Геннадий Евграфов | Содом и Гоморра маркиза де Сада

(либертин в детерминированном мире)

Властный, наделенный холерическим темпераментом, импульсивный, склонный к крайностям во всем, с безумно богатым воображением, такой, равного которому в жизни нет, – вот я в двух словах. И еще добавлю: вы должны принимать меня таким, каков я есть, ибо я не изменюсь.
Из письма маркиза де Сада Рене-Пелажи.
Венсеннский тюремный замок. 1783 год.

Палач и жертва

Резким движением он сорвал с нее рубашку, толкнул на ложе лицом вниз и крепко-накрепко привязал к нему руки и ноги. Затем взмахнул плетью с узелками на концах и на спине нищенки расцвел багровый рубец. Один, другой, третий… маркиз, все больше и больше возбуждаясь, безудержно хлестал по распластанному телу. Вдруг он издал дикий вопль и в изнеможении опустился рядом с жертвой.

Молодая женщина захлебнулась от боли, страданий и унижения. Ее схватила судорога, рот свело в неестественной гримасе, из глаз хлынули слезы. Рыдая, она билась в конвульсиях, не в силах прийти в себя. Через несколько мгновений, не обращая внимания на стенания истязуемой, маркиз хладнокровно продолжил экзекуцию. Чтобы она не дергалась, он уселся ей на ноги и ножом стал резать ягодицы, заливая раны расплавленным воском. Нищенка закричала, тогда мучитель пригрозил ей: «Замолчи или я убью тебя!», и она смирилась, затихнув.

Неожиданно этот странный человек начал бережно втирать в ее покрытое кровоподтеками тело какую-то мазь. Боль немного отпустила, она вздохнула и открыла глаза. Он погладил ее по голове, привлек к себе и предложил исповедаться. Но несчастная явно не понимала, чего от нее хотят. Тогда он принес ей мясо, хлеб и вино, а затем вновь вышел, заперев комнату на ключ. Женщина прислушалась – все было тихо. Чудом освободившись от веревок, она бросилась к окну и выпрыгнула на улицу.

Жалоба инспектору Марэ

Смертельно напуганная, в разодранной одежде, оглашая окрестности нервными рыданиями, пострадавшая явилась в полицейский участок и заявила на своего мучителя. В жалобе говорилось, что она, Роз Келлер, вдова, оставшаяся без средств к существованию, вынужденная добывать себе на пропитание с помощью милостыни и подаяния, в день светлой Пасхи, 3 апреля 1768 года, была остановлена на площади Виктуар неким молодым и, как ей показалось, благовоспитанным господином, одетым в богатый серый сюртук, с охотничьим ножом на поясе и тростью в руках. После недолгого разговора он предложил ей место горничной в своем доме в предместье Парижа Аркее. Она с радостью согласилась и села в фиакр. Через некоторое время они были на месте. Дворянин ввел ее в одну из комнат, освещаемую свечами, стащил с нее платье и, не говоря ни слова, приступил к избиению плетью.

Согласно закону, она требует привлечь господина к ответственности и возмещению морального ущерба.

Монаршья милость

Полиции установить имя надругавшегося над Роз Келлер не составило особого труда. Владельца дома, из которого бежала бедная вдова, звали Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад. Инспектору Марэ был хорошо известен этот господин. Несколько лет назад маркиз провел две недели в тюремной башне Венсеннского замка за свои «забавы» в доме свиданий госпожи Бриссол. Тогда Марэ настоятельно рекомендовал мадам впредь отказывать маркизу, если тот будет требовать у нее девиц для дальнейших «развлечений». Теперь тот для своих утех нашел нищенку. Полицейский инспектор во чтобы то ни стало хотел наказать непокорного маркиза и дал ход жалобе. Несмотря на отказ потерпевшей от своих претензий – это стоило де Саду 2400 ливров – во исполнение приказа уголовного суда Марэ препроводил содержащегося в замке Сомюр маркиза в крепость Пьер-Ансисз.

Неизвестно, насколько бы задержался мучитель Роз Келлер в крепости, если бы не подоспела монаршья милость: король распорядился об освобождении своего распутнейшего из подданных и велел маркизу отправиться в собственное имение Ла Кост.

Несколько лет де Сад наслаждался жизнью вместе с женой Рене-Пелажи и ее младшей сестрой Ани-Проспер, которую вскоре сделал своей любовницей. В собственном театре с помощью нанятых актеров и актрис маркиз разыгрывал эротические представления. Когда ему все это надоело, он вместе со слугой Латуром отправился в Марсель.

