Борис АНИН | Происхождение видов. Начальники

Борис Анин — уроженец г. Волгограда, выпускник факультета журналистики Томского университета. Сотрудничает с различными российскими и международными печатными и интернет-изданиями. Автор свыше двухсот статей и репортажей.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВИДОВ. НАЧАЛЬНИКИ

Что ты робишь, печенеже,
Молотком своим стуча?
(Велимир Хлебников)

Мир издревле кишит начальниками. Разной степени важности, образования, ума и придурковатости. Но поскольку в семье всё-таки не без урода, то и в этой громогласной толпе нет-нет, да и проскочит умница. Правда, редко.

С начальниками беда. Постоянно действующая. В механизме эволюции приматов заложена коварная дымовая шашка, незримо тлеющая веками, а именно: порочная склонность группы особей воспринимать старших самцов слишком серьёзно, несмотря на то, что пользы от этих искусственно созданных лидеров крайне мало. Они используют своё положение всегда в корыстных целях, укрепляя власть любыми способами, в том числе и вступая в лицемерный союз с религиозными иерархами.

В среде наипервейших людей начальником становился самый мощный представитель народа. Он бойчее всех гонялся за мамонтами, нырял в студёные воды за кухонной утварью, колесил по небу с ручными птеродактилями и пользовался первыми в мире начальственными привилегиями: лучшее место в партере аквадискотеки, лучшее консоме из рябчика и бобровье фрикасе, самолучшие комсомолки с гибким станом для отдыха воина.

Спор хозяйствующих субъектов решался в ту пору без затей: вожак просто чистил доисторическое рыло конкуренту подручными средствами и изгонял того из творческого коллектива в одном верхнем белье, без соли, спичек и «золотого парашюта». После проведения столь жёстких манипуляций с вновь назначенным врагом народа мало кому приходило в косматую голову оспаривать первенство сильнейшего и палить холостыми снарядами со свежевымытого крейсера.

По мере развития цивилизации и угасания природы стали возникать новые формы правления, и в своей девственной перманентности образовался полный ребрендинг: фараоны, короли, цари и прочая. Изменился и принцип становления начальником: к физической силе и ловкости вождя добавлялись, как правило, неплохое (часто домашнее) образование, посильный разум и хорошие манеры, препятствующие метанию использованных предметов мимо урны.

Монархи передавали свой трон по праву первоочередной крови и таким образом законным наследником становился ребёнок из хорошей семьи. А поскольку круг общения царствующих особ формировался из лучших людей микрорайона, можно было не сомневаться, что отпрыск королевы в любом случае будет выполнен по эталонным образцам и мамке впоследствии не будет стыдно за чадо перед соседями.

Потом возникли бородатые люди с коммунистическим прикусом и стали склонять общественность к отмене частной собственности на орудия и средства производства. Они не были начальниками, но бед натворили как министры с тугими портфелями.

Россия всерьёз восприняла эти уговоры и очень мгновенно пошла своим путём. Разрушила Империю, и под руководством профессионального бездельника-революционера в изгнании соорудила государственный переворот, прервав естественный процесс эволюционного развития страны, не оставив камня на камне от прежнего жизненного устройства и уложив половину населения ради мира во всём мире и торжества никому не ведомой мировой революции с красными звёздами на морде паровоза.

Появились главари с дурной наследственностью, в одеждах, как и в начале людского пути, из шкур убитых животных. Жилеты-пике встречались не часто. Личные сила и ловкость новых начальников не без успеха были заменены силой и ловкостью охраны, разум, как и положено, оказался слабым и оттого возмущённым по любому поводу, образование поверхностным, а хорошими манерами были наделены лишь классовые враги.

