Сборник составлен из статей и эссе известного литературоведа и переводчика Тимофея Лиокумовича о ряде белорусских писателей разных поколений, а также его переводов, в том числе и авторизованных, произведений белорусских поэтов и прозаиков. Подобное издание предпринимается впервые в США с целью ознакомления русскоязычных американских читателей с достижениями белорусской литературы и вызвать закономерный интерес к ее гуманистическому пафосу и творческому своеобразию.
Тимофей Лиокумович — известный литературовед и переводчик, победитель Международного литературного конкурса белорусов зарубежья (номинация «проза») «Наследники Скорины» 2005, доктор филологических наук — постоянное внимание в своих исследованиях уделяет белорусской литературе.
Его перу принадлежат книги «Потомки А.С.Пушкина в Беларуси», «Янка Купала и русская литература. Многогранность творческих взаимосвязей» и др.
Его многочисленные статьи и очерки также печатались в научных сборниках, журналах и газетах Беларуси, России, США, Украины, Польши и других стран.
******************************************************************
ЛЕТОПИСЬ НАРОДНОЙ СУДЬБЫ
Путь служения своему народу белорусская литература, опираясь на богатые фольклорные истоки и живой разговорный язык, бытующий немеркнущими столетиями под крышами крестьянских изб, начала с печатных книг белорусского гуманиста-просветителя Франциска Скорины (XVI в.) – основателя восточнославянского книгопечатания. Его современник Николай Гусовский поэмой «Песня о зубре» восславил человека труда, к которому вызывал сочувствие и увавжение, выступил на защиту общенациональных интересов, ратуя за гармоническое взаимодействие человека, общества и природы.
Заметные шаги в своем развитии белорусская литература сделала в XIX веке. Сатирические поэмы «Энеида навыворот» и «Тарас на Парнасе» обличали крепостничество и поддерживали реалистические тенденции в искусстве.
Не обошел вниманием крестьянскую жизнь Винцент Дунин-Марцинкевич (1807—1884), который считается родоначальником современной белорусской литературы, направив свое перо против чиновников-казнокрадов, взяточников и деревенских хищников.
Демократические и национальные тенденции усилились в белорусской литературе к концу XIX столетия: в творчестве Франтишка Богушевича (1840—1900, сборники «Дудка белорусская», «Смычок белорусский»), прозванного «мужицким адвокатом», Янки Лучины (1851—1897), Адама Гуриновича (1869—1894) и других выразителей мыслей и чувств угнетенного белорусского крестьянства.
Несмотря на исторические катаклизмы, правдивое отражение жизни стало основополагающим стержнем белорусской словесности, олицетворившей собой духовные и творческие силы народа. Она с первых шагов стремилась подмечать изменения, происходившие в обществе и в характере людей, целенаправленно воздействовала с гражданских позиций на мировоззрение современников, постоянно обращаясь к стержневым проблемам жизни народа. Активная позиция обеспечивала ей неизменное развитие, быстрый рост, проявляющийся в расширении тематики, жанров, художественного мастерства, не говоря уже об углублении в жизненные процессы и психологию героев.
Действенным голосом народа, выражением его страданий и требований, его наставником, агитатором, пророком и поводырем белорусская литература стала с начала ХХ века – с приходом в нее Янки Купалы (сборники «Жалейка», «Гусляр», «Дорогами жизни», пьесы «Павлинка» и «Разоренное гнездо») и Якуба Коласа («Песни печали»), которые практически заложили основы белорусской национальной идеи, идеи национального достоинства, национальной самоиндефикации. Их творчество было проникнуто заботой о судьбе народа, призывами к борьбе за лучшую долю, за национальную независимость, за учреждение белорусской государственности. Они привили белорусской литературе чувство ответственности перед народом, определили магистральный путь ее развития, содействовали пробуждению и формированию национального самосознания белорусов. С их творческих достижений начался звездный час белорусской словесности, вставшей по искусству художественного слова в один ряд с другими славянскими литературами.
