3 из 36

«Посвящается всем невоспетым героям» [1]

«Иногда в нас гаснет внутренний свет, но потом возгорается вновь при встрече с другим человеком.
И все мы должны быть глубоко благодарны тем, кто возродил в нас этот внутренний свет»
Альберт Швейцер

«…сторож! сколько ночи? сторож! сколько ночи?
Сторож отвечает: приближается утро, но еще ночь.
Если вы настоятельно спрашиваете, то обратитесь
и приходите»
Исаия 21:11-12

«Не умер Гитлер, шевелятся последыши в темном подполье, время от времени выставляя на свет то  упитанную задницу, то голодный оскал»
А.Кардаш. «Свет из бездны» [1]

3 из 36: Ян Карский, Ирена Сендлер и Рауль Валленберг

Пролог

Ранним январским утром 1942 года Януш Корчак, «Старый доктор», в Доме Сирот на Сенной 16, в Варшавском гетто, рассказал Ирене Сендлер притчу о том, что Талмуд и  Каббала говорят, что в мире есть 36 праведников, ради которых Бог поддерживает жизнь этого мира даже в самые варварские времена. Ни один из этих 36 не знает о том, что он таковым является. На самом деле, когда кто-то объявляет себя праведником, можно быть совершенно уверенным, что он им не является, потому что демонстрирует свою нескромность. И это блаженное неведение заставляет всех нас стремиться жить так, как должен жить праведник. Затем он полувопросительно заметил, что Ирена может и есть одна из этих 36…[1].

Ирена Сендлер

Она, без сомнения, спросит Его: «Господи, где Ты был в те ужасные времена?» И Бог ей ответит: «Я был в Твоем сердце».
Шевах Вайс, директор «Яд Вашем»

«Мир – штука несправедливая. И ваша задача – сделать его более справедливым. А что до меня или других людей, награжденных медалями Яд Вашем …мне кажется, многие хотят, чтобы мы просто потихоньку поумирали и перестали напоминать о темных страницах нашей истории»

Ирена Сендлер на встрече с американскими школьницами из Канзаса, «открывшими» ее в современной Варшаве [1]

В последнем классе школы Ирена написала реферат о нацменьшинствах «Как починить Польшу», выступая против правых националистов-ксенофобов. Кумиром всей ее семьи был маршал Юзеф Пилсудский, пан Комендант, лидер польских социалистов, который не раз подчеркивал важность этнического разнообразия Польши. Главным злодеем, с точки зрения Ирены, был Роман Дмовский, вождь национал-демократов, сторонник унитарного государства, в котором не было бы места для евреев, цыган и немцев, а остальные нацменьшинства должны были бы стать поляками, либо также подвергнуться депортации. Ирена была поражена обилием взаимоисключающих аргументов, которыми пользовались антисемиты: от заявлений, что евреи достойны ненависти, за то, что говорят на идиш, странно одеваются и отличаются от настоящих поляков, до утверждений, что евреев надо ненавидеть за то, что они хорошо одеваются, грамотно говорят и даже считают себя в первую очередь поляками, а уж потом евреями…

В 1932 году Ирена пришла на работу в службу соцзащиты Варшавы. Многие из ее подопечных были евреями. Через три года, почти сразу же после смерти пана Коменданта, маршала Пилсудского, правительство ввело ограничения на помощь евреям и цыганам. Государственная политика резко качнулась вправо. Большую силу в стране набрали эндеки Дмовского. В этих условиях, помогая своим несчастным подопечным-евреям, Ирена стала нарушать законы, помня чему учил ее отец-социалист: «Сострадание и закон иногда противоречат друг другу и в этом случае законом всегда следует считать сострадание».

Осенью 1938 года на Варшаву накатила внезапно волна беженцев из нацистской Германии. Все превратилось в мрачную игру: польское правительство вводило новые дискриминационные правила, а две Ирены (ее подругу-соратницу тоже звали Иреной) находили способы их обойти. В последние мирные месяцы они работали по 12 часов в день: несколько раз в день (каждый день, включая субботу и воскресенье!) они носили в еврейский квартал города еду, деньги и лекарства.

А в сентябре 1939 года пришла уже по-настоящему ужасная беда. Немецкий блицкриг гнал в Варшаву из провинции тысячи беженцев, завшивевших, истощенных и больных, молящих о помощи:

– Haks Rakhmunes! (Пожалейте! – идиш).

Для помощи им Ирена нашла в каждом из десяти районов соцзащиты по одному надежному сообщнику, готовому изготовить фальшивые документы для беженцев. Эти ее связники, в свою очередь, нашли людей, готовых предоставить беженцам, в основном евреям, временное жилье. Так возникла организация Ирены Сендлер. Эта сеть вскоре будет бороться за жизни обитателей будущего Варшавского гетто, прежде всего детей… А пока, до прихода немцев в Варшаву, Ирена перенаправляла финансовые потоки, продукты и медикаменты еврейской благотворительной организации Centos, финансируемой Джойнт до момента вступления США в войну против Германии.

В одно августовское утро 1942 года в дверь Ирены робко постучали. На пороге стояли двое. Один был ей хорошо известен – юрист Леон Файнер, один из лидеров еврейского Бунда и Жеготы (польской организации помощи евреям) в Варшавском гетто, подпольная кличка – Миколай. Своего спутника, худого, небритого, со следами гестаповских пыток, Файнер представил Яном Карским, агентом

Делегатуры, представительства польского правительства в изгнании в оккупированной Польше, дипломатическим представителем правительства в изгнании и связным Армии Крайовой. Миколай рассказал Ирене, что задача Карского – собрать свидетельства о массовых убийствах евреев, стать очевидцем событий, а потом донести эту информацию до Рузвельта и Черчилля, и попросил ее устроить Карскому «экскурсию» в гетто. И они отправились туда немедленно по одному из маршрутов организации Ирены…[1]. Ирена Сендлер открыла путь в варшавское гетто Яну Карскому, который донес затем страшную весть о том, что он там увидел до высших представителей союзников в Лондоне и Вашингтоне.

Ян Карский

«Бог выбрал меня, чтобы я увидел то, что увидел, и засвидетельствовал это».
Ян Карский [2]

Его настоящим именем было Ян Козелевский. Он родился в Лодзи 24 июня 1914 года в семье ремесленника (8-й и последний ребенок). Ничего аристократического не было в его родословной, что он повторял каждому, кто восхищался его «аристократической» внешностью. Был приверженцем Пилсудского и ревностным католиком. Вырос в Лодзи, имея немало друзей-евреев. В 1936 году закончил конно-артиллерийское училище, а в 1938 – элитную дипломатическую школу и 1 февраля 1939 года стал сотрудником польского МИД.

Ровно через год подпоручик Ян Козелевский добрался до Франции из оккупированной нацистами Польши, чтобы получить длинные и сложные инструкции польского правительства в изгнании для передачи их (путем заучивания наизусть!) руководителям  Сопротивления в Польше. Он рассказал премьер-министру генералу Сикорскому о пути, который им был пройден с сентября 1939 года, после разгрома Польши:

– попал в плен к большевикам под Тарнополем,

– 6 недель в заключении под Полтавой,

– выдан Германии как простой солдат, уроженец Лодзи (тем самым избежав участи польских офицеров в Катыни),

– 10 дней в немецком концлагере в Радоме, побег и уход в подполье.

В апреле 1940 года Ян Козелевский вернулся в оккупированную Варшаву и отчитался перед лидерами политических партий подпольного государства. Те были поражены, как скрупулезно он выполнил порученное ему задание.

В Польше Ян Козелевский работал под началом генерала Ровецкого, верховного главнокомандующего Союза вооруженной борьбы, переименованного в феврале 1942 года в АК – Армию Крайову.

