Быль, многие видели…
Он родился, вроде, обычным ментом. Никто сначала ничё такого и не думал. Ну мент и мент. Повезло родителям, можно сказать. Но. Тёща, конечно, как всегда вмешалась. Когда розовощёкого мента в коляске выгуливала, к ней подошла цыганка. Запела, заахала:
— Ай, какой барчук, хорошенький, да как на бабушку похож.
Младенец и правда хорош был и упитан. Куда как крупнее сверстников. Да и красный околыш у него уже стал появляться.
Тёща расчувствовалась, руку черноглазой позолотила: деньги все отдала, ну, и там золотишко, какое при ней оказалось… Зато цыганка и ей счастья нагадала, и ему, касатику, тоже. Так и сказала:
— Придёт день, когда Чемпион мира по шахматам скажет ему: «Сдаюсь».
Мамаша с папашей от такого пророчества даже про тёщины убытки забыли и про то, что он-то мент, как-никак. Стали его по шахматным кружкам водить. Тренеров нанимать. А ему лучше всего удавался ход конём по голове. Или там, изъятие у противника лишних фигур. Или задержание под столом руки противника до полного цейтнота. Он не получил даже юношеского разряда.
В конце концов, природа взяла своё. Мент стал-таки ментом. Но времени он потерял достаточно, и карьера не особенно складывалась. Кстати, кличка у него была всё-таки Шахматист. Не за детские грешки, а за то, что он первый догадался толстый том «Цугцванг в гамбите», использовавшийся вместо ножки сейфа, применять в качестве почечно-стимулирующего средства при допросах. Так что шахматы продолжали о себе напоминать. И, вконец измученный шахматами, он старался, прежде всего, мстить цыганкам. Они его жуть как боялись.
…Тот субботний день не сулил более лучших перспектив, чем многочасовое стояние в оцеплении при полной амуниции, сдерживании толпы и естественных надобностей. Даже развлечение в виде применения силы не радовало, ибо оно приятственно в тиши кабинета, сопровождаемое неспешными возлияниями.
Марш, блин, несогласных, блин…
Ему надоело слушать, как какая-то чернявая цыганистая образина препирается с нормальными пацанами, гундя что-то про права и… эту… конституцию. Мент заломил образине руку, и та, разом побледнев, жалобно простонала:
— Сдаюсь… казёл, блин!
— За казла ответишь, — сказал мент и поволок образину к ближайшему автозаку.
Там писарь затянул, мол, кто таков, а когда услышал ответ, велел:
— Дай-ка ему раза… хотя, нет, постой. Пакажь анфас, — и тут же завопил, — ну, мент, ты же Чемпиона мира завалил, блин!
— Какого чемпиона, блин?
— По шахматам, блин! Чё не узнаёшь, блин?
Мент стал что-то припоминать, а потом ещё что-то и ещё. И сообразил:
— Ну, блин, точняк! — и спросил у Чемпиона: — А ты, блин, мне чё сказал?
— «Сдаюсь», сказал, товарищ сержант, — пролепетал поверженный и добавил: — блин.
— Ему, блин, Фишер товарищ, давай, блин, оформлять будем, — сказал писарь.
Вечно он выпендривается, подумал мент, особенно, когда в «чапая» выиграет.
— Ты отпечатки не зажиль, — не лопухнулся мент.
У них пошла мода на то, чтобы у нарушителей из известных брать не автографы, а отпечатки пальцев. Они неплохо котировались при игре на тотализаторе и в того же «чапая».
Вечером усталый мент рассказывал маме, как прошёл день, любовно оформляя в рамочку «пальчики» Чемпиона мира.
— Жаль, бабушка не дожила, — всплакнула мама.
— Ну и дура же она была, — прошептал папаша, тайком наливая себе в прихожей.
25.11.2007 г., СПб, Недовоз.
Валерий Стародубцев