Видную роль в формировании общественного сознания белорусов, в постижении себя созидателями истории и хозяевами своей судьбы сыграли Тетка (Э.Пашкевич), М.Богданович, З.Бядуля, Т.Гартный, А.Гарун, М.Горецкий и другие писатели, чье творчество проявлялось в самоотверженном служении народу, ибо кроме защиты обездоленного крестьянина, они воскресали к жизни запретный язык, непризнанный и подвергавшийся гонениям и насмешкам. Не цуралась белорусская словесность достижений сложившихся ранее русской, украинской и польской литератур, вбирая в себя и плодотворно развивая на родной почве их лучшие традиции.
Поэты 20-х годов прошлого столетия (М.Чарот, П.Трус, В.Дубовка, А.Александрович и др.) романтическими по своему характеру произведениями, насыщенными открытой публицистичностью, изображением напряженных ритмов труда, стремились воздействовать на воспитание нового человека – человека высоких нравственных качеств, жертвовавшего собой и своими интересами на благо других, чуждого всякого корыстного расчета, личной выгоды, честно и самоотверженно трудившегося на пользу Родины и народа.
Сатира Кондрата Крапивы, баснями и комедиями развивавшего национальные традиции высмеивания всего отрицательного в жизни, преследовала те же благородные цели.
В 20-30-е годы прошлого века завершилось и формирование белорусской прозы (Я.Колас «На росстанях», романы К.Чорного, повесть З.Бядули «Соловей» и т.д.), сумевшей проникнуть в сущность происходивших изменений в окружающем мире, философски осмыслить историю родного народа, воссоздать в крупных характерах и драматических коллизиях выразительные национальные образы. Ее прямой предшественницей по праву можно назвать поэму Я.Коласа «Новая земля», ставшей настоящей энциклопедией народной жизни.
В 30-40-е годы прошлого столетия новыми именами обогатилась и белорусская поэзия. Вместе с ростом культуры белорусского народа росли и достижения белорусской литературы. Свое заметное слово в изображение народной жизни внесли П.Бровка, П.Глебка, А.Кулешов, М.Танк, В.Тавлай и др.
В эти же годы многие имена талантливых писателей, попаших в жернова сталинских репрессий, по ложным обвинениям были изъяты из литературы. Им суждено было погибнуть в гулагских застенках или оказаться на тюремных нарах, в ссылках (М.Чарот, Т.Гартный, П.Головач, М.Зарецкий, А.Дудар, В.Ходыка, В.Дубовка, Я.Пуща и др.), что явно отрицательно сказалось на развитии белорусской литературы. К тому же идеологические требования не давали возможности раскрыться человеческой индивидуальности, деформировали направление таланта. Параллельно запрету подвергались произведения заслуживающие большого внимания и имеющие особое значение как для развития белорусской словесности, так и общественной мысли (к примеру, пьеса Я.Купалы «Здешние»).
В годы суровых военных испытаний, в смертельной схватке с фашизмом голосами Я.Купалы, Я.Коласа, К.Чорного, М.Лынькова, П.Бровки, М.Танка, А.Кулешова и других писателей белорусская литература мобилизовала силы народа на непримиримую борьбу с озверелым злейшим врагом человечества – фашизмом, вдохновляла на героические подвиги, вселяла уверенность в победу. Пламенное слово и поэтов, и прозаиков было на вооружении сражающегося народа. Многие белорусские писатели находились в рядах Красной Армии, принимали участие в партизанском движении. Более 20 из них не вернулись с полей сражений (А.Жаврук, Н.Сурначев, З.Остапенко, А.Коршак и др.).
Кровоточащая тема войны осталась определяющей в белорусской литературе по сегодняшний день. Изображению народной жизни в судьбоносный период как для Беларуси, так и для всего человечества посвящены романы и повести И.Шамякина, М.Лынькова, И.Чигринова, И.Пташникова, А.Адамовича, И.Науменко, пьесы А.Макаенка, многочисленные стихотворения и поэмы А.Кулешова, М.Танка и многих других. Углубленному изображению поведения человека на войне, его поведению в экстремальных условиях и тем самым углубленному изображению бессмертного подвига народа посвятил свои повести глубокого внутреннего драматизма Василь Быков («Мертвым не больно», «Сотников», «Знак беды» и др.), оказавший действенное влияние на мировую литературу при изображении человека на войне.
