Геннадий Евграфов | На краю бездны. Часть 2

Многие умирают слишком поздно, а иные — слишком рано. Пока еще странным покажется учение: «Умри вовремя!».

Умри вовремя: так учит Заратустра.

Конечно, как может вовремя умереть тот, кто жил не вовремя? Лучше бы ему и не родиться! — Так советую я всем лишним.

Но и лишние важничают своей смертью, и даже самый пустой орех хочет быть расколотым.

Все относятся к смерти серьезно: но пока еще она не стала праздником. Люди не научились еще чтить самые светлые праздники.

Я показываю вам смерть, в которой обретается полнота и завершенность, — смерть, которая станет для живущих жалом и священным обетом.

Такой смертью умирает завершивший путь свой, умирает победоносно, окруженный теми, кто преисполнен надежд и дал священный обет свой.

Так должно научиться умирать; да не будет праздника там, где умирающий не освятил клятвы живущих!

Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

Распятый

Он пережил эту трагедию. Он по-прежнему один. Он редко видится с сестрой и почти не встречается с друзьями. Он – наедине с миром. Уже написан гимн сверхчеловеку-о сверхчеловеке, но чтобы понять хоть что-то в его «Заратустре» – «книге для всех и ни для кого», необходимо пребывать в тех же условиях, что и он – «одной ногой стоять ПО ТУ СТОРОНУ жизни…».

Ко многим его разочарованиям прибавилось и разочарование в браке. В то же время, когда длилась история с Лу, он работал над «Злой мудростью». В разделе «Мужчина и женщина» появляются следующие сентенции: «Брак может оказаться впору таким людям, которые не способны ни на любовь, ни на дружбу и охотно стараются ввести себя и других в заблуждение относительно этого недостатка, – которые, не имея никакого опыта ни в любви, ни в дружбе, не могут быть разочарованы и самим браком.

Брак выдуман для посредственных людей, которые бездарны как в большой любви, так и в большой дружбе, стало быть, для большинства: но и для тех вполне редкостных людей, которые способны как на любовь, так и на дружбу.

Кто не способен ни на любовь, ни на дружбу, тот вернее всего делает свою ставку – на брак».

В 1888 году он открывает для себя Турин. В этом аристократическом спокойном городе ему чуть легче живется, чуть лучше пишется. Он заканчивает «Казус Вагнер», работает над «Сумерками идолов» и параллельно над «Антихристом»

В день своего рождения, 15 октября, в возрасте 44 лет, непонятый и непризнанный, почти всеми забытый философ приступает к подведению итогов. Он начинает «Esse Homo» – не обычную биографию, а биографию духа, откровеннейшую исповедь, житие святого и грешника, помесь низкого и высокого, книгу заблуждений и прозрений человеческого духа, ответ на вопрос – как становятся самим собой.

За год до этого в письме одному из близких друзей он подвел своеобразную черту: «Мне кажется, что для меня замкнулась своего рода эпоха; обратный просмотр был бы как нельзя более уместен. Десятилетие болезни, больше чем десятилетие, и не просто болезни, от которой существовали бы врачи и лекарства. Знает ли, собственно, кто-либо, что сделало меня больным? Что годами держало меня возле смерти в жажде смерти? Не думаю. Если исключить Вагнера, то никто еще не шел мне навстречу с тысячной долей страсти и страдания, чтобы найти со мною «общий язык»… Это ужасное десятилетие, оставшееся за мною, вдоволь дало мне отведать, что значит быть в такой степени одиноким, уединенным: что значит одиночество страдающего, который лишен всякого средства хотя бы сопротивляться, хотя бы «защищать себя».