Основным критерием при выборе начальника любого уровня стал факт революционного прошлого с подпольным пробегом (а ведь подполье – это аморальная преступная среда, без постоянного вранья и скрытности не выжить, и эти люди потом руководят государством, сохранив в полной мере прежние привычки, не оправдывая доверия, но оправдывая опасения). Приветствовались также громкий голос и беззаветная борьба за что-либо и с чем-либо. Точно никто не знал. Жизненная неуспешность, скудные знания и преступные наклонности гарантировали достойное место под новым солнцем. У руля скопились низшие чины, выкравшие генеральские сапоги, жадные до барского добра, постигавшие грамоту, заполняя расстрельные списки в окружкомах, умывшись с людоедского устатку водицей из ведра. Робингуды гнилой эпохи, отбирающие деньги у богатых и забирающие их себе. Решительные, циничные и жестокие, презирающие классово чуждую буржуазную опрятность. Наркомы в тельняшках, революционный сброд, ничтожества, за редким исключением. Ограниченные люди с неограниченными правами. Наглости много, мужества мало. Кто был никем, тот стал всем. Согласно заветам.

У начальников появились персональные авто, огромные квартиры, свои поликлиники и пайки с воблой и краковской колбасой как вершиной деликатесности питания по их слабому разумению. Хам голодный преобразился в хама сытого, не поменяв хамского нутра. Остальным гражданам были предложены террор, бесплатный ударный труд, голод, холод, денежные реформы и рабочие династии, абсолютно бесправные в стране победившего пролетариата. Они уничтожали себе подобных с паскудным удовольствием и усердием в жестокости, упиваясь властью над беззащитными людьми. Ядовитый парадокс. Кровавый карнавал стервятников. Эти ужасные времена потомки никогда не будут называть «старыми добрыми».

Вселенское горе – страшная Война – перевернуло сознание советских людей, но начальники продолжили террор. Из-за врождённой агрессии и боязни молодых мужиков, вернувшихся с фронта, повидавших жизнь и смерть и умеющих пользоваться оружием. Агрессия в основе своей всегда имеет страх и чувство неполноценности перед объектом агрессии, страх поверхностный, но чаще глубинный.

Потом к власти пришли более скромные начальники, имеющие фронтовой опыт. Они лупили башмаками по второстепенной офисной мебели, писали героическую прозу и баловали стихосложением, теребя равнодушными пальцами хрупкие заграничные коробочки с перепелиными яйцами. Система государственного подавления инакомыслия полностью сохранилась, но чуть поумерила свой пыл, перестав страдать былой массовостью, а выбирая мишенью только лучших. Процветало кумовство, «блат», гегемония партийных и торговых работников, явный бытовой и плохо скрываемый государственный антисемитизм. Идеология была возведена в ранг религии и идея построения мифического общества бездельников не покидала старческие головы до (их) победного конца.

Неустойчивые к тому времени партийные недра породили нового молодого начальника с обозримой всуе привлекательной и стильной супругой. Он удивил всю полусознательную общественность: вынул из-под державы декларативную идеологическую составляющую, словно грязный подгузник, стал ходить в народ, передвигаясь без посторонней помощи, наладил контакты с загнивающими вражескими странами и по совету товарищей возненавидел «горькую» во всесоюзном масштабе. Пролетарии объединились по новому классификационному признаку и, гневаясь, продолжили потреблять спиртосодержащую продукцию различного промышленного применения, теряя во время процесса наиболее отважных бойцов. В конце концов, как-то обошлось. Можно сказать, устаканилось.

Затем из тех же доблестных красноказарменных рядов образовался новый командир, знавший толк в застольях и не покушающийся на свободное хождение конвертируемой валюты и алкогольной продукции среди нуждающихся в активном отдыхе трудящихся масс. Страна под тяжестью надвигающейся свободы развалилась, обнаружив новых «красных директоров», старательно рвавших на неравномерные куски остатки бывшего советского богатства.