Со второй половины 50-х годов ХХ века в белорусскую литературу начали возвращаться ранее насильно вычеркнутые из нее имена реабилитированных художников слова, которых в свое время официальные власти приговорили если не к физической, то к политической и творческой смерти (А.Гарун, А.Мрий, Л.Колюга, Г.Мурашко, В.Моряков, Я.Пуща, А.Звонок, С.Граховский, С.Шушкевич и др.), что позволило ликвидировать в ней искусственные «белые пятна», восстановить и расширить представление о ее многострадальном пути.
Литература продолжала оставаться важнейшей опорой культурного строительства в республике. По-прежнему традиционной для белорусской литературы оставалась и остается проблема жизни деревни (И.Мележ, Я.Брыль, М.Стрельцов и др.).
Закономерно продолжая уделять непреходящее внимание героизму и самоотверженности советских людей на фронте и в тылу, восстановлению промышленности и сельского хозяйства, установлению взамимопонимания между народами, белорусская литература не выпускала из поля зрения моральные проблемы, ратовала за здоровый быт, за уважительное отношение к личности, за нормальные человеческие отношения, за формирование атмосферы доверия между людьми. Обращая внимание на отражение важнейших событий жизни, происходивших в деревне и городе, не замалчивая трудностей и противоречий на историческом пути народа, не минуя радостей и огорчений человеческих, белорусские писатели в тоже самое время чутко относились к качеству художественного воплощения изображаемых явлений, что содействовало глубокому проникновению в их внутреннее содержание.
Вдохновенно продолжали звучать голоса поэтов М.Танка, П.Панченко, А.Велюгина, А.Пысина, М.Аврамчика, к ним присоединились свежие голоса Р.Бородулина, Г.Буравкина, О.Лойки, Н.Гилевича, П.Макаля, В.Зуенка, А.Вертинского, Е.Янищиц, С.Законникова, В.Некляева и др., прислушивавшихся к пульсу жизни и стремившихся осмыслить сущность происходившего в стране.
Тревожным набатом с 90-х годов прошлого века врывается в белорусскую литературу чернобыльская тема и становится одной из актуальных (И.Шамякин «Злая звезда», С.Алексиевич «Чернобыльская молитва», взволнованное отражение в поэзии С.Законникова и др.).
Творчество Владимира Короткевича активизировало исторический жанр, сочетая в себе изображение героики прошлого с повседневными буднями, содействуя укреплению белорусского самосознания и утверждению национального достоинства. Его традиции успешно подхватил Владимир Орлов, отстаивая идею независимости белорусской государственности, опираясь, как и В.Короткевич, на многочисленные примеры героизма и жертвенности белорусов. Их произведения позволяют полней осмыслить и прочувствовать пережитое народом и представить перспективу его дальнейшего развития.
В наше время белорусская словесность успешно пополняется новыми талантами, живущими тревогами за сегодняшний и завтрашний день республики. Не случайно Беларусь часто называют поющей землей за ее щедрость на людей с высокой степенью художественной одаренности.
Белорусские писатели, несмотря на то, что никогда не трудились в благоприятных условиях, ни в ХIХ, ни в ХХ столетиях, ни при каких обстоятельствах не были простыми наблюдателями исторических катаклизмов, живя вместе со своими читателями одними и теми же заботами и проблемами, не отрываясь от времени, постоянно руководствовались интересами общества, народа, государства и отдельного человека, поисками справедливого уклада жизни, эстетического идеала времени. Судьба Беларуси, верность родной земле, отцовскому дому всегда были в центре их внимания, являясь краеугольным камнем творческих поисков, углублявших ее изобразительные возможности. Белорусские писатели выступали против мещанства, беспринципного приспособленчества, ранодушия – против растления человека, против его растительного существования. Гражданские позиции художников слова, руководствовавшихся высокими общечеловеческими моральными и культурными традициями, обеспечили белорусской словесности богатое содержание. Белоруский народ постоянно ощущает на себе действенную силу своей литературы, живущей заботой о нем, о развитиии национальной культуры. Выявляя драматизм эпохи, белорусская литература стала действенной летописью страданий и болей, побед и невзгод своего народа.