И вот он приступил к «Esse Homo» – своему расчету с жизнью, людьми и окружающим миром. Он взывает: «ВЫСЛУШАЙТЕ МЕНЯ! ИБО Я ТАКОЙ-ТО И ТАКОЙ-ТО». Он просит, даже заклинает; «ПРЕЖДЕ ВСЕГО НЕ СМЕШИВАЙТЕ МЕНЯ С ДРУГИМИ!» Он еще надеется, что его услышат. Ему, познавшему все горькие человеческие заблуждения, все же хочется верить, что его наконец-то поймут. Он давно постиг последние истины, бескорыстно (щедрость гения!) хочет поделиться ими с миром, в конце концов, он пишет не только для себя, но и для человечества, но кому нужны прозрения философа, давно опередившего свою эпоху, давно обогнавшего свое время? Мечты одного из самых умных людей конца XIX столетия призрачны, а надежды иллюзорны. Мир, как всегда, не желает прислушиваться к пророкам, он равнодушен к вещателям «последних истин», ему не нужны провидцы. Издатели уже давно неохотно печатают его сочинения – откровения и предвидения Фридриха Ницше не находят спроса у публики. Его книги НЕВЫНОСИМЫ не только для рядового читателя, но и, увы, для интеллектуальных друзей, которых можно пересчитать по пальцам. Круг замкнулся: житейское и духовное одиночества совпали. Человеческое, слишком человеческое мешает понять современникам философа-декадента, имморалиста, подвергшего безжалостной переоценке все обветшавшие европейские ценности.

Кстати: кто, где и когда любил (любит) выслушивать о себе ПРАВДУ?

В этом году он читает «Пролегомены к истории Израиля» Вельгаузена, «Жизнь Иисуса» Ренана, «Бесов» Достоевского, посмертные сочинения Бодлера.

В этом году он перелистывает собственную вышедшую в свет «Казус Вагнер», держит в руках корректуры своих сочинений «Сумерки идолов» и «Антихриста» и заканчивает «Esse Homo».

В этом году он живет и работает с таким напряжением, что обостряются рецидивы всех старых болезней – его не выпускает из своих цепких тисков головная боль, преследует постоянная рвота; нервное истощение настолько велико, что он сам приходит к выводу «машина в целом никуда не годится». Осенью он отсылает Августу Стриндбергу «Сумерки идолов». Потрясенный Стриндберг, уже знакомый с «Казус Вагнер», незамедлительно отвечает: «Я заканчиваю все свои письма к моим друзьям: читайте Ницше! Это мое Карфаген должен быть разрушен!» Еще один человек, русская княгиня Анна Тенишева, по достоинству оценивает стоящего на краю душевной гибели философа: «Хотя я, к сожалению, не имела еще повода узнать вас лично, у меня тем не менее есть внушительное представление о глубине вашей мысли и всей вашей личности, главным образом благодаря лекциям, которые читал о Вас Георг Брандес».

Но предотвратить гибель этого открывателя горьких истин уже никто не в состоянии.

Он все чаще и чаще испытывает приступы душевной боли, тоски и отчаяния. То и дело он заглядывает в бездну, и бездна пристально всматривается в него. Временами на уединившегося от мира философа накатывают волны безумия, и тогда его «я» блуждает в сумерках сознания.

В полнейшем одиночестве он встречает новый 1889 год.

3 января, как обычно, не изменяя своим привычкам, он отправляется в пешую прогулку по Турину. Неожиданно – это было похоже на землетрясение – город раскололся на две половинки грецкого ореха. Свет в глазах померк, земля ушла из под ног и соединилась с небесами, он потерял равновесие и начал падать в бездонную пропасть…

Апоплексический удар настиг философа-затворника на улице, неподалеку от дома. После чего наступило полное помрачение рассудка – долгая-долгая ночь. Его разум перешагнул пределы, за которым начинается другая жизнь, подчиняющаяся иным законам. Где время течет одновременно в разные стороны. Где пространство может суживаться до точки и расширяться до размеров вселенной. Где нет ни рая, ни ада; ни греха, ни благодати; ни добра, ни зла. Его бунт против всего и вся, его борьба с самим собой закончились ни победой, ни поражением: независимо от его воли разум выбрал оптимальный вариант и рухнул… в безумие. Безумие оказалось выходом – спасением (на какое-то время) физической оболочки. Но нужно ли это было «Я» Фридриху Ницше, не предпочтительнее бы сразу закончить свой земной путь…?

Он еще нашел в себе силы разослать открытки некоторым друзьям. Георгу Брандесу он пишет: «После того, как ты открыл меня, невелико было искусство найти меня: трудность теперь заключается в том, чтобы потерять меня». Петера Гаста просит: «Спой мне новую песнь: мир просветлен, и небеса ликуют». И везде одна и та же подпись: РАСПЯТЫЙ.