Это было трудное, но весёлое время. Жизнь бурлила. Туалеты стали платными и в них проходили весёлые партсобрания. «Дорогие россияне» резали уши и кошельки. Люди, читающие по складам, ещё не штамповали законы, ядовитая шелуха которых отравляла гражданам жизнь, гангстерито были без погон, слесари по обработке деталей круглого размера ещё не стали мэрами и генералами, кандидаты наук гоняли за шмотками в более развитые страны, а о кассовых аппаратах ходили слухи, что они где-то существуют. В кармане у сердца вместо партбилета стали носить связку дежурных презервативов как символ в меру осветлённого будущего. Белого крепкого.

Потом лицо власти обрело заводские настройки, и кто был никем опять стал всем. Снова из дураков в добрые молодцы, минуя стадию достойного образования и пребывания в кипячёном молоке. «Дорогие россияне» ушли. Их сменили «уважаемые граждане», «дорогие друзья», «всем вам прекрасно известно» и «прошу меня понять». Не совсем ясно, кто и что постоянно имеется в виду и как определиться со степенью иллюзорной близости нового начальства и бывших дорогих россиян.

Люди оказались не готовы к свободе. Государственная система безопасности народа превратилась в государственную систему защиты от народа. Принцип распределения материальных благ среди «своих» вернулся. В ужасающей пропорции. Из завхозов и управдомов появилась топ-шушера и вип-шантрапа. Лояльность стала котироваться выше профессионализма, а выборы не оставляли выбора, и не только на выборах. Долгие поиски национальной идеи завершились. Ею стала ложь.

Сложившаяся система неофеодального державнического капитализма, вполне отвечающая старинным болезненным фантазиям Кукрыниксов про пузатых буржуинов с окровавленными топорами, мобилизовала худшие человеческие качества жителей страны, которая, по утверждению постоянного медийного глашатая, раньше выпускала только галоши для подшефных африканцев. Время образовало новое многочисленное поголовье  мелкотравчатых начальничков – директоров ООО различных тематических направлений.

В бизнес представители этого подкласса плутоядных попали случайно, от глубокой бюджетной безысходности вследствие многогранного отсутствия всяческих способностей. Окончив когда-то по комсомольскому призыву ВУЗ второго эшелона и уверенно путая параболу с гиперболой, они устремились в коммерцию на скромные должности охранников, секретарей, продавцов в полном соответствии с незамутнённым интеллектом сознанием, увлекаясь по первости тайным заимствованием плохо лежащих мелких предметов и достигнув виртуозности в «тетрисе» и переписывании незначительных данных с бумажки на бумажку. Если бы за работу писаря им платили отдельно, они скопировали бы вручную все труды Дюма-отца. Да и сына тоже. С удовольствием. Думать не надо, а рабочее время успешно проходит. И палец о палец лупить нет нужды.

Затем, меняя убеждения по семь раз на дню, они втёрлись в доверие к «взрослым дядям», которые с восхитительной беспечностью поставили их руководить крохотными секторами своего бизнеса. Это была удача. Не было ни гроша, да вдруг алтын. На новом месте ландскнехты, подверженные спазмам неуправляемой глупости и самодовольства, проявили себя ожидаемо ярко, согласно теории стадной тупости (иванизма). Но трудности, конечно, встречались. Оказывается, любить дармовщину и быть восторженным идиотом (чем меньше знаний, тем больше радости в глазах) совсем недостаточно, чтобы руководить людьми. Вероятность того, что они научатся это делать, примерно соответствует вероятности встретить на операционном столе хирурга одновременно зонтик, пишущую машинку и курящего енота в период линьки. Равновероятные события.

Иногда этих милых персонажей двигают «родственники со стороны жены». Забавно смотрится такой протеже на фоне успешной супруги, являя собой нечто среднее между камеристкой и обленившимся Отелло, бездарный статист в свите популярной (в некоторых кругах) актрисы. Духовные и материальные альфонсы, мнящие себя вожаками, с лошадиной грацией проскользнувшие в не ими открытую дверь и въезжающие в свой личный пряничный «раёк» на чужих мозгах и деньгах. Их пристроили мячи подавать, а они подумали, что играют в основном составе. Счастливый народец, не осознающий степени своего несчастья.