Неумолимо изменяющееся время, как правило, влечет за собою изменения ценностей. С 90-х годов прошлого века под воздействием общественных сдвигов подверглись переоценке многие исторические и литературные факты, однако белорусская словесность выдержала и этот нелицеприятный экзамсен, даже в условиях, когда роль писателя в обществе заметно стала снижаться. Ее жизненности содействовало постоянное внимание к социально-общественным закономерностям бытия, к исследованию исторических причин изменяющейся действительности, к раскрытию противоречий и конфликтов современности. При всей строгости, а иногда и предвзятости переоценок, она не потеряла своего лица, своей исторической значимости, ибо всегда была проникнута священным чувством любви к Родине, которое не поддается легкомысленным, верхоглядным измышлениям. В сложнейших условиях ХХ века белорусская литература, несмотря на многочисленные искусственные преграды, безвременные потери и неоднократно навязанные ей схемы (иллюстративность, бесконфликтность, ограничения, вводимые соцреализмом и т. д.) и условности, в разрез с конъюнктурой преодолевала все надуманное, нежизненное, ибо неизменно, опираясь на национальные традиции, набирала силу, углубляла содержательность, постоянно служа общественным интересам, помогая людям отличать добро от зла, расширяя свой творческий диапозон, усовершенствуя при этом родной язык и оттачивая художественное мастерство. В ней, как в зеркале, отразилась многострадальная судьба белорусского народа – его нравы и обычаи, переживания, представления о мире, стремления к социальной справедливости и национальной независимости. Защитив и запечатлев духовное богатство нации, она выдержала строгий экзамен на верность народу, на художественную самобытность, ибо всегда питалась гуманистическими идеалами и являлась могучим средством выражения устремлений своего народа. На произведениях белорусских писателей воспитывались многие поколения. Белорусская словесность представляет собой удивительный феномен в мировой литературе, многими своими произведениями не уступая всемирно признанным образцам. Подтверждением чему может служить литературное наследие Янки Купалы, Якуба Коласа, В.Быкова и других известных художников белорусского слова, внесших весомый вклад в сокровищницу мирового искусства. Ко всему она представляет новым поколениям возможность ощутить дух прошедших эпох, иметь о них объективное понятие и уяснить движущие пружины общественных коллизий. Привлекает она к себе и неизменным жизнеутверждающим пафосом.
Каждая национальная культура имеет самобытные достижения, которые интересны для людей других наций, чем и вносит весомый вклад в общечеловеческую культуру. В арсенале уникальной и неповторимой белорусской литературы, существенными чертами которой были и остаются патриотизм и верность народу, свидетельствующие о ее гражданской зрелости и эстетической ценности, нестандартные образцы художественных творений слова. Не претендуя на восстановление целостной панорамы истории белорусской художественной письменности, настоящее издание стремится дать возможность зарубежному русскоязычному читателю познакомиться с некоторыми ее представителями и образцами их творчества в русском переводе, что позволит убедиться в ее весомости, в общечеловеческой значимости, в праве заговорить с иноязычным читателем. Даже вырванные из обширного контекста белорусской литературы они позволяют окунуться в ее мир, дают наглядное представление о ее высокой духовности и эстетической насыщенности, чувстве гражданской ответственности за все, что появлялось на ее страницах. Вместе с тем произведения белорусских писателей открывают человечеству душу своего народа, щедро делясь с другиим нациями сокровенными думами и радостями, достижениями и успехами, не скрывая своих огорчений, горестей и тревог. Белорусская литература достойна всемирного читателя.
Уверен, что прикосновение к белорусской литературе, являющейся интеллектуальным и нравственным богатством самобытной нации, – надежная прививка против распространенной нынешней бездуховности, черствости, лицемерия, плутовства и мошенничества, что оно послужит толчком к преодолению различных надуманных догм и лживых измышлений, распоясавшихся умственных пигмеев, национальной и религиозной надменности, нетерпимости, обмана и двойной морали, позволит почувствовать ранимость человеческой души и воздержаться от расчеловечивания человека, ведущего к духовному одичанию общества.