Решение королевского прокурора

Ранним утром маркиз в дорогом сером фраке на голубой подкладке, жилете и розовых панталонах, вооруженный шпагой и охотничьим ножом, с тростью в руках, сопровождаемый верным Латуром, посетил известную в Марселе девицу Мариетт Борелли, которая вместе с тремя подругами ожидала визита клиентов. По своему обыкновению маркиз разыграл сексуально-феерическую мистерию. Он и Латур угостили портовых шлюх анисовыми конфетами, начиненными шпанской мушкой, после чего все шестеро перешли к взаимному бичеванию. Достигнув желанного наслаждения, Сад предложил проституткам заняться анальным сексом, от которого все четверо напрочь отказались, поскольку подобного рода действия строго преследовались по закону. Тогда акт содомии совершили между собой слуга и хозяин.

Возможно, что об оргии никто ничего не узнал, если бы у всех молодых женщин не начались боли в животе. Сочтя себя отравленными, они явились в полицию. На маркиза и его слугу завели дело, дело передали в суд.

3 сентября 1772 года в Марселе было оглашено решение королевского прокурора. Признанных виновными в отравлении и содомии маркиза де Сада и его слугу Латура приговорить к публичному покаянию перед кафедральным собором, затем доставить на площадь Святого Людовика, где маркизу отрубить эшафоте голову, а Латура предать казни через повешение. После чего тела преступников сжечь, а прах развеять по ветру.

Но обвиняемые в суд не явились. Маркиз и его слуга бежали из замка Ла Кост за несколько дней до того, как туда нагрянули полицейские.

12 сентября приговор все же привели в исполнение – чучела де Сада и Латура были казнены, а затем преданы огню. В это время хозяин и его слуга уже пребывали в Италии.

Камера №6

Но убежища в Италии маркиз не нашел. Теща де Сада, госпожа Монтрей, не простившая ему совращения младшей дочери, забрасывает короля Сардинии герцога Савойского просьбами покарать развратника-зятя. В конце концов, она добивается своего – беглеца арестовывают и заключают в Миоланскую крепость. Но ненадолго. Его жена, его ангел Рене-Пелажи, не только закрывавшая глаза на все его непотребства, но и непосредственно участвовавшая в них в Ла Косте, помогает ему бежать из тюрьмы.

Несколько лет маркизу удается дышать воздухом свободы, но в 1778 году с помощью все той же мадам де Монтрей все тот же полицейский инспектор Марэ получает от Людовика XYI «lettre de cachet»¹, арестовывает маркиза в его поместье и препровождает в Венсеннский замок.

Временами ему казалось, что он сходит с ума. В тесной тюремной камере № 6 было холодно и сыро. Зимой не давали огня, он мерз даже в теплом овечьем тулупе, переданном Рене-Пелажи. Крохотные оконца были забраны железными решетками, сквозь матовые стекла скудно сочился дневной свет. Безмолвие окружало узника со всех сторон, только ночью мрачную тишину нарушали шаги ночного караула. Единственными его гостями были крысы, они приходили в поисках остатков пищи. Однажды он не выдержал и заколотил в дверь: «Принесите мне кошку!». Без тени юмора тюремщик отвечал: «Запрещено. Животные в камеру не допускаются».

Приступы гнева сменялись приступами апатии, жизнелюбие покидало его, он все больше и больше ощущал безвыходность и безысходность своего положения.

Его спасла литература. Всю свою сознательную жизнь маркиз презирал законы мира, в который был явлен по прихоти природы и желанию родителей. Либертен, свободный философ, он считал, что ему дозволено делать все – нарушать традиции и обычаи, жить согласно собственной воле, не считаясь ни с кем и ни с чем. Мир не принял маркиза, но не убил, а отверг его и бросил в каменный мешок. Тогда он решил создать свой собственный мир, в котором не будет места господу-богу, в котором герои будут жить и действовать так, как этого хочет он, его демиург, его создатель, для которого не существует никаких святынь, для которого порок – добродетель, совесть – предрассудок, грех – естественное состояние человека. В созданном его воображением мире будут отсутствовать любые запреты, в нем можно будет безнаказанно предавать и убивать, беспрепятственно заниматься содомией, испытывать наслаждение от флагелляции и получать удовольствие от инцеста. Маркиз обмакнул перо в чернильницу и на девственно белом листе бумаге вывел: «120 дней Содома».