В 1940-42 годах Ян Козелевский носил подпольный псевдоним Витольд Кухарский. Он был арестован в Словакии, передан в гестапо и подвергнут пыткам. Из страха заговорить под пыткой Ян Козелевский пытался покончить с собой. Учитывая, что он был ревностным католиком, то была очень значимая, патриотическая жертва. Ян Козелевский был награжден двумя орденами Воинской доблести (Virtuti Militari): один раз как Витольд Кухарский (февраль 1941 года), а второй раз как Ян Карский (январь 1943 года).

В сентябре 1942 года главнокомандующий АК и глава Делегатуры (представительства правительства в изгнании в Польше) решили послать Карского в Лондон, чтобы сообщить союзникам все, что происходило и происходит в оккупированной Польше. Перед поездкой ему устроили встречу с двумя людьми, в прошлом видными лицами еврейской общины. Один из них возглавлял Бунд, другой – сионистскую организацию. В прошлом – непримиримые враги, теперь они явились на встречу вместе, что означало, что они уполномочены изложить просьбы и напутствия всей еврейской общины Польши, находящейся на краю гибели.

Оба жили вне гетто, но имели возможность постоянно бывать там. Это требовало от них мучительных перевоплощений: малейшая ошибка могла стоить жизни. Бундовский лидер Леон Файнер был до войны адвокатом, состоятельным человеком. У него была внешность типичного поляка. Теперь на арийской стороне у него был магазин бытовой химии и стройматериалов. Когда Файнер повел Карского в гетто, тот увидел, чего стоило Файнеру перевоплощение «пана инженера» в одного из несчастных обитателей гетто, терроризируемых немцами. Сионисту было еще труднее. Он, человек лет сорока, чье имя осталось неизвестным, обладал ярко выраженной семитской внешностью: его подстерегала опасность везде, он был совершенно измучен и еле держал себя в руках.

Карский сказал им, что отправляется в Лондон с миссией от польского Сопротивления и в ее рамках намерен передать послание евреев гетто всему миру и поэтому хочет знать, что он должен сказать от имени евреев.

То, что он услышал, сводилось к следующему.

1. Евреи беззащитны перед злодеяниями нацистов. Немцы хотят уничтожить всех евреев. Ни польское, ни тем более еврейское Сопротивление ничего не могут сделать. Поэтому вся ответственность ложится на союзников.
2. За два с половиной месяца, начиная с июля 1942 года, нацисты только в варшавском гетто совершили 300 тысяч убийств (число депортированных из гетто было числом уничтоженных евреев).

В гетто, к тому времени, осталось чуть больше 100 тысяч евреев, но депортации продолжались.

Бундовец и сионист предложили Карскому провести его в гетто, чтобы он собственными глазами увидел гибель целого народа. Свидетельству очевидца поверят больше. При этом они честно предупредили Карского, что он подвергнет свою жизнь риску, а страшные сцены, которые он увидит в гетто, будут преследовать его до конца жизни. Карский немедленно согласился идти в гетто.

Во время второй встречи с этими людьми Карский выслушал, что он должен передать еврейским лидерам Англии и Америки:

«…Скажите им, что о политике и дипломатии пора забыть… они должны найти в себе силы и мужество пойти на жертвы, соизмеримые по тяжести с муками, который терпит наш гибнущий народ…

Цели и средства немцев не имеют прецедентов в истории… Реакция демократических стран также должна быть беспрецедентной, они должны прибегнуть к каким-то небывалым способам противодействия. Иначе их победа будет неполной, только военной – немцы успеют довести до конца свою разрушительную программу… они должны связаться с влиятельными лицами и органами власти в

Англии и Америке. Пусть потребуют твердых обещаний, что будут предприняты серьезные меры для спасения еврейского народа.

А чтобы вырвать такие обещания, пусть устраивают голодовки в публичных местах, пусть умрут мучительной смертью на глазах всего мира. Может хоть это разбудит общественное сознание…

Мы разделим с ними эти жертвы. Варшавское гетто обречено, но долгой мучительной смерти мы предпочтем смерть в бою. Мы объявим войну Германии – заведомо безнадежную, какой еще не бывало на свете… Вот тогда и посмотрим, могут ли евреи не только страдать и погибать, как повелел Гитлер, но и умирать с оружием в руках» [2].

И вот Ян Карский отправился в варшавское гетто в сопровождении Файнера и связника Ирены Сендлер через указанный ею тайный ход (здание суда на Мурановской улице было построено так, что входили в него с арийской стороны, а дверь одного из подвалов вела прямо в гетто [1].

…Всюду голод, страдания, смрад разлагающихся трупов, душераздирающие стоны умирающих детей, отчаянный крик уничтожаемого народа. Карский увидел и сцену «охоты», когда зашедшие в гетто два члена гитлерюгенда без разбора палили наугад по окнам домов, куда попрятались обитатели гетто. Во время второго посещения гетто Карский уже три часа (в первый раз он не смог долго оставаться здесь: трудно было выдержать…) ходил по улицам этого ада, чтобы все запомнить: видел смерть ребенка, агонию старика, избиение старухи евреями-полицейскими… Перед самым уходом из гетто они зашли в одну квартиру попить воды. Пожилая хозяйка была предупреждена  об их приходе, но не жаловалась, не плакала, а воду подала Карскому в хрустальном бокале – последней ценной вещи, которая у нее еще оставалась… [2].

Через несколько дней после второго посещения гетто Файнер нашел способ показать Карскому один из лагерей уничтожения для евреев, который находился неподалеку от села Белжиц. Сам Файнер там не был, но обладал подробной информацией, которую получал от польских железнодорожников. Они сообщали, что в Белжиц и Треблинку прибывают составы, набитые людьми, но не доставляется продовольствие для них. Кроме того, одна ячейка сопротивления узнала  о существовании газовых камер и огромных рвов, где хоронили трупы. Уже в июле 1942 года эта информация была передана командованию АК и в лондонское правительство, но никто там не поверил (или не захотел поверить) в то, что она правдива. Тот лагерь уничтожения Ян Карский увидел собственными глазами.

В Лондоне Карский говорил с Антони Иденом, лидерами еврейской общины, несколькими писателями с мировым именем: Уэллсом, Кестлером, членами Пен-клуба…

Самой запомнившейся ему встречей была встреча с Шмулем Зигельбоймом, лидером Бунда за границей и членом Национального совета польского правительства в изгнании. Внешним видом он напоминал печального чаплиновского героя. Это был единственный человек, который готов был сделать все, включая пожертвование собственной жизни, чтобы помочь спасти свой, уничтожаемый нацистами, народ. Он хотел знать все, что касалось евреев Польши: в каком состоянии были дома, как выглядели дети, что дословно сказала ему женщина, положив руку на плечо Карского, после зрелища «охоты», просил описать валяющиеся трупы на улицах гетто.

После встречи с Яном Карским Зигельбойм лично обращался к Черчиллю и Рузвельту, выступал по английскому радио с призывом к общественности помочь польским евреям. 13 мая 1943 года, когда в Лондон пришло известие об окончательном подавлении восстания в варшавском гетто (там погибли его жена и сын), Зигельбойм покончил с собой. В предсмертной записке он написал: «Моя смерть – выражение негодования и протеста против пассивности, с которой мир взирает на полное уничтожение еврейского народа и мирится с этим… Может быть, моя смерть поможет сломить стену равнодушия тех, кто еще может спасти остатки польского еврейства».

В начале мая 1943 года глава польского правительства в изгнании генерал Сикорский приказал Яну Карскому отправиться в США с тем же заданием, которое он выполнял в Лондоне. Польский посол в США Ян Чехановский должен был обеспечить ему ряд встреч с влиятельными лицами в Вашингтоне.

Информацию для Госдепартамента он передавал через Адольфа Берля, члена мозгового центра Франклина Делано Рузвельта, и других руководителей различных служб; для Министерства юстиции – через генерального прокурора Фрэнсиса Биддла; в Верховный суд – через судью Феликса Франкфуртера. О его встрече с Франкфуртером следует рассказать особо.