Надеемся на то, что прикосновение к белорусской литературе, с одной стороны, будет содействовать близкому ознакомлению с Беларусью, пониманию жизни и устремлений белорусов; а с другой стороны, будет содействовать обогащению духовного и эстетического внутреннего мира читателей, ориентируя их на поддержку вокруг себя доброты и справедливости. В то же самое время знакомство с произведениями белорусских авторов послужит усилению внимания к белорусской литературе, к большей востребованности белорусской книги, которая в свою очередь послужит росту авторитета Беларуси, уважения к белорусской земле, дальнейшему укреплению ее связей с представителями других национальностей, дальнейшему росту культурных связей между народами, ибо слово белорусских писателей честно служит лучшему осмыслению совместной истории человечества, установлению взаимопонимания и тесных контактов между народами.
******************************************************************
ПРОРОК С ПОДБИТЫМИ КРЫЛЬЯМИ
Певец Беларуси Янка Купала в иерархии литературных знаменитостей правомерно прописан в одном почетном ряду с Р.Бернсом, А.Пушкиным, А.Мицкевичем, Т.Шевченко и другими поэтами, ставшими не только духовными выразителями чаяний своих народов, их представительным голосом на международном форуме братства людей, но и рельефным символом конкретных наций. В то же самое время, надеюсь, не погрешу против истины, если скажу, что даже среди выдающихся художников слова с мировым именем, ему принадлежит особое место.
В чем же выражается специфичность исторической роли Янки Купалы?
Как правило, даже незаурядные поэты выражали и идеи, и устремления уже сформировавшихся наций, имевших свою историю, язык и литературу, соответственно сложившиеся национальные традиции, защищали интересы народов, обладавших определенным багажом, если так можно выразиться, экономических и культурных накоплений.
Миссия Янки Купалы оказалась намного сложней.
Во-первых, белорусскому поэту выпало на долю формировать национальное самосознание народа, которого фактически не признавали за нацию. «Доброжелатели» утверждали, что такой нации, как белорусы, нет и в помине. Русские шовинисты надоедливо твердили, что те, кто в западных районах России придерживается православия, являются русскими. Им вторили польские перевертыши такого же толка, назойливо талдыча, что те, кто придерживается католичества, — бесспорно, поляки. И, разумеется, и одни, и другие пытались как можно большее количество белорусов перетянуть в свое вероисповедание. Таким образом, если следовать религиозным канонам, их ухищренным требованиям, целая нация исчезала с лица земли, так как ей было отказано в праве на самостоятельное существование, на полноценное самоутверждение.
Кроме того, сами белорусы (к началу ХХ века в основном крестьяне) по причинам экономической отсталости, социального бесправия и постоянного национального унижения, когда душились любые проявления белорускости, еще не поднялись до национального самоопределения, называя себя то полешуками (по географическому названию — Полесье), то «тутэйшими» («здешними» — людьми, обитающими в данной местности, т.е. ее аборигенами).
Во-вторых, язык, на котором говорили белорусы, официально не признавался как самостоятельное лингвистическое явление. Иногда его называли «простым», а чаще презрительно именовали «мужицким», а то и «хамским», осмеивали людей, изъясняющихся на нем, высокомерно обзывая их «быдлом».
На долю Янки Купалы выпала грандиозная общественная миссия. Ему предстояло пробудить самосознание своего народа, по сути дела практически способствовать формированию белорусов в нацию, вызвать их к исторической деятельности, пробудить желание людьми зваться, отстаивать свои национальные интересы и законное право на существование. Ему предстояло определить духовные критерии угнетенного народа, обогатить его культурными достижениями других народов, приобщая к сокровищам мировой культуры, убедить в возможности национального возрождения и предсказать его успех, доказав право белорусов на государственную независимость. Для того, чтобы заставить задавленных непомерным гнетом людей поверить в самих себя, в осуществление извечной мечты о свободе, требовалась громадная эмоциональная сила воздействия на них, требовалось мужественное служение жизненной правде для формирования общественного сознания.