Великодушие маркиза

Он провел в неволе 12 лет. Двери тюрьмы перед ним распахнула Революция – 13 марта 1790 года Учредительное собрание отменило «lettre de cachet». Он был свободен… и никому не нужен. Находившаяся к тому времени в монастыре Сент-Ор Рене-Пелажи от него отказалась, дети отвернулись. Общество, от которого его изолировали, когда ему было 37 лет, он ненавидел. О новом, в котором ему предстояло жить, когда исполнилось 50, он ничего не знал.

Республика уравняла всех в правах, из маркиза он превратился в гражданина. Гражданин обрюзг, растолстел, плохо видел. Вечерами его мучили ревматические боли. Ему уже было не до развлечений, ему не нужно было много женщин – ему нужна была одна. Та, которая могла бы за ним ухаживать. Та, которая могла бы разделить с ним его старость.

Стройной, светловолосой, с легким румянцем на щеках актрисе Мари-Констанц Ренель было всего 25. Сад влюбился в нее с первого взгляда. Она была чертовски умна и мила и ответила ему взаимностью. Ее нежная страстная любовь придала ему силы. К нему вернулись его прежние жизнелюбие и энергия, он почувствовал себя молодым. Воспрявший к жизни, он начал искать пути добывания хлеба насущного. Эти пути привели его в театр.

время тюремного заключения он написал несколько пьес, теперь он мечтал увидеть их на сцене. Ему повезло – Комеди Франсез приняла к постановке комедию «Софи и Дефран, или Мизантроп из-за любви», а Театр Мольера драму «Граф Окстиерн, или Последствия распутства». Но судьбу драматурга на взлете прервали члены Комитета политической бдительности. Они сорвали премьеру «Соблазнителя» в Итальянском театре, громко крича и топоча ногами. «Якобинскую клику» не интересовало содержание пьесы, для любителей гильотины она была неприемлема только потому, что ее написал бывший аристократ маркиз де Сад. И плевать было молодым революционерам, что он поддержал режим. Маркиза отлучили от театра, но оставили секретарем городской секции Пик. Ему ничего не оставалось делать, как поставить свое перо на службу революции – вести скучнейшие протоколы собраний, составлять воззвания к гражданам, сочинять речи в честь Республики.

Это был роман, но не по любви, а по необходимости. Роман продолжался недолго. Став судьей революционного трибунала, он все чаще и чаще оправдывал обвиняемых. Во времена большого террора мучитель Роз Келлер, устроитель марсельской вакханалии, писатель, в чьих сочинениях торжествовали злодеи, насильники и убийцы выступал против смертной казни. Всякое наказание бессмысленно, утверждал маркиз, если оно не направлено на перевоспитание преступника. Он был настолько великодушен, что в список невиновных лиц, попавший ему в руки, внес семейство Монтрей. Судью революционного трибунала обвинили в «чрезмерной умеренности», арестовали и бросили теперь уже в республиканскую тюрьму Мадлонетт.

После мясорубки

«Умеренность» стоила маркизу 10 месяцев лишения свободы. Республиканская тюрьма с вечным призраком гильотины нанесла ему вреда больше, чем все Бастилии вместе взятые. Его камера находилась неподалеку от места казни попавших в робесперьевскую мясорубку. Ежедневно он слышал крики несчастных, покорно ожидавших своей участи.

Когда-то он писал Рене-Пелажи, что не изменится ни при каких обстоятельствах. Он изменился. Совсем недавно он утверждал, что свободный человек не может предпочитать добро потому, что его попросту нет ни на пустых небесах, ни на лишенной справедливости земле. Сейчас зло потеряло для него былую притягательную силу, узаконенное преступление перестало быть добродетелью. Он не лишился

памяти, не лишился рассудка, он утратил витальность – жизнь стала для него неподъемным грузом. Бывший маркиз, опустившийся аристократ работал в версальском театре за 40 су в день, влача жалкое существование в нищете и болезнях.

«Признать сумасшедшим…»

Но несмотря ни на что Сад продолжал писать. В 1800 году увидел свет памфлет «Золоэ и два ее спутника», в котором он высмеивал Жозефину де Богарне, Наполеона и его окружение. Герои были выведены под вымышленными именами, но себя узнали. Первый консул затаил обиду, приказал полиции взять маркиза под негласный надзор и дожидаться удобного случая, чтобы покарать строптивого литератора. Удобный случай представился через год. Префект полиции Дюбуа получил от своего осведомителя информацию, что «бывший маркиз де Сад, известный как автор скандальной “Жюстины”, намеревается начать публикацию книги под названием “Жюльетта”, еще более непристойного содержания, у издателя Николя Массе».

Этого было достаточно, чтобы раз и навсегда расправиться с де Садом. Маркиза признали сумасшедшим, поместили в приют Сен-Пелажи, а затем в Шарантон – лечебницу для душевнобольных.