Феликс Франкфуртер в ответ на сообщение Карского заявил: «Я вам не верю! Не могу утверждать, что вы лжете, но мой разум, мое сердце не в состоянии этого принять»… Он был евреем, но не хотел поверить в реальность варшавского гетто, потому что это потребовало бы от него поступков на грани возможного, которых и добивался Карский во имя спасения остатков польских евреев. Не были готовы на поступки на грани возможного и другие влиятельные евреи США («евреи Рузвельта»: Брандейс, Розенман, Коэн, Моргентау, раввин Вайс) [3,4].

«В годы надвигавшейся Катастрофы и впоследствии «евреи президента» на поверхности представлялись американскому еврейству своего рода тактическим преимуществом, непосредственным и благорасположенным каналом общения с самим президентом, настроенным, как все верили, весьма сочувственно к жертвам репрессий и геноцида. Это было… трагическим заблуждением. Вместо того чтобы доносить до президента мольбы их соплеменников о спасении, «евреи президента» создали вокруг него своего рода «буфер», оградивший его от нежелательных, с их точки зрения, влияний. Стремясь сохранить близость к Рузвельту и его доверие, они либо избегали непосредственно обращаться к нему с вопросами, имевшими отношение к евреям (как Брандейс и Франкфуртер), либо говорили ему только то, что он хотел от них услышать (как Розенман или Вайс). Характерен эпизод, когда Розенман посоветовал Моргентау не идти к Рузвельту со своими обвинениями против Госдепартамента. Это, по мнению Розенмана, могло вызвать утечку в прессу. «Нечего беспокоиться об огласке, – парировал Моргентау. – Чего я хочу, так это рациональность и мужество: первым – мужество, второй – рациональность»… Если бы большее количество его коллег следовали этой формуле, то история евреев в 20-м веке могла бы получиться не такой трагичной, какой она оказалась» [3,4]. Среди этих господ не было Зигельбоймов, превыше всего они ценили свою комфортную жизнь и свою близость к власть имущим как таковую.

Польский посол в США Ян Чехановский, чтобы добиться личной аудиенции у Рузвельта,  в начале июля разослал приглашения многим членам американской администрации, привлекая их внимание к посланцу польского Сопротивления и очевидцу еврейской трагедии. Усилия увенчались успехом: 28 июля 1943 года ему и Карскому был назначен прием у Рузвельта (20 минут…). Карский в рассказах об этой беседе  всегда подчеркивал, что президент еврейскую тему не поддержал, больше всего его интересовало положение внутри Польши, вопрос о границах и о необходимости компромисса с СССР. Карский не скрывал, что и для него это было самым важным тогда. Когда Карский спросил Рузвельта, что он хотел бы передать полякам, тот ответил: «Скажите им, что мы победим! …А еще скажите своему народу, что в этом доме у него есть друг». Ян Карский вспоминал, что Рузвельт создавал впечатление, что именно он является «властелином человечества» и ниспровергателем гитлеровской Германии. Однако в машине на обратном пути в посольство Ян Чехановский  заметил: «В общем-то, президент почти ничего не сказал» [2].

Тем не менее, эта беседа не осталась без последствий, правда, с большим опозданием. В начале января 1944 года министр финансов Генри Моргентау, выступавший за участие США в спасении евреев-

жертв нацизма, добился от Госдепа, выступавшего против принятия беженцев-евреев, официального отчета о своей позиции, и, вместе с собственными соображениями, переслал его Рузвельту. На основании этого материала Рузвельт издал президентское распоряжение о создании Управления по делам военных беженцев (УВБ), которое не требовало одобрения конгресса. С задачей «спасения… жертв преследования противником» и создания временных пристанищ для таких жертв. УВБ имело широкие полномочия, в том числе право заключать финансовые сделки со стороной противника, что было запрещено Актом о торговле с противником 1917 года [5]. Впоследствии представитель УВБ в Швеции выберет на роль полномочного представителя этого Управления в Венгрии никому не известного мелкого предпринимателя, шведа, обладавшего, однако, громкой фамилией Валленберг. Так Ян Карский, сам того не зная, вызвал на авансцену истории Рауля Валленберга.

Рауль Валленберг

«Когда руководители свободного мира говорили «мы не знаем» – они говорили неправду. Они знали. Другие говорят, что ничего не могли сделать… Могли.
И лучшее тому доказательство: Рауль Валленберг… Это великий герой».
Эли Визель «Рассказ о запредельном героизме».
Журнал «Time»

В один из зимних вечеров 1942 года Рауль Валленберг, вместе со своей сводной сестрой Ниной Лагергрен, был на частном кинопросмотре в британском посольстве в Стокгольме. Показывали фильм «Первоцвет Смит». Это был, говоря по-современному, римейк, снятый «на злобу дня», фильма 1934 года «Алый Первоцвет». В фильме «Алый Первоцвет» (экранизации классического одноименного романа баронессы Эммы Орци начала 20-го века) английский аристократ сэр Перси Блэкли возглавил борьбу за спасение жертв якобинского террора во Франции. Роль сэра Перси сыграл звезда британского экрана Лесли Ховард, считавшийся воплощением стопроцентного англичанина (на самом деле его настоящим именем было Ласло Стайнер, он был венгерским евреем и по капризу судьбы, или по божьему промыслу вдохновил Рауля Валленберга на подвиг во имя спасения евреев Венгрии). В фильме «Первоцвет Смит» Лесли Ховард играл роль благополучного и рассеянного университетского профессора, которому вместе с группой своих студентов удалось освободить десятки жертв нацистов в Германии и успешно скрыться. Это был откровенно антифашистский фильм и поэтому он демонстрировался с рядом купюр в Швеции 1942 года, опасающейся фашистской Германии. В британском посольстве никакой цензуры, конечно, быть не могло.

Рауль Валленберг принадлежал к одной из ветвей могущественного семейства Валленберг, крупнейших шведских банкиров и промышленников. Но эта ветвь не была крепкой и «цветущей». Отец Рауля, морской офицер, умер еще до рождения сына. Дед Рауля, посол Швеции в Японии, а потом – в Турции, Густав Валленберг не был практичным и деловым человеком, и, к тому же, находился в плохих отношениях с братьями Маркусом и Якобом, олицетворяющими «ствол» дерева семейства Валленберг и руководившими семейным банком «Стокгольм Эншильда Банк» (сегодня это крупнейший шведский банк «Скандинависка Эншильда Банкен» с активами в треть триллиона долларов). Мать Рауля, красавица Май Висинг, была на одну восьмую еврейкой, что вызывало некоторую неприязнь к

Раулю со стороны «ствола» (тому есть доказательства – см. [6]). Май Висинг, после смерти мужа и последовавшей вскоре смерти ее отца, через несколько лет вновь вышла замуж и согласилась с тем, что образованием Рауля после гимназии и его дальнейшей карьерой займется дед Густав. Густав Валленберг провалил порученную ему миссию (об этом можно почитать подробно в [5,6]). После смерти в 1937 году дед оставил Раулю небольшую сумму денег (примерно 40 тыс. крон) из наследства в один миллион крон, отошедшего в подавляющей части к его вдове и двум дочерям. К этому времени Рауль имел диплом архитектора, полученный в США и не дающий право на работу в Швеции, и опыт практической работы (волонтером, без зарплаты!) в одной фирме в Южной Африке и в захудалом банке в Хайфе, в подмандатной британской Палестине. Таковы были плачевные итоги делания карьеры под руководством деда. Дядья Рауля, Маркус и Якоб, хладнокровно оставили племянника за бортом семейного бизнеса. После начала Второй мировой Рауль встретил в Швеции коммерсанта, венгерского еврея, которому очень нужен был компаньон, способный беспрепятственно посещать оккупированные нацистами страны Европы. Так Рауль стал компаньоном мелкой фирмы, занимающейся импортом продовольствия в Швецию из Восточной Европы. Умного, честолюбивого, в определенной мере романтика, Рауля Валленберга это положение не устраивало категорически.