Янке Купале приходилось решать и другую не менее важную проблему – создание общенационального литературного белорусского языка, обосновать его жизнеспособность, его возможность передавать человеческие мысли, действия, оттенки человеческих чувств и абстрактных философских понятий.
Наконец, в-третьих, не менее трудную задачу необходимо было решить и в области сугубо литературной. Янке Купале предстояло, опираясь на фольклорные источники и скромные творческие достижения предшественников, создать высокохудожественную литературу, не уступающую по гуманистической насыщенности и художественной выразительности другим, уже признанным миром, литературам. Молодому писателю пришлось сталкиваться с еще нерешенными до него сложными вопросами художественного творчества, выступая в роли первооткрывателя. К тому времени другие славянские литературы, такие, как русская, украинская, польская, чешская, уже заняли прочное место в литературном пространстве, а белорусской словесности еще понадобилось доказывать свое право стоять в одном ряду с ними. Для этого ей следовало руководствоваться высокими требованиями писательского мастерства, отказаться от провинциализма, т.е. не выглядеть вторичной. Исторические обстоятельства диктовали Янке Купале роль основоположника новой оригинальной литературы. Даже в более благоприятных условиях, чем те, в которых оказался белорусский писатель, неизбежно требовалось обладать могучим творческим талантом, беспредельно верить в свое историческое предназначение, а также не сомневаться в потенциальные силы своего бесправного народа и в возможности своего затравленного и презираемого языка.
Отчаянная смелость, с которой приступил Янка Купала к решению сложнейших задач, позволяет понять, каким незаурядным талантом, энергией и убежденностью в правоту своего дела обладал благородный гений белорусского пера. В программном стихотворении «Я не поэт» (1905—1907) он с полной откровенностью наметил магистральную линию, которой собирался придерживаться в своем творчестве:
Есть кто-нибудь в каждом народе, чье слово,
Вещает в безвестье о славе бывалой,
У белорусов же нету такого –
Так пусть у них будет хоть Янка Купала.
Начал он песни тем словом убогим,
Что доля так долго в презренье держала…
Пусть радость в родном замерцает народе,
И счастлив уж будет Янка Купала.
Перевод Н.Кислика
Янка Купала вошел в литературу с внутренней потребностью сделать все возможное для того, чтобы белорусскому «люду свет иной открылся».
Общественную и творческую деятельность молодому писателю пришлось начинать с самых элементарных вещей: в то время не существовало белорусских печатных изданий, т.е. даже негде было опубликовать написанное. Однако историческое появление национального поэта было предопределено. Янка Купала «ворвался» в литературу подобно метеору. Его первое опубликованное стихотворение «Мужик» появилось (в оригинале!) на страницах прогрессивной русской газеты «Северо-Западный край» 5 мая 1905 г. И, как во всякой случайности, при пристальном рассмотрении проявляется явственная закономерность: первое печатное произведение белорусского поэта оказалось волею судьбы опубликованным рядом с рассказом Л.Толстого, словно предвещая о том, какой могучий талант идет в литературу. «Мужик», с его ярковыраженной гражданской позицией, воспринимается как манифест молодого Янки Купалы:
Того я, братцы, не забуду,
Что человек я, хоть мужик.
И всяк, кто спросит: — пусть уж знает, —
Единственный услышит крик,
Что, хоть мной каждый помыкает, —
Я буду жить! Ведь я мужик!
Перевод Н.Кислика
Вступив на путь защиты «пана сохи и косы», заявив о его человеческом достоинстве, Янка Купала понял, что белорусские беспросветные труженики должны стать полноправными членами общества. Он утверждал, что трудовой Беларуси для того, чтобы добиться социальной и национальной свободы, необходимо осознать себя единым народом с общенациональными устремлениями. Из-под его пера появилось стихотворение «А кто там идет?» (1905—1907), ставшее национальным гимном пробуждавшейся Беларуси:
А кто там идет по болотам и лесам
Огромной такой толпой?
Белорусы…
А кто же это их – не один миллион –
Кривду несть научил, разбудил их сон?
Нужда, горе.
А чего ж теперь захотелось им,
Угнетенным века, им, слепым и глухим –
Людьми зваться.