Из Шарантона – в вечность

Ему было 63 года. Позади была выжженная пустыня, впереди – мрак, забвение, смерть. Он чувствовал себя больным, но не сумасшедшим, полагая таковым мир, который с непреодолимым упорством и настойчивостью стремился избавиться от него. Он пытался протестовать и требовал своего освобождения, доказывая в посланиях к властям, свою невиновность. Но все было тщетно – в ответ власти требовали от аббата Кульмье, в чьем ведении числилась лечебница, усилить надзор за неспокойным больным, страдающим опаснейшей формой безумия. Но человеколюбивый аббат не хотел брать на себя роль тюремщика. Он всячески поддерживал своего известного пациента, разрешил создать ему театр и разыгрывать пьесы с обитателями дома скорби.

Сад торжествовал до весны 1813 года. В мае спектакли сумасшедших для сумасшедших запретили. Маркиз сник, он боялся, что его вновь отправят в тюрьму. Не в силах переносить больше физические и душевные муки он скончался во сне 2 декабря 1814 года.

Маркиз де Сад ушел из жизни спокойно и внезапно, выпив перед сном горького настоя из трав.

Из записей доктора Рамона, заместителя главного врача:

Дыхание маркиза, шумное и тяжелое, все более и более затрудняется. В 10 часов вечера, едва утолив жажду, без единого стона, старик умирает…;

смерть наступила от закупорки легких (астматического характера).

2 декабря 1814 г.

Завещание маркиза

Завещание де Сада вскрыли на следующий день после смерти в присутствии господина Фино, нотариуса в Шарантон Сен-Морис, сына маркиза Армана, мадам Кене и ее сына Шарля:

…я передаю и отдаю в наследство по изложенным здесь мотивам вышеупомянутой госпоже Мари-Констанс Ренель, в замужестве Кене, сумму в 24 тысячи турских ливров …

…я передаю и оставляю в наследство вышеупомянутой госпоже Кене также всю мебель, вещи, белье, одежду, книги и бумаги, которые будут у меня на момент моей кончины…

…я передаю и оставляю в наследство месье Фино, исполнителю моего завещания, кольцо ценой в тысячу двести ливров за труд и заботы по исполнению настоящего акта.

…я категорически запрещаю, чтобы мое тело было под каким бы то ни было предлогом вскрыто. Я повторяю пожелание, чтобы оно хранилось сорок восемь часов в той комнате, где я умру, помещенное в деревянный гроб, который не должны забивать гвоздями ранее сорока восьми часов, предписанных выше, а по истечении их вышеупомянутый гроб следует заколотить. В этот промежуток времени пусть пошлют к месье Ленорману, торговцу лесом в Версале… и попросят его приехать самого вместе с телегой, взять мое тело и перевезти в его сопровождении и в вышеупомянутой телеге в лес моего имения Мальмезон около Эпернона, где я хочу быть зарытым без всяких почестей в первой просеке, что находится направо в этом леске, если идти от старого замка по большой аллее, разделяющей этот лес…

Когда могила будет зарыта, на ней должны быть посеяны желуди так, чтобы… площадка над могилой, вновь покрытая кустарниками, осталась бы такою же, какою она была, и следы моей могилы совершенно исчезли бы под общей поверхностью почвы, поскольку я льщу себя надеждой, что и имя мое изгладится из памяти людей, за исключением, однако, небольшого числа тех, кто любил меня до последней минуты и о ком я уношу в могилу нежнейшие воспоминания.

Составлено в Шарантон-Сен-Морисе в здравом уме и нормальном самочувствии 30 января 1806 года (курсив мой – Г.Е.).

Из донесения директора приюта Шарантон Его Превосходительству господину Беньо, начальнику королевской полиции:

Милостивейший государь, вчера, в 10 часов вечера, в приюте Шарантон скончался маркиз де Сад, который был переведен сюда по приказу министра полиции в месяце флореале XI года. Здоровье маркиза постоянно ухудшалось, хотя окончательно он слег в постель лишь за два дня до смерти, наступившей достаточно быстро вследствие лихорадочного воспаления…

3 декабря 1814 г.

Погребение

Последняя воля маркиза была нарушена: г-ну Ленорману ничего не сообщили, тело вскрыли, положили в гроб и 4 (или 5) декабря похоронили по христианскому обряду на кладбище в Сен-Морис, позабыв о нашумевшей фразе из романа «Жюльетта» – «христиане для меня не менее презренны, чем евреи».

[1] Королевский указ о заточении без суда и следствия