Интересно рассмотреть такой тип характера глазами исследователя-энтомолога, хотя и психиатрическая наука относится к ним с сомнением, положительно качая головой. Эти люди расповсюдились, их тьмы, поэтому анализ их повадок должен быть, по мере возможности, глубоким.

«Кто живёт без печали и гнева, тот не любит отчизны своей»
Н.А. Некрасов

Они архаичны до запаха пыли и многозначительны, как сотрудники салона собачьей красоты, предъявляя к окружающим высокие нравственные и интеллектуальные требования, которым сами никак не соответствуют. Незаслуженную должность они воспринимают как источник доселе невиданных привилегий, как казацкую вольницу без отчётности и ответственности. Они по вполне понятным причинам слабо понимают, что их наняли работать, а не сидеть у конторского телефона и тупо надеяться на лучшее. При этом единицей измерения работы они считают усталость и количество потраченного времени, а не эффективность. Они копают лопатой, не веря в экскаватор, как известная бабушка с антресолей не верила в электричество и жгла керосин. Работают как больная белочка, выдавая везение за собственную заслугу и совершенно необоснованно задирая планку личной значимости, формируя лицо страдающей богини и пафос несовершеннолетней вдовы писателя.

В их лексиконе слово «надежда» – главное. Очень вредное, надо сказать, словцо (простите, дорогие Наденьки, это не о вас), развращает и без того несильный мозг. «Надежда – мой компас земной». Очень удобно. Ничего не надо делать, сиди себе штопай носки и надейся. – Чем занят? – На работе. Работаю вот. Надеюсь.

«Будем надеяться» – это фраза не из бизнес-словаря, то жизненное кредо глупца или приказчика из скобяной лавки, от которого мало что зависит: завезли гвозди – продал, не завезли – не продал. И эту свою сущность мелкой шелупони, курящей возле мусоропровода с пустой банкой из-под кильки в руках, они не в силах истребить, хоть в министры их приткни. Синдром русского народного Емели и русского народного инструмента лома. Маниловщина с товарищем Бальзаминовым наперевес в ожидании богатой пышнотелой вдовушки в атласных нарядах. Потому-то к пятидесяти годам они уже старики, мечтающие окончить свой жизненный путь сидя жопой в дальнедеревенской грядке («имении», если «по-ихнему») со свежевыдранной морковкой типа «Карамелька» в поднятой как факел у статуи дряблой старческой руке. Люди стареют не столько от времени, сколько от поступков. И от отсутствия Поступков.

Даже Робинзон, у которого было не в пример меньше возможностей, и тот не пробавлялся лишь надеждой, а на паях с попугаем обустраивал кооперативное жилище, совершенствовал палки-копалки и даже обзавёлся дамой сердца, с которой из-за острой нехватки свободного времени безумствовал исключительно по пятницам. А сидеть на бережку, пялиться в океан и мечтать о белоснежном паруснике, набитом пивом и сыром «Бри», совсем не конструктивно, да и скучно нормальному человеку.

Но годы зависти и недообразования не дают покоя, и им невтерпёж казаться богатыми, выкатив всуе своё состояньице («состояньице» — именно так благородный Атос охарактеризовал финансовое положение лавочника Планше). На турецком берегу они покупают поддельные часы известных марок, играя в «как будто настоящие». Так смешно они подражают настоящим творцам бизнеса, добившихся всего самостоятельно и с немалым риском. Подражают то одному, то другому, совершая порой взаимоисключающие действия. Смешно. И смешно не потому, что подражают, а потому, что подражают плохо. Ну, нейдёт к ним палевое, хоть убей, нейдёт, хоть на бубнового короля гадай, хоть на пикового. Ну, не выходят у них благородные манеры, хотя ножи с вилками в правильных руках, что ни надень, что ни нацепи – всё равно получается Версаль для бедных и мебеля с завитушками, покрытые фальшивой позолотой. Люди – фальшивые аккорды. Короли колхозного гламура на вольном выпасе, неумело симулирующие эволюцию человека прямоходящего. Им бы беляшами торговать на бойком месте с извечным девизом: «Своего ни пяди, но и чужого не отдадим!». Слабоумие и отвага. Тупость и решительность. Беготня вверх по лестнице, ведущей вниз.