Перевод М.Горького
Жизнеутверждающая песня Янки Купалы воспринималась как голос пробуждающейся нации, как призывный клич родной земли, вдохновленный ее зелеными лесами, голубоглазыми озерами, тихоструйными реками и ржаными полями. Судьба человеческая, судьба народная, защита национального достоинства определили основное содержание купаловского творчества.
Иван Доминикович Луцевич родился 7 июля 1882 года в ночь на Ивана Купалу, по славянскому поверью, в ту единственную летнюю ночь, когда расцветает папоротник и человек, увидевший его цветок, становится свободным и счастливым. Не случайно папоротник назван цветком счастья. Он, по преданию, приносит благополучие людям измученным и страждущим. Его сила настолько велика, что может разрушать тюремные стены. Увидевший цветение папоротника наделялся умением понимать природу, догадываться, о чем шепчутся травы и молчат камни, поют ветры и гремят громы, шумят сосны и размышляют дубы. Поэт выбрал себе псевдонимом название чарующей ночи, когда расцветает волшебный цветок, который дарует человеку возможность осуществить заветные мечты и желания, дарует познание всего прекрасного, что есть на земле. Сам выбор псевдонима пламенным искателем народного счастья определил романтический характер купаловской бунтарской поэзии, ее устремленность в «небесную даль» за жар-птицей для своего обиженного народа.
В науку нужда не давала мне ходу,
И книжной премудрости я не достиг,
Язык белорусский и думы народа
От матери знал я – без школ и без книг.
Наставником с детства, с годов невеселых,
Служил мне простор в белорусском краю,
И всходы на нивах и говор по селам
Мне в дар приносили науку свою…
Так я, ни науки, ни школы не зная,
Отыскивал дар свой и долю свою.
Теперь моя дума, как сокол, летает,
Теперь я свободно и гордо пою.
Перевод М.Исаковского
Дооктябрьское творчество Янки Купалы – это бунтарская песня против зла и несправедливости, против горя, бесчисленных обид и унижения. Его многочисленные стихотворения, драматические поэмы «Извечная песня» (1908) и «Сон на кургане» (1910), поэмы «Курган» (1910) и «Бондаровна» (1913), драма «Разоренное гнездо» (1913), комедия «Павлинка» (1912) поведали миру не только о страданиях и муках белорусского народа, но оказались наполненными пророческими предчувствиями великих исторических перемен, которые должны были благотворно сказаться на судьбе белорусов.
Поэт страстно призывал: «Сейте на родной земле здоровые зерна правды, братства и свободы, будите живой народный дух с мощным призывом: к солнцу и правде! Будем иметь богатый урожай и богатую жатву» (Здесь и в дальнейшем цитаты из статей Янки Купалы приводятся в моем переводе. – Т.Л.).
В переломные, вихревые, революционные годы Янка Купала был озабочен дальнейшей судьбой Беларуси. По мотивам белорусского фольклора он написал аллегорическое стихотворение «Поезжане» (1918) о заплутавшейся в дороге свадьбе, которую кто-то сгладил или проклял. Молодожены вместо ожидаемого счастья тщетно мечутся в снежных метелях и никак не могут пробиться к родному порогу. Поэт иносказательно изображал в образе поезжан Беларусь, оккупированную то польскими легионерами, то кайзеровскими войсками, раздираемую на части и не находящую приемлемого выхода из перипетий кровавой бойни, раздоров и взаимных притязаний воюющих сторон. Все это сопровождалось безвинными жертвами, голодом, холодом и разрухой. Что ждет родную многострадальную землю, как решится судьба горемычного народа – это не переставало беспокоить поэта ни на минуту.