После просмотра «Первоцвет Смит» Рауль был воодушевлен. Романтик, он живо представил себя в роли невозмутимого, покуривающего трубку профессора (тем более что он, Рауль, высокий и худощавый, и внешне очень был похож на Первоцвета Смита), водящего за нос нацистов и спасающего их жертвы. Сестра Нина вспоминала, что по дороге домой Рауль сказал ей, что и он мог бы заняться подобным делом [5,6]. Случилось так, что через два года Рауль Валленберг, не иначе, как промыслом божьим, такую миссию получил.

К весне 1944 года война подошла к границам Венгрии – союзницы Германии. Встревоженный сомнительной лояльностью венгерского регента Хорти, ищущего контактов с антигитлеровской коалицией, Гитлер приказал оккупировать Венгрию согласно заблаговременно разработанному плану «Маргарет».

По этому поводу 12 марта 1944 года все эсэсовские офицеры из эйхмановского Отдела IV – B4 собрались в Маутхаузене. Эйхман объявил им, что через семь дней, 19.03.1944 года, начнется операция «Маргарет», цель которой – немецкая оккупация Венгрии. Команда Эйхмана должна вступить в Венгрию вместе с армией и заняться своей работой незамедлительно. Эйхман обрисовал подчиненным примерную программу их деятельности: Венгрия будет очищаться от евреев область за областью в направлении с востока на запад, Будапештом займутся на последнем этапе, а всю операцию завершат в рекордное время. Эйхман был воодушевлен: открывалось грандиозное поле деятельности – предстояло отправить на уничтожение в Аушвиц более 750  тысяч венгерских евреев и, возможно, получить за это давно вожделенный чин штандартенфюрера… «18 марта Дитер Вислицени и Герман Крумеи, первые заместители Эйхмана, во главе колонны из 30 автомобилей покинули Маутхаузен, чтобы присоединиться к германским силам вторжения. Эйхман оставался на месте; 19 марта он отпраздновал дома свое 38-летие и затем во главе колонны из 120 автомобилей отправился в путь. Его подразделение участвовало в торжественном параде немецких войск в Будапеште» [5].

К июлю 1944 года в Аушвиц-Биркенау было депортировано 440 тысяч евреев венгерской провинции. Депортация была осуществлена (с большим энтузиазмом…) венгерской жандармерией под руководством команды Эйхмана.

После частичной оккупации Венгрии она стала приоритетным полем деятельности УВБ. УВБ исходило из того, что присутствие иностранцев в официальном или неофициальном качестве будет оказывать на власти страны сдерживающее воздействие. Поэтому в конце марта 1944 года УВБ обратилось к Международному Красному Кресту (МКК) с предложением учредить в Венгрии полномочное представительство этой организации, которое бы защитило интересы преследуемых групп населения. МКК отверг это предложение, как несовместимое с традиционными функциями этой организации и обещал лишь передавать УВБ резюме сообщений от Красного Креста Венгрии. Тогда УВБ перенесло внимание на нейтральные государства Европы. Госсекретарь США Карделл Хэлл телеграфировал послу США в Швеции Хершелю В. Джонсону: «Прошу довести до сведения правительства Швеции, что… в Венгрии началось систематическое и массовое уничтожение евреев. Жизнь 800 тысяч человек зависит от политики сдерживания, которую можно обеспечить, разместив в Венгрии максимально возможное число иностранных наблюдателей… прошу… предпринять немедленные действия по максимальному увеличению численности шведских дипломатов и консульских представителей в Венгрии… по всей стране…» [5].

Просьбы об увеличении дипломатов и консульских представителей получили также Швейцария, Испания, Португалия и Турция. Но только Швеция дала согласие, помня, что на раннем этапе войны разрешила германским войскам транзит по своей территории в Норвегию и Финляндию. Теперь, когда стало ясно, что Германия войну проиграет, можно было не бояться и поддержать свой авторитет в гуманитарных вопросах.

Представитель УВБ в Стокгольме Ивер К. Ольсен встретился с собравшимся по этому случаю комитетом влиятельных шведских евреев (представитель Всемирного еврейского конгресса в Стокгольме Норберт Мазур, главный раввин Швеции д-р Маркус Эренпрейс и партнер Валленберга Кальман Лауер (как эксперт по Венгрии), чтобы выслушать их советы относительно того, как наилучшим образом оказать помощь их собратьям в Венгрии. Комитет принял план действий Мазура, который предусматривал привлечение подходящего человека, нееврея, который мог бы отправиться в Будапешт и возглавить там миссию спасения. Этот человек должен  быть шведским дипломатом с правом выдавать шведские паспорта, чтобы обеспечить перемещение в Швецию максимально возможного числа венгерских евреев и обладать большими денежными средствами. Выбор кандидатуры для миссии в Будапешт сначала пал на графа Фольке Бернадота, родственника короля и президента Шведского Красного Креста. Считается, что шведское правительство с таким назначением согласилось, но правительство Венгрии принять Бернадота не захотело [5]. Автору, однако, кажется, что сам Бернадот не захотел ехать в Венгрию. Никаких симпатий к евреям Венгрии и к евреям вообще у него не было, а миссия была достаточно рискованной: к Венгрии приближалась Красная Армия. В качестве следующего кандидата Лауер назвал имя своего младшего партнера по бизнесу Валленберга. Раввин Эренпрейс считал Валленберга легковесной фигурой, слишком молодым и неопытным. Лауер настаивал: Валленберг сообразителен, энергичен, смел, способен к состраданию, и носит известную фамилию. Для того чтобы принять решение, Ольсен встретился с Валленбергом 9 июня 1944 года.  Встреча началась в семь вечера, за разговорами продлилась до пяти следующего утра, и Ольсен принял решение: нужный человек был найден. Посол Джонсон также одобрил кандидатуру Валленберга.

Шведское правительство было согласно отправить специального представителя в Будапешт, снабдить его дипломатическим прикрытием и возражений против назначения Валленберга не имело. 13 июня его пригласили на встречу в МИД. Тем не менее, быстро уладить дело не удалось.

Валленбергу не терпелось начать работу, но он чувствовал, что, не располагая особыми полномочиями, выполнить достойно ее не сможет. Поэтому у него было девять условий, обсуждение которых продолжались между ним и МИДом четырнадцать дней.

«Условия сводились к следующему:

(1) он будет пользоваться теми методами, которые сочтет уместными, в том числе подкупом;

(2) при необходимости личных консультаций с МИДом он оставляет за собой право вернуться в Стокгольм, обходя длительную процедуру получения на то формального разрешения;

(3) если финансовые ресурсы, находящиеся в его распоряжении, окажутся недостаточными, в Швеции будет развернута пропагандистская кампания по сбору необходимых средств;

(4) он должен обладать адекватным дипломатическим статусом первого секретаря дипломатической миссии с жалованьем в 2000 крон в месяц;

(5) он оставляет за собой право вступать в Будапеште в контакты с любыми лицами, включая заклятых врагов существующего режима;

(6) он должен иметь право обращаться непосредственно к премьер-министру или любому другому члену венгерского правительства, не испрашивая на то разрешения шведского посла, своего непосредственного начальника;

(7) он будет обладать правом посылать донесения в Стокгольм дипкурьером, не прибегая к обычным каналам;

(8) он сможет официально добиваться приема у регента Хорти с просьбами о заступничестве за евреев;

(9) он будет уполномочен предоставлять убежище в помещениях миссии лицам, имеющим выданные им шведские паспорта» [5].

Требования Валленберга настолько расходились с общепринятой дипломатической практикой, что дело рассматривалось на самом высоком уровне, но к концу июня Валленбергу сообщили, что его условия приняты, и он был на должность назначен.

