Юлия Пятецкая | Рисуйте, вам зачтется!

Много тысяч лет назад в Киев привезли художника Глазунова. Не помню, приезжал ли он сам, но в Национальном музее была выставка, и в связи с этим — страшный ажиотаж. О существовании художника Глазунова я узнала из телевизора и немедленно захотела пойти. Из телевизора следовало, что Глазунов – ярчайшее явление современной живописи, гигант мысли и светильник разума. Что он не просто так рисует, а создает творения с особым смыслом. В них зашифрованы послания человечеству.

В кругу моих друзей и знакомых к художнику Глазунову было скептическое отношение. Понять, почему к нему так относятся, я не могла, а задавать вопросы в лоб — «А чем, собственно, плох художник Глазунов?» — не отважилась. У нас так было не принято. Поэтому я решила пойти сама и во всем разобраться. И обмолвилась о своем желании одному приятелю — человеку, не чуждому культуре в целом и искусству живописи в частности. Приятель в третий раз бросил архитектурный, зарабатывал на жизнь фарцовкой, а в свободное от нетрудовых доходов время неистово отдавался искусству. В ответ на мое сообщение, что я хочу на Глазунова, он начал меланхолично грубить и обзывать художника. Из его слов выходило, что Илья Сергеевич Глазунов — не светильник разума, не ярчайшее явление, не мыслитель, обогнавший время, а х… с горы. И если я только сунусь на его выставку, то пусть пеняю на себя. Приятель жил в Музейном переулке и заявил, что если заметит меня возле Национального музея, то ноги выдернет и скажет, что так и было. А потом оторвет голову и скажет, что я родилась без головы, но это не помешало мне поступить в университет. Что такие, как я, позорят наш прекрасный город. Что из-за таких, как я, в мире нет культуры и искусства. Что надо быть пещерной идиоткой, чтобы идти на Глазунова. И что если до меня не дошло, то он может повторить.

Тайна художника Глазунова стала еще более таинственной и уже не давала мне покоя. И я пошла на выставку с подругой, которая о Глазунове узнала от меня.

Шелестел то ли конец марта, то ли начало апреля, очередь в Национальный музей начиналась в музее, а заканчивалась неизвестно где. Но мы нашли конец и стали как вкопанные. Мы стояли шесть часов. Я успела подготовиться к экзамену по зарубежной литературе 19 века. Раззнакомиться с людьми из очереди. К концу шестого часа мы уже дружили семьями, домами, мы обменялись телефонами, мы обсудили ряд насущных проблем. Мужик в замшевой куртке и темных очках, похожий на шпиона, стоял за мной и тоже был любознательным. Когда мы прощались, он сказал, что никогда не забудет мое пальто в елочку. И по-шпионски махал мне на прощанье носовым платком в клеточку. Мы оказались едва не последними, кого пустили перед закрытием музея.

Мы наконец вошли, и там был Глазунов. Больше всего в этот момент мне захотелось домой, но оставалось всего ничего, с гулькин х… – просто посмотреть картины. И мы ринулись. На последнем дыхании, с отчаянием вратаря перед одиннадцатиметровым, с ощущением взятого Эвереста, который не Эверест, хотя разговоров было. Больше других мне запомнилось гигантское полотно, где был нарисован Солженицын, царь и другие выдающиеся люди, наверняка в этом полотне было послание человечеству. Мнение о художнике Глазунове у меня тогда так и не сложилось. Главным впечатлением от его выставки стала очередь, гуща жизни и смертельная усталость от искусства. Мнение о Глазунове у меня сложилось чуть позже, и когда появился художник Сафронов, я бы уже не пошла в очередь. И с одной стороны, похвально и приятно, что самая длинная очередь, в которой мне пришлось стоять, была на художника, а не за ботинками. А с другой стороны, иногда ботинки лучше.

С Днем художника! Рисуйте, вам зачтется!

Юлия Пятецкая

Картина художника И. Глазунова