Чем ниже человек душой, тем выше задирает нос.

Он носом тянется туда, куда душою не дорос.
О. Хайам

Характерно, что эти случайные начальники, стремясь к своим пластмассовым горизонтам, всегда говорят «мы», «нас», снимая с себя личную ответственность и опрометчиво высказываясь как бы от имени всей страны, прислонившись к главному начальству, чтобы и самим казаться побольше, чтобы их было видно хотя бы в микроскоп. Они внушили себе задним числом, что, не успев толком помечтать, сразу родились космонавтами. Иногда они бывают так искренни в своей глупости, что люди начинают подозревать их в честности.

Их безудержная одарённость в состоянии развалить любое дело, а потом с шумной радостью идиота гордиться тем, как лихо они начинают всё с нуля. Здравомыслящие люди полны сомнений, а эти нет, этим всё и всегда ясно. Для них тайны мироздания кончились.

Они не ищут лёгких путей. Не потому, что герои, а потому, что мудаки и вся их скромная мозговая энергия уходит на дешёвые интриги и имитацию умственности. Удивляет одно: почему покровители не отказывают им от дома и не выставляют за дверь. Из деликатности? Нет. Видимо, есть причины. Кто без причин? Всякое бывает. Бывает, приблизишь к себе человека, научишь многому, расскажешь о многом, и вдруг, глядь, а чужие трусы на балконной верёвке уже закрывают от тебя солнце. Такие в меру благодарственные люди постоянно норовят разочароваться, нисколько не думая о том, что могут и разочаровать. Выход один: вполне обоснованные обтирочные концы, пропитанные стойким запахом аммиака. Очень стойким. Чтоб навек.

Знают они так мало, будто процесс их обучения прервали на половине дела, причём ещё в начальной школе. Как и всякая серость, ненавидят образованных и талантливых, считая самих себя сидящими на интеллектуальной вершине мира, потому что не понимают Феллини и два раза были в планетарии. За прошедшие десятилетия они не прибавили ни в чём, разве что в весе. В своём развитии отстали настолько, что им кажется, будто они первые.

Чем меньше успехов в основной деятельности, тем больше они интересуются «потусторонними» горизонтами: убогими рассуждениями о политике, футболе как смысле жизни, проблемами опрелости почвы в Аргентине, вопросами борьбы с проституцией на Фиджах.

Их конформизм не ведает пределов. Если начальство в телевизоре  скажет им носить пиджак с одним рукавом – они будут носить, похваливая и убеждая всю округу в том, что это и есть самый удобный ноне фасончик, допускающий безумные фантазии: хошь правый рви, хошь левый. Всё у нас для народа. Даже валежник. Тусклые «социальные электроны» (термин З.Юрьева), бездумно блуждающие по строго определённой орбите.

В свете последних решений они счастливы из последних сил и даже обзавелись религиозными чувствами, что не мешает им делать мелкие пакости, коль для крупных чином не вышли. В них не вера, а религиозные кривляния, порочащие веру, хотя имеется и «свой батюшка» и лицемерные кресты, работающие не хуже накладного красного носа клоуна на корпоративе.

Эти «движители» прогресса нашпигованы лозунгами «из забыты́х газет», как гимназист эротическими фантазиями из жизни актрис немого кино. Их влекут нафталиновые мифы о каком-то величии, какой-то щедрости, о какой-то широте души, хотя сами они мелочны и лживы.