Сообщения, поступавшие в эти дни из Будапешта, были обобщены в телеграмме от 1 июля, направленной послом Джонсоном Госсекретарю Хэллу: «Только что полученная из Будапешта информация, касающаяся обращения с евреями, настолько ужасна, что в нее невозможно поверить и для описания ее нет подходящих слов… По отдельным сведениям, сейчас происходит массовое убийство евреев немцами, их перевозят за границу Венгрии в Польшу в какое-то место, где расположено учреждение, в котором для убийства людей используется газ… В искренности намерений Валленберга нет никаких сомнений – я лично с ним разговаривал. Валленберг сообщил мне, что он хотел бы помогать людям делом и спасать жизни, он не собирается ехать в Будапешт ради того, чтобы посылать оттуда МИДу бесчисленные реляции. Он, кстати, и сам наполовину еврей» [5].

И вот 6 июля 1944 года Валленберг отправился в Будапешт самолетом через Берлин. В берлинском аэропорту Темпельхоф его встретила Нина, ставшая женой шведского дипломата, представлявшего в шведской миссии в германской столице интересы третьих стран. Сестра вспоминала, что Рауль вез одежду и другие личные вещи в рюкзаке и был одет в длинный кожаный плащ и шляпу «в стиле Энтони Идена». «Пока мы ехали ко мне домой, я рассказала ему, что посол заказал для него железнодорожный билет на послезавтрашний день. Рауль очень рассердился, говоря, что не должен терять времени и намерен уехать завтра же первым поездом. По дороге он сообщил мне о своем задании и сказал, что у него в рюкзаке лежит список проживающих в Будапеште видных еврейских деятелей, социал-демократов и других оппозиционеров, с которыми он должен установить контакт. Я еще представления не имела, насколько опасным может оказаться его новое назначение, что и доказали последующие события. Я думала, он будет выполнять свою работу согласно обычным дипломатическим правилам, хотя, хорошо зная его, должна была бы в том усомниться. Но тогда я носила своего первого ребенком и ходила уже на седьмом месяце, так что ни на чем ином сосредоточиться не могла» [5].

«Пассажирский поезд, доставивший Рауля Валленберга в Будапешт 9 июля 1944-го, возможно, встретился в пути с составом из двадцати девяти закрытых товарных вагонов, перевозившим в Освенцим последнюю партию евреев из венгерской провинции. Отправив его накануне, Эйхман с помощниками закончили то, что они гордо называли «депортацией, превосходящей своим размахом все предыдущие». В депеше, посланной в Берлин, Эдмунд Везенмайер, германский проконсул в Будапеште, сообщал с характерной германской точностью о вывезенных за границу Венгрии за период с 14 мая по 8 июля 148 железнодорожными рейсами 437 402 еврейских мужчинах, женщинах и детях. Теперь, если исключить из этого числа несколько тысяч евреев-мужчин, направленных в трудовые батальоны венгерской армии, в стране оставалось только 230 000 напуганных до смерти, запертых в столице евреев» [5].

Эйхман подготовил следующий дерзкий план ошеломительной и молниеносной депортации всего еврейского населения Будапешта. В 24 часа во второй половине июля. Такая операция впечатлила бы Мюллера и Гиммлера и обеспечила бы Эйхману продвижение по службе и, возможно, похвалу самого Гитлера. В этом случае, Валленбергу уже нечего было бы делать в Будапеште: когда он сориентировался бы на месте, в городе евреев уже не осталось бы. Но тут Хорти, напуганный протестами из-за рубежа, отозвал из Будапешта обратно в провинцию свору из 1600 жандармов, тем самым лишив Эйхмана возможности продолжать депортации. Жалобы Эйхмана не возымели действия: после покушения на Гитлера уже сам Гиммлер тайно нащупывал контакты с Западом, и Эйхману пришлось убраться из Венгрии.

По прибытии в миссию Валленберга тепло встретил посол Даниельссон, который был инициатором направленного Хорти протеста со стороны шведского короля Густава. Он искренне приветствовал миссию Валленберга, одобряя даже те нетрадиционные методы, которыми, как его известили, Валленбергу разрешили пользоваться. Много лет спустя, будучи шведским послом в Канаде, друг Валленберга Пер Ангер вспоминал, как встретили Валленберга в миссии: «Сначала он шокировал некоторых из нас, профессиональных дипломатов, но очень скоро мы поняли, что его нетрадиционный подход был в данном случае единственно верным» [7].

Валленберг играл на некоторых особенностях, которые могли быть использованы при торге с нацистами:

– марионеточный режим Хорти – Стояи отчаянно добивался респектабельности и международного признания;

– Швеция представляла интересы Венгрии и Германии в нескольких влиятельных странах мира как раз в то время, когда ход исторических событий повернулся не в пользу нацистов и их союзников;

– многих высокопоставленных венгерских чиновников волновало их будущее и перспектива наказания за совершенные преступления, поэтому ценили обещания заступничества в будущем, которое, увязывалось с их поведением в настоящем.

Кроме того, имея нужные средства, Валленберг не останавливался перед элементарным шантажом или подкупом. Валленберг также понимал, какое большое значение придавала германская и венгерская бюрократия чисто внешней стороне любого вопроса, и сразу же после образования своего Отдела С занялся оформлением охранного шведского паспорта. Тут пригодились его навыки архитектора в дизайне и черчении – паспорта Валленберга выглядели шедеврами: печатались на желто-голубом фоне и были снабжены шведской королевской эмблемой из трех корон и многочисленными печатями, штампами и подписями. С точки зрения международного права они не имели никакой юридической силы, но внушали к себе почтительное отношение, превращая их обладателей из брошенных всеми изгоями в людей, которые находились под покровительством одной из ведущих нейтральных держав Европы. Валленберг писал в своем первом донесении на родину: «Здешние евреи сейчас в отчаянии. Тем или иным способом, но им обязательно следует внушить чувство надежды» [5].

Первоначально чиновники МИДа Венгрии дали Валленбергу разрешение на выдачу только 1500 таких паспортов. В действительности же, используя шантаж и подкуп и заставляя с их помощью венгерские власти смотреть на его действия сквозь пальцы, Валленберг выпустил около 15000 паспортов. В последние дни немецкой оккупации, когда положение в городе стало отчаянным, и он не мог более печатать «официальные» паспорта, контора Валленберга стала выдавать упрощенный их вариант – справку, отпечатанную на ротаторе, за его подписью.

Валленберг организовал больницы, детские ясли и кухни для бедных по всему городу; пользуясь неограниченными средствами, поступавшими в его распоряжение от Джойнт и УВБ, он приобретал для них продовольствие, лекарства и одежду. Валленбергу принадлежала также идея координации усилий по спасению евреев и помощи им путем создания совместного комитета глав дипломатических миссий, который возглавил папский нунций Анджело Ротта. Штат служащих Валленберга к этому времени увеличился до четырехсот человек, работавших посменно круглые сутки. Сам Валленберг спал не более четырех часов в день, демонстрировал рвение, энергию и административные и организационные способности.

10 августа представитель УВБ Ивер Ольсен писал своему начальнику в Вашингтон: «По различным косвенным данным у меня складывается впечатление, что шведское Министерство иностранных дел особого энтузиазма по поводу деятельности Валленберга в Будапеште не проявляет: возможно, они считают, что он действует слишком шумно. Конечно, они бы предпочли в данном случае более традиционные для европейской дипломатии методы, которые большой пользы наверняка не принесли бы. Хотя, с другой стороны, многое говорит за то, что работа подобного типа должна выполняться не особенно громогласно. В любом случае я считаю, что Валленберг действует энергично и приносит много пользы, что, по-моему, является единственной истинной мерой в подобном деле» [5].

Несмотря на творящиеся на улицах Будапешта злодеяния, то было время (до 16 октября 1944 года) относительного затишья. Депортации, во всяком случае официально, прекратились, и Хорти препятствовал попыткам немцев возобновить их. Столкновения между Валленбергом и Эйхманом еще не произошло, и время самых худших испытаний для будапештских евреев еще не наступило [5].

В конце сентября Валленберг писал Лауеру: «Я делаю все, что в моих силах, чтобы вернуться домой как можно скорее, но вы должны понять, что такую большую организацию, как наша, распустить

непросто. В момент, когда (русская) оккупация станет свершившимся фактом, отдел автоматически свое функционирование прекратит. Но до тех пор его деятельность останется необходимой. Просто остановить ее будет очень трудно. Я попытаюсь вернуться домой за несколько дней до прихода русских».