Получив такого же рода послание, Франц Овербек немедленно выехал в Турин и привез вконец ослабевшего друга в Базель, где его поместили в психиатрическую лечебницу.

Диагноз, документы, письма

13 января Франциска Ницше приезжает к сыну. Но чем она могла ему помочь? Мать он не узнает. Диагноз базельского психиатра Вилли краток и жесток, он звучит как приговор: «Paralysis progressiva». Это означает, что всему причиной – сифилитическая инфекция. Учитывая слабую физическую природу пациента, шансов на излечение практически нет.

Но не все врачи с этим диагнозом согласны. Доктор Гильдебрандт считает, что «нет и следа доказательств того, что Ницше в 1866 году заразился сифилисом». Его поддерживает коллега Эманюэль. Но более всех осторожен в своих выводах доктор Бинсвангер: «Данные анамнеза, касающиеся происхождения болезни Фридриха Ницше, настолько неполны и отрывочны… что окончательное суждение об этиологии его заболевания не представляются возможным».

17 января в сопровождении матери больного перевозят в клинику Йенского университета.

Из записей в истории болезни

20 февраля. Забыл начало своей последней книги.
…………………………………………………………………………………
23 февраля. «В последний раз я был Фридрихом-Вильгельмом IY»
………………………………………………………………………..
27 марта. “Это моя жена Козима Вагнер, привела меня сюда”.
……………………………………………………………………….
27 апреля. Частые приступы гнева.
………………………………………………………………………….
18 мая. Довольно часто испускает нечленораздельные звуки.
………………………………………………………………………….
14 июня. Принимает привратника за Бисмарка.
……………………………………………………………………………..
4 июля. Разбивает стакан, чтобы забаррикадировать вход в комнату осколками стекла.
……………………………………………………………………………..
9 июля. Прыгает по-козлиному, гримасничает и выпячивает левое плечо.
……………………………………………………………………………………
4 сентября. Очень ясно воспринимает происходящее вокруг. Время от времени ясное сознание своей болезни.
…………………………………………………………………………………..
7 сентября. Почти всегда спит на полу у постели.

И так далее, и так далее…

Письма

Петер Гаст – Карлу Фуксу.¹ от 1 февраля 1890 г.
Сегодня, дорогой друг, я решительно утвердился в своем убеждении, что вскоре мы снова обретем Ницше.Сегодня и вчера состояние его было отличным. Вчера я побывал на верхнем этаже, среди кучи сумасшедших, где обычно находится ницше… оттуда мы спустились в музыкальную комнату… он уселся за инструмент и начал импровизировать. О, если бы вы слышали это! Ни одной фальшивой ноты!.. бетховенский гнев и триумфальное пение, и снова нежность, мечтательность… Все это произвело громадный эффект на его мозг, он выглядел преображенным!..

Франциска Ницше – Францу Овербеку от 22 марта 1890 г.
Мне кажется, что мозг его просветляется с каждой неделей. Так, несколько дней назад он сел за рояль, как это по обыкновению делает всегда после обеда, и сыграл мелодию, очень мне понравившуюся, но незнакомую. К вечеру я спросила его, что это была за мелодия, он ответил мне «Opus 31 Бетховена, в трех частях». Его игра на фортепиано столь осмысленна, что кажется, будто он думает при этом…

Надеясь на скорое выздоровление, мать просит врачей отдать ей сына под домашнее попечение. С нее требуют расписку. 13 мая Франциска Ницше увозит сына к себе в Наумбург.

Der Tod am Mittag²

Но окончательно прийти в себя ему уже было не суждено. Состояние безумия длится долгие десять лет. Лишь иногда наступают периоды просветления. Два последующих апоплексических удара, случившиеся в 1898 и 1899 годах сводят его в могилу в жаркий полдень 25 августа 1900 года.

Умер вовремя.

Как и учил Заратустра.

 Послесловие

 Так говорил Фридрих Ницше

Искусство и художник
Мое направление в ИСКУССТВЕ: продолжать творить не там, где пролегают ГРАНИЦЫ, но там, где простирается БУДУЩЕЕ человека! Необходимы ОБРАЗЫ, по которым можно будет ЖИТЬ!

Вовсе нелегко отыскать книгу, которую научила нас столь же многому как книга, написанная нами самими.

ФАУСТ трагедия познания? В самом деле? Я СМЕЮСЬ над Фаустом.