И они постоянно гордятся. Победами тысячелетней давности, изобретением русскими учёными шведской спички, пороха и бумаги, получением чужого наследства и обретением Барбадосом статуса республики. За неимением собственных их распирает гордость по поводу чужих успехов. Им кажется, будто это они самолично рубили ворога и дали миру водку и Коперника. Их не интересует историческая правда, им надо обязательно чем-нибудь гордиться и кого-то ненавидеть. От рассвета до заката. Проснулся поутру – и уже гордый. И ненавидишь всласть, покачиваясь на скрипучих качелях самомненья и охватывая свинцовой заботой весь мир.

Уровень агрессии этих рассадников демократии чрезвычайно высок и неуправляем. Выпучив от счастья глаза, они призывают жечь, топить, вешать  своих сограждан и совершенно посторонних иностранных людей, находясь, конечно же, на безопасном расстоянии от места предполагаемых событий. Они всегда готовы застрелить идеологического врага из отравленного пистолета отравленными пулями и укусить отравленными зубами. Особенно англосаксов. Они не знают, кто это, но уж больно слово красивое. И нравится сильно.

Таков эстетически убогий мир вечных протеже. Полное социокультурное несовпадение с современностью, осложнённое интеллектуальной немощью. Им бы фельдфебелем Вольтера заменить – была бы жизнь.

Их безнадёжная дремучесть бессимптомна и не сильно бросается в глаза, пока они не начинают излагать свои «мысли». Складывается впечатление, что они спали тридцать лет и три года и вдруг проснулись и заговорили. А излагают они коряво, но громко, согласно воспитанию, извергая чужие банальности, почерпнутые в заголовках интернет-новостей (хотя интернет в их понимании, конечно же, зло, бесовская выдумка врагов, но заповедь «цап-царап» им близка, как никому другому). Это только глубокие реки текут почти бесшумно.

Раньше они хотели всё отнять и поделить (удобный выход для тех, у кого ничего нет), но при полном сохранении собственных незыблемых параметров бытия: «моя гармонь, мои портянки, моя жена, моя вобла». Теперь нет. Теперь они с остервенением отрицают всё непонятное и как удалые матросы-революционеры мечтают лишь о разграблении винного склада, так и не вступив в эпоху умственной зрелости.

Таков итог столетнего витка начальственной эволюции. Количество руководителей на всех уровнях, питающих движение вперёд низкооктановым топливом своего жалкого интеллекта, выросло в десятки раз. Каждый хочет быть начальником, невзирая на способность им быть. А ведь, чтобы быть начальником, мало вести себя как начальник, нужно быть начальником, быть грамотнее своих подчинённых, а лучше родиться начальником, а не кладовщиком. Количество не переросло в качество. Потери противника по-прежнему обратно пропорциональны числу генералов. А собственные потери существенны.

Хороший начальник – это и товарищ, и воспитатель, и учитель, и человек, ответственный за всю команду, а не сержант на плацу, рявкающий отрывистые команды. Не просто пешка, неожиданно угодившая в ферзи, фигуряющая былыми достижениями из эпохи гребного спорта на галерах с растерянностью замужней дамы, словившей букет невесты.

И страна уткнулась в исходную. Прогресс развития замкнулся сам на себя, как самовлюбившийся железнодорожный состав. Ведомые опять стали ведущими. Опять вместо профессионалов случайные люди. Оно конечно, сдвиги есть, и паровоз быстрее телеги, и калькулятор проворнее арифмометра, но это совсем не значит, что жизнь стала лучше. Возможно, легче, но не лучше. И гораздо подлее.

Теперь дело за молодостью. Не статистической прослойкой юношей и девушек в возрасте до тридцати лет, а умной и образованной молодостью. Другого выхода нет. «Наши дети будут в Мекке, если нам не суждено». Дело за молодёжью, не успевшей промокнуть в смрадных идеологических лужах выдуманных «измов» с человеческим лицом и без оного. За молодёжью с недеформированным  социальным  сознанием и иным подходом к жизни. За молодёжью, у которой есть совесть, желающей созидать, а не рыскать в далёком прошлом в поисках оправданий своих нынешних неудач. За молодёжью, отличающую «коллективную вонь от единства духа».

Борис Анин