12 октября, когда Будапешт полнился слухами о том, что Хорти намерен просить западных союзников о заключении сепаратного мира, Валленберг сообщал в Стокгольм: «Освобождение интернированных закончено. Сейчас в заключении у венгров остаются только евреи, считающиеся уголовными преступниками». Евреев продолжали посылать на возведение оборонительных укреплений на восточных подступах к Будапешту, но, «насколько можно судить, обращение с ними не является бесчеловечным». В то же время «попытка добиться освобождения от трудовой повинности евреев, имеющих на руках шведские охранные паспорта, оказалась довольно успешной…

Наступление русских усилило надежды евреев на то, что их несчастья скоро закончатся. Многие самовольно перестали носить звезду Давида. Остаются, однако, некоторые опасения, что в самый последний момент немцы могут устроить погром. Хотя никаких признаков того, что это может произойти, пока что не наблюдается» [5].

Если бы миссия Валленберга на этом и закончилась бы, он вернулся бы домой с удовлетворением и с чувством хорошо выполненного долга. Однако ход событий заставил оценить все достигнутое как несравнимо малое по сравнению с тем, что еще потребовалось совершить. Эйхман вернулся обратно 16 октября 1944 года, после подавления немцами попытки Хорти вывести Венгрию из войны. Немцы сделали премьер-министром, главой государства и  «вождем нации» главаря нилашистской партии (партии венгерской черни) Ференца Салаши.

«Вы видите, я опять здесь, – сказал Эйхман небольшой группе еврейских старейшин, немедленно вызванных в его штаб-квартиру. – У нас по-прежнему длинные руки». Теперь Эйхман планировал применить простой и жестокий способ возобновления депортаций евреев без долгих переговоров с армейским командованием по поводу каждого вагона и локомотива – в пешем порядке. Всеми своими силами ему стремился помешать в этом Рауль Валленберг, секретарь шведской миссии в Будапеште. Валленберг раздавал евреям охранные паспорта и пытался в меру сил охранять ранее купленные им и заселенные евреями «шведские дома». В начале декабря 1944 года Валленберг сообщил в Стокгольм об итогах своей работы: «за время «маршей смерти», вмешиваясь под тем или иным предлогом, нам удалось спасти около двух тысяч конвоируемых». Он также добавил, что меры, предпринятые шведской миссией, обеспечили возвращение в Будапешт пятнадцати тысяч угнанных на выполнение трудовой повинности. Всем им был выдан либо шведский паспорт, либо аналогичные удостоверения  миссий других стран.

Следующим шагом на пути уничтожения евреев Будапешта стало создание гетто. Создание отдельного квартала для евреев, у которых не было охранных документов, началось 18.11.1944 г. Официальное распоряжение об этом отдал министр внутренних дел нилашистского правительства Габор Вайна 21.11.1944 года. А 10.12.1944 года территория гетто была отделена от остальной территории города деревянным забором.

Вот так вспоминал об условиях жизни в гетто в конце декабря 1944 года очевидец: «На узкой улице Казинци истощенные мужчины, ссутулившись и склонив головы, толкали тачку. На грохочущей тележке лежали обнаженные, желтые как воск, человеческие тела, вниз свешивалась окоченевшая рука с черными пластырями, которая билась о спицы колеса. Процессия остановилась у бань и осторожно свернула в решетчатые ворота. Во дворе бань, за неряшливым фасадом, лежали сложенные навалом, как распиленные бревна, окоченевшие трупы. Я перешел через площадь Клаузаль. Посредине на корточках или на коленях сидели люди. Они собрались у трупа лошади и ножами отхватывали от него куски мяса. В нескольких метрах лежала голова животного. Желто-синие студенистые внутренности и слой жира виднелись через отверстия в изуродованном теле» [8].

Во время борьбы за жизнь обитателей гетто произошел открытый конфликт между Валленбергом и Эйхманом. Эйхман стоял, по крайней мере, за одним покушением на жизнь Валленберга. Однажды вечером в начале декабря 1944 года в автомашину Валленберга врезался шедший на полном ходу тяжелый грузовик, сразу же скрывшийся в темноте. Автомашина была разрушена почти полностью, но Валленберг и водитель Лангфельдер остались целыми и невредимыми. Согласно свидетельству Ларса Берга, также секретаря шведской миссии, Валленберг сразу после случившегося пешком отправился в штаб-квартиру Эйхмана в отеле «Мажестик» и заявил протест. Эйхман выразил свое сожаление по поводу случившегося, но, как только Валленберг ушел, улыбнулся и сказал: «Я попробую еще раз» [5].

Перед этим инцидентом Валленберг пригласил Эйхмана к себе на ужин, желая понять, что движет его поступками. Эйхман согласился, испытывая то же желание. Ларс Берг в своих мемуарах описал тот

ужин. «Валленберг, не собиравшийся вести с Эйхманом переговоры, начал говорить о нацизме и о вероятном исходе войны. Он бесстрашно и блестяще при помощи одних только логических аргументов разобрал на винтики всю доктрину нацизма и предсказал полное поражение ее адептов. Я думаю, он не столько излагал перед Эйхманом свои взгляды, сколько хотел сделать ему своего рода предупреждение, что самым лучшим для него исходом было бы немедленное прекращение депортаций и уничтожения венгерских евреев… Наконец, Эйхман сказал: «Вы правы, герр Валленберг, я признаю это. Впрочем, я никогда не верил в нацизм как в учение. Зато он дал мне власть и богатство. Я знаю, что скоро моя приятная жизнь здесь закончится. Мои самолеты перестанут доставлять мне женщин и вино из Парижа и деликатесы с Востока. Мои лошади и собаки, моя роскошная квартира здесь, в Будапеште, отойдут к русским, а меня как офицера СС пристрелят на месте. Мне некуда бежать, но, если я буду исполнять приказы из Берлина и жестко осуществлять данные мне полномочия, я смогу еще на некоторое время продлить для себя этот образ жизни. И я хочу предупредить вас, герр Валленберг, что сделаю все возможное, чтобы остановить вас. Если я сочту необходимым вас устранить, ваш шведский дипломатический паспорт мне помехой не будет. Случайности происходят даже с дипломатами из нейтральных стран» [5].

Несмотря на это бахвальство, Эйхман в панике бежал из города на заре 23 декабря 1944 года. Причиной был прорыв Красной Армии к северо-западным окраинам города, оставляющий немцам для отступления небольшой и быстро сужающийся коридор. Так закончился личный крестовый поход Адольфа Эйхмана против венгерских евреев, которых он желал уничтожить всех до единого. Однако опасность еще не миновала: в городе оставались немцы и нилашисты.

Боевики партии «Скрещенные стрелы» совершили бесчисленное количество актов вандализма против обитателей гетто. В период с 14.11.1944 по 18.01.1945 в гетто ежедневно погибало около 80 человек. В этот период в институт судебной медицины ежедневно доставляли 50-60 трупов людей, убитых выстрелами в основание черепа. Во время одного из таких инцидентов 28.12.1944 к венгерским боевикам-нилашистам, вопреки приказу командования, присоединились немецкие солдаты. Они забрали значительное число мужчин из больницы на площади Бетлена Габора, отконвоировали их на набережную Дуная и расстреляли.

Количество самоубийств, совершавшихся евреями в течение одной недели, превышало среднее число самоубийств за год по всей Венгрии за 1943 год. «Сводили счеты с жизнью старики, молодые девушки, беременные женщины. Некоторые матери наносили не желавшим к ним присоединиться дочерям удары скалкой, а потом укладывали их у газовых плит с открытой конфоркой» [8].

