбенная над рукописью фигура Пимена. Зловещая тень монаха – на весь задник. Минор Модестовых аккордов.
Ещё одно, последнее сказанье,
и летопись окончена моя…
Зал было приутих. Но через 45 секунд в сумраке партера возникает разухабистый матрос в распахнутом бушлате. На плече гармошка, в кулаке горлышко бутыли с мутной жижей. Ему жарко и весело.
Эй там! кончай бодягу разводить! Даёшь яблочко!..
Пушкин, Мусоргский, Шаляпин… Сто гениев в храме искусства против осатанелой черни.
Месяц светит,
котёнок плачет,
юродивый, вставай,
Богу помолися!
Олег Харитонов