Мужчина и женщина
Желание любить выдает утомленность и пресыщенность собою; желание быть любимым, напротив, – тоску по себе, себялюбие. Любящий раздаривает себя, тот, кто хочет стать любимым, стремится получить в подарок самого себя.

Стремление стать функцией – женский идеал любви. Мужской идеал – ассимиляция и возобладание либо сострадание (культ страдающего Гете).

Женщины гораздо более чувственны, чем мужчины, – именно потому, что они далеко не с такой силой осознают чувственность как таковую, как это присуще мужчинам.

Человеческая всячина
Лабиринтный человек никогда не ищет истины, но всегда лишь Ариадну, – чтобы ни говорил нам об этом он сам.

Испытываешь ужас при мысли, что внезапно испытываешь ужас.

Мы более искренни по отношению к другим, чем по отношению к самим себе.

По ту сторону добра и зла
Каждый избранный человек инстинктивно стремится к своему замку и тайному убежищу, где он ИЗБАВЛЯЕТСЯ от толпы, от многих, от большинства, где он может забыть правило «человек» как его исключение, – за исключением одного случая, когда еще более сильный инстинкт наталкивает его на это правило, как познающего в обширном и исключительном смысле.

Трудно быть понятым: особенно если мыслишь и живешь gangasrotogati³ среди людей, которые все поголовно иначе мыслят и живут именно, kurmag ti³ или в лучшем случае “аллюром лягушки”, mandeikadati³…

Наши высшие прозрения – и обязательно! – кажутся безумствами, а смотря по обстоятельствам, и преступлениями, если они запретными путями достигают слуха тех людей, которые не созданы, не предназначены для этого.

Сумерки идолов
Помогай себе сам: тогда поможет тебе и каждый. Принцип любви к ближнему.

Хочешь ты сопутствовать? Или предшествовать? Или идти сам по себе?.. Надо знать, ЧЕГО хочешь и хочешь ЛИ. ЧЕТВЕРТЫЙ вопрос совести.

Фрмула моего счастья: Да, Нет, прямая линия, Цель… (все проверить)

О морали
Непрерывно упражняясь в искусстве выносить всякого рода ближних, мы бессознательно упражняемся выносить самих себя, – что, по сути, является самым непонятным достижением человека.

«Возлюби ближнего своего» – это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» – И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.

Я не понимаю, к чему заниматься злословием. Если хочешь насолить кому-нибудь, достаточно лишь сказать о нем какую-нибудь правду.

Человеческое, слишком человеческое
Редко ошибешься, если исключительные поступки будешь объяснять тщеславием, посредственные – привычкой, и мелкие – страхом.

Люди не стыдятся думать что-нибудь грязное, не стыдятся, когда предполагают, что им приписывают грязные мысли.

Мы хвалим или порицаем, смотря по тому, дает ли нам то или другое большую возможность обнаружить блеск нашего ума.

Веселая наука
ПОСЛЕДНИЙ СКЕПСИС. Что же такое в конце концов человеческие истины? – Это НЕОПРОВЕРЖИМЫЕ человеческие заблуждения.

Esse Homo

Мне ль не знать, откуда сам я!
Ненасытный, словно пламя,
Сам собой охвачен весь.
Свет есть все, что я хватаю,
Уголь все, что отпускаю:
Пламя – пламя я и есть.

О СМЕРТНОМ ЧАСЕ. Бури – моя опасность: будет ли у меня своя буря, от которой я погибну, как погиб Оливер Кромвель от своей бури? Или я погасну, как свеча, которую задувает не ветер, но которая сама устает от себя, пресыщается собою, – выгоревшая свеча? Или, наконец: задую ли я сам себя, чтобы не выгореть?

Злая мудрость
Я мог бы погибнуть от каждого отдельного аффекта, присущего мне. Я всегда сталкивал их друг с другом.

Мое сильнейшее свойство – самоопределение. Но оно же по большей части оказывается и моей нуждой – я всегда стою на краю бездны.

Esse Homo
Поняли ли меня?

1 Карл Фукс – музыкант, поклонник Ницше

² Смерть в полдень (нем.)

3 Эти три санскритских слова означают: ходом течения Ганга – presto, дом черепахи – lento, и ходом лягушки – staccato