1.01.1945 года спецпредставитель Салаши Эрнё Вайна подготовил свой первый приказ, согласно которому все население международного гетто должно было быть переведено в «обычное» гетто «по соображениям военной необходимости» (на самом деле это делалось, чтобы облегчить убийство этих людей). 4.01.1945 года он повторно издал этот приказ, и на этот раз даже Рауль Валленберг не смог ничего сделать, чтобы избежать его выполнения. 5 и 6 января 1945 года пять тысяч обитателей «шведских домов» отправились в  «обычное» гетто. Правительство нилашистов заявило, что раз другие государства не признают его, то и оно, в свою очередь, не обязано придерживаться никаких международных соглашений. Лишь после того, как Рауль Валленберг пообещал, что поставки дополнительного продовольствия для гетто будут осуществляться по линии партии «Скрещенные стрелы» (взятка нилашистам натурой…), «эвакуация» была приостановлена 7.01.1945 года. Но в тот же день боевики-нилашисты совершили нападение на один из «шведских домов» и угнали оттуда около 130 человек, которых отвели на берег Дуная и расстреляли из пулеметов. По свидетельству очевидца такие казни выглядели следующим образом. «Я выглянул из-за угла концертного зала «Вигадо» и увидел, как жертвы выстраиваются в длинную очередь на рельсах трамвая №2. Все они уже совершенно смирились со своей участью. Те, кто стояли ближе к Дунаю были уже раздеты, остальные брели за ними, раздеваясь на ходу. Все происходило в полном молчании, которое прерывалось лишь парой ружейных выстрелов или короткой пулеметной очередью. В полдень, когда никого из них уже не осталось, мы снова посмотрели на это место. Мертвые окровавленные тела лежали на льдинах или плавали в воде Дуная…» [8].

Для того, чтобы прекратить эти кровопролитные казни, 10.01.1945 года в гетто были направлены 100 полицейских, но уже на следующий день 45 евреев были убиты  на улице Вешелени, в двух шагах от полицейского поста. Их тела сложили во дворе синагоги на улице Казинци и на площади Клаузаль, поскольку у никого из убийц не было ни времени ни желания следовать циничному совету нилашистам судебного патологоанатома, бывшего члена международных комиссий по расследованию массовых казней в Катыни и Виннице, профессора Ференца Оршоша, который тесно сотрудничал с нилашистами: «БРОСАЙТЕ МЕРТВЫХ ЕВРЕЕВ В ДУНАЙ, НАМ НЕ НУЖНА ЕЩЕ ОДНА КАТЫНЬ»… [8, 9].

Во вторую неделю января 1945 года Валленбергу стало известно о том, что началась подготовка к полной ликвидации Общего гетто. Бойня должна была проведена силами пятисот солдат войск СС и нилашистами под руководством священника Лучки. Чтобы никому из евреев не удалось избежать гибели, двести полицейских должны были взять гетто в кольцо оцепления.

Был только один человек, который мог эту бойню предотвратить, – генерал Шмидтгубер, командующий силами СС в городе. От имени Валленберга генералу было передано, что, если бойня произойдет, Валленберг сделает все, чтобы Шмидтгубер считался лично за нее ответственным и был повешен как преступник после окончания войны. Тем временем передовые части 2-го Украинского фронта, находящиеся в двухстах метрах от гетто, постепенно, метр за метром, продвигались вперед и времени на то, чтобы найти Валленберга и заставить его замолчать, не было. Нервы Шмидтгубера не выдержали, и он отменил акцию против гетто. Так Валленберг одержал свою последнюю победу [5].

Пер Ангер считал, что в заслугу Валленбергу можно поставить спасение евреев как в Международном, так и в Общем гетто. «Он был единственным дипломатом, оставшимся в Пеште с одной только целью – защитить этих людей. В общей сложности ему обязаны жизнью не менее 100000 человек» [6]. «Окончательное решение» пережили 120 000 венгерских евреев – самая большая еврейская община, оставшаяся в Европе [5].

Валленберг в эти последние отчаянные недели нашел время подумать о том, что ожидает после войны Венгрию и ее уцелевшее еврейское население. В начале ноября 1944 года он открыл при своем Отделе С небольшой филиал для разработки подробного социально-экономического плана восстановления нормальной жизни после поражения нацистов. Необходимые для осуществления плана деньги предполагалось получить через американское УВБ и ДЖОЙНТ. План включал поиск пропавших лиц и воссоединение семей, срочное распределение продовольствия; обеспечение жильем и распределение предметов первой необходимости; медицинское обслуживание; призрение сирот; информационная служба; восстановление коммерческой и деловой жизни; создание рабочих мест. Однако, считая, что СССР позволит на подконтрольной ему территории проведение независимой от него и к тому же финансируемой США операции по восстановлению, Валленберг продемонстрировал полное отсутствие политического чутья. Это будет стоить ему свободы.

Валленберг хотел представить свой план венгерскому Временному правительству, учрежденному под эгидой Красной армии на востоке страны в городе Дебрецене (в 120 милях от Будапешта), как можно скорее. Поэтому в последние дни осады он опять переменил место жительства таким образом, чтобы оно находилось на пути наступления передовых советских войск. Валленберг также хотел обратиться к командующему 2-м Украинским фронтом маршалу Малиновскому с просьбой о срочных поставках продовольствия и медикаментов для двух будапештских гетто. Вместе со своим водителем Лангфельдером он обосновался в доме, принадлежащем организации Красного Креста, на улице Бенцур.

13 января 1945 года подразделение советских солдат продвигалось по этой улице, проверяя каждый дом. На доме №16 солдаты с удивлением увидели желто-голубой шведский флаг. Валленберг объяснил – на разговорном русском, – что он является шведским поверенным в делах на освобожденной территории Венгрии и попросил встречи с офицером. Через некоторое время к дому прибыл майор Демченко. Они долго разговаривали, после чего Демченко отправился вместе с Валленбергом и Лангфельдером в штаб генерала Чернышева, командовавшего районом Зугло. Чернышев дал ему необходимое разрешение для поездки в Дебрецен и приказал майору Демченко сопровождать Валленберга с эскортом из двух солдат.  Ранним утром 17 января Валленберг и Лангфельдер в сопровождении Демченко и двух солдат на мотоцикле вернулись на улицу Бенцур. Валленберг собрал свой багаж – свой верный рюкзак и чемодан, который охранял один из его служащих. В чемодане хранились остатки денег, всего 222 000 пенгё.

С улицы Бенцур Валленберг поехал к охраняемому шведской миссией дому на улице Татра для того, чтобы попрощаться с самыми близкими сотрудниками. Вместе с ним и шофером Лангфельдером туда же отправился доктор Эрнё Петё. Демченко сопровождал их сзади, в люльке мотоцикла. Валленберг, казалось, был в хорошем настроении. Он сказал Петё, что русские хорошо за ним присматривают и заметил: «Не знаю, защищают они меня или за мной следят. Я не уверен, кто я – их гость или пленник?». В доме номер 6 на улице Татра Валленберг поднялся наверх по лестнице и поговорил со своими еврейскими помощниками, сопровождение ожидало его в это время на улице.

Д-р Петё снова вызвался сопровождать Валленберга и Лангфельдера, и они отправились в путь втроем. Д-р Петё: «На углу улицы Бенцур я вышел, пожелав Валленбергу на его рискованном пути всего наилучшего. Более я его никогда не видел». На свободе Рауля Валленберга больше не видел никто. [5].

Эпилог

Целью мистера Конрада, учителя Юнионтауна (Канзас) было  научить уважать и понимать всех людей независимо от их расы, религиозных и политических убеждений. Поэтому он предлагал школьникам работать над проектами о невоспетых героях прошлого, ставить спектакли, снимать документальные фильмы и устраивать выставки. Он считал, что эти проекты помогут ученикам изменить свою жизнь, научат вести исследовательскую работу, сотрудничать, пользоваться источниками информации. Он говорил, что даже одному-единственному человеку под силу изменить ход истории… и что человеком этим может быть любой из них. Одна из учениц, Лиз Камберс, не воспринимала его слова всерьез, и гадала над смыслом девиза, начертанного на висящей над школьной доской табличке:

«Спасающий одного человека спасает весь мир». Талмуд.

И случилось так, что именно Лиз досталась папка, в которой она наткнулась на статью, вырезанную из журнала «U.S. News and World Report». Статья, опубликованная 21 марта 1994 года, называлась «Другие Шиндлеры». Несколько абзацев были обведены красным маркером:

Польша: Ирена Сендлер, социальный работник

Она дала двум с половиной тысячам еврейских детей новые имена, а списки с настоящими именами закопала, чтобы они не попали в руки нацистов. Когда Гитлер в 1940 году выделил в Варшаве еврейское гетто и загнал за его стены 500 000 уже обреченных на ликвидацию евреев, поляки в большинстве своем отнеслись к этому равнодушно, а то и с одобрением. Но не Ирена Сендлер. Как социальный работник, она выхлопотала себе разрешение на посещение переполненного гетто, чтобы проверять, не появляются ли там признаки тифа, распространения которого очень опасались нацисты. Потрясенная увиденным, Сендлер вступила в Жеготу – подпольную организацию, занимавшуюся помощью евреям, и получила кличку «Иоланта». Депортации уже начались, и, понимая, что взрослых спасти уже невозможно, Сендлер начала тайком вывозить в карете «Скорой помощи» детей. «Вы обещаете, что они выживут?» – спрашивали Сендлер убитые горем родители. Она могла обещать только одно: дети погибнут наверняка, если останутся в гетто. «Мне до сих пор снится, – говорит она, – как кричали дети, расставаясь с родителями». Сендлер удалось вывезти из гетто почти 2500 еврейских детей. Когда они оказывались в безопасности, она придумывала им новые имена и биографии. Чтобы не забыть, кто был кто, она записывала их настоящие имена на бумажки, клала в пустые бутылки и закапывала у себя в саду. Найти христиан, готовых укрыть этих детей в своих домах, было очень нелегко: «Тогда в Польше немногие желали помочь евреям, [даже] детям». Но Сендлер организовала подпольную сеть из семей и монастырей, готовых предоставить им убежище. «Я писала записку: «Готова пожертвовать монастырю одежду», – ко мне приезжали монахини и забирали детей» [1].

Так несколько канзасских школьниц начали работать над Проектом «Ирена Сендлер». Они представили «Ирену Сендлер» на уровне штата (Абилин, Канзас), а потом и на общенациональном конкурсе (Колледж-Парк, Мэриленд). Однако, в отличие от остальных, этот проект не умер сразу по завершении конкурса. Они уже отыграли «Жизнь в банке» в Еврейском Фонде Праведников в Нью-Йорке, в Канзасском отделе народного образования и в нескольких синагогах Канзас-Сити. В «Жизни в банке», простенькой пьесе, они показывали, как Ирена Сендлер ходит по еврейским семьям в Варшавском гетто и уговаривает матерей отказаться от своих детей ради спасения их жизни. Затем школьницы начали искать могилу Ирены, но выяснилось, что она жива и живет в Варшаве. Девочки вместе с мистером Конрадом посетили Ирену Сендлер в Варшаве в 2001 году (нашей героине был 91 год) и привезли ей подарки: огромное вырезанное из розовой бумаги сердце, подписанное всеми учениками Юнионтаунской школы, вазу с букетом цветов и гобелен с подсолнухами. Девочки последний раз посетили Ирену Сендлер в 2008 году, за неделю до ее смерти. В 2007 году Ирена Сендлер была выдвинута на Нобелевскую премию мира премьер-министром Израиля и президентом Польши [1]. Но премия эта досталась Элу Гору…

Ян Карский быстро написал и опубликовал в 1944 году в США книгу «История подпольного государства» (The Story of a Secret State). Первый тираж в триста шестьдесят тысяч экземпляров разошелся мгновенно, и вскоре последовало английское издание. Уже в 1945 году книгу перевели на шведский, в 1946-м – на норвежский, а в 1948-м – на французский язык. Мир вновь вспомнил о Яне Карском в октябре 1981 года, когда в Вашингтоне открылась Международная конференция освободителей узников нацистских концлагерей, организованная Эли Визелем и Американским мемориальным советом по Холокосту. По приглашению Эли Визеля Карский снова публично докладывал о преступном уничтожении евреев, свидетелем которого был летом 1942 года. Его доклад на конференции назывался «Как открылась правда о существовании плана „окончательного решения“». Карский задавался вопросами, что и когда узнали об этом власти западных стран, получив эту информацию, и какова была их реакция. «Я был в числе тех, кто сыграл в этом некоторую роль», – сказал он.

Когда окончилась война, – продолжал Карский, – я узнал, что ни правительствам, ни политическим лидерам, ни ученым, ни писателям ничего не было известно о судьбе евреев. Все они были удивлены. Убийство шести миллионов невинных людей прошло для них незамеченным… В тот день я стал евреем. Как семья моей жены, присутствующей здесь, в зале… Я еврей-христианин. Еврей-католик. И не считаю ересью свое убеждение в том, что человечество совершило второе грехопадение: одни – исполняя приказ, другие – не обращая внимания, одни – не желая знать, другие – оставаясь равнодушными, одни – из эгоизма или лицемерия, другие – по холодному расчету. Этот грех будет преследовать людей до конца света. Он преследует и меня. И это справедливо».

В июне 1982 года иерусалимский институт Яд Вашем присвоил Яну Карскому звание Праведника мира. А в 1985-м французская публика увидела на экране его прекрасное, залитое слезами лицо в документальном фильме Клода Ланцмана «Шоа» [2].

В наши дни известно, что 17 января 1945 г. Валленберг был арестован СМЕРШ по распоряжению замнаркома обороны Булганина (Булганин был лишь войсковым писарем Сталина, поэтому это был приказ Самого). В апреле 1945 г. шведская миссия в Венгрии вернулась на родину через Москву. Не хватало лишь Рауля Валленберга, который оказался  9 февраля 1945 г. на Лубянке, а затем был переведен в Лефортово.

Май фон Дардель, мать Рауля не дождалась сына. Вместе со своим мужем они, почти одновременно, приняли яд в 1979 году после очередного фальшивого известия о судьбе Рауля. Под некрологом стояло и имя Рауля, как будто он был жив и скорбел о смерти близких. В 1989 г. по указанию Горбачева найти что-то для родственников Рауля, его сводные брат и сестра получили из рук шефа КГБ пакет «совершенно неожиданно свалившийся с верхних стеллажей при ремонте». В пакете был, в частности, дипломатический паспорт Рауля Валленберга.

Евгений Перельройзен (Хайфа, Израиль)

ЛИТЕРАТУРА

1. Майер Д. Храброе сердце Ирены Сендлер. – М.: Эксмо, 2013. – 558 с.
2. Карский Я. Я свидетельствую перед миром: История подпольного государства. – М.: Астрель: CORPUS, 2012. – 446 с.
3. Рожанский Л. Евреи Рузвельта. – Интернет-газета «Каскад.com», 21.07.2011 (http://kackad.com/kackad).
4. Robert Shogan. Prelude to Catastrophe: FDR’s Jews and the Menace of Nazism. By Robert Shogan. – Chicago, IL.: Ivan R. Dee, 2010. – 312 pp.
5. Бирман Дж. Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста. – М.: Текст, 2007 (Приложение: Рауль Валленберг. Отчет шведско-российской рабочей группы). – 399 с.
6. Ангер П. С Раулем Валленбергом в Будапеште.– СПб: Академический проект, 2005.– 160с.
7. Янгфельдт Б. Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой.– М.: АСТ: CORPUS, 2015. – 636 с.
8. Унгвари К. Осада Будапешта. Сто дней Второй мировой войны.– М.: Центрполиграф, 2013.
9. Перельройзен Е. Он считал себя врачом.– Интернет-газета «Континент», 31.01.2016 (http://kontinentusa.com/on-schital-sebya-vrachom).