Янка Купала искал пути к прекращению братоубийственной грызни, к прекращению людских страданий. Это возможно было достичь при взаимопонимании между враждующими странами и народами. Поэт не замыкался в узконациональных рамках. Он считал, что извечная правда – это общечеловеческая правда. Янка Купала обвинял тех, кто развязал мировую войну за интересы собственного кармана. Он требовал предоставить народам свободу самим строить свою судьбу. Жизненные проблемы белорусов поднимались в его творчестве до общечеловеческих проблем. Не случайно ему всегда хотелось знать, как воспримут его песню «друзья-соседи»: «Поймут ее… Затопчут в грязь? Начнут благославлять?» («Для Отчизны», 1918). Пафос купаловского творчества разделяли М.Горький, В.Брюсов, В.Короленко, Л.Гира, Шолом-Алейхем, прогрессивные деятели культуры Украины, Польши, Чехии и представители других народов, что служило поэту действенной поддержкой на избранном пути служения Беларуси и всему человечеству.
Янка Купала первым в Советской стране переложил на родной язык «Слово о полку Игореве» (в 1919 году – прозаическое, в 1921 году – поэтическое переложения), используя исторический памятник для призыва к единению славянских народов. Тогда же (1921) в купаловской интерпретации на белорусском языке зазвучал Международный гимн рабочих «Интернационал». В статье «Дело независимости Беларуси…» (1920) поэт выразил выношенную надежду на то, что «со временем народы смогут найти общий язык, чтобы договориться между собой и нормировать и свои границы, и свои государственные права на независимость».
Янка Купала написал стихотворения, в которых запечатлены его теплые чувства к Москве, Украине и Грузии. Он постоянно призывал народы к взаимопониманию, к сотрудничеству, к всечеловеческому братству. Его последним произведением окажется незавершенная поэма «Девять осиновых кольев» (1942), которую поэт хотел посвятить подвигу белорусов, отказавшихся убивать своих соседей-евреев, за что их также казнили и похоронили всех в общей могиле.
Купаловские сборники «Наследство» (1922) и «Безымянное» (1923) наполнены верой в то, что расцветет «в славе буйной, Зашумит золотострунный Край родной одной коммуной!». В первой половине двадцатых годов Янка Купала приветствовал новую жизнь, по выражению А.Луначарского, с «революционной радостью».
В 1925 году, после того, как торжественно было отмечено 20-летие литературной деятельности Янки Купалы и ему первому в республике было присвоено звание народного поэта, Иван Доминикович в письме в редакцию республиканской газеты «Савецкая Беларусь» с гордостью отмечал: «Я скажу только одно, что сегодняшний большой и необыкновенный праздник для меня с причины чествования моего юбилея и особенно присвоения мне достоинства белорусского народного поэта – это праздник не только моей, а белорусской национальной идеи, это триумф освобожденной трудовой Беларуси». В этом же письме поэт с удивительной скромностью писал, что не он один сочинял и придумывал свои песни, а только подслушал мысли сердечные белорусского крестьянина и рабочего и эти мысли перенес на бумагу.
Да, Янке Купале было чем гордиться. В республике издавались на родном языке газеты, журналы, учебники. Заработало Государственное издательство Беларуси. Создан первый белорусский университет. Организован Инбелкульт (Институт белорусской культуры), ставший основой Белорусской академии наук. Возникали белорусские театры в Минске и в крупнейших городах республики. Наряду с белорусским государственными языками были признаны русский, польский и еврейский. На этих языках также издавались газеты, журналы и книги, действовали школы и театры. Латыши и литовцы имели свои газетные издания. Казалось, был взят старт для успешного экономического и культурного развития демократической Беларуси. Пожалуй, ни одна в мире идея национального возрождения не осуществлялась с такой стремительностью, как идея возрождения белорусского народа. В своем успешном осуществлении она во многом была обязана народному поэту.
Но вдруг, со второй половины 20-х годов, стало происходить что-то непонятное, чудовищное. Оно накатывалось со скоростью снежного кома, летящего с высокой горы. Представлялось, какая-то неведомая сила все обволакивала вокруг липкой паутиной, расширяла свою прожорливую пасть и никак не могла насытиться количеством жертв. Янка Купала был оптимистом и жизнелюбом. Несмотря на все выпавшие на его долю невзгоды, считал, что жить на свете – это прекрасно, хотя понимал, что люди эту жизнь часто поганят, обременяют ее тяжкими оковами, ограничивают свободу действий, затемняя и искажая ее извечные правды и законы.
Поэт с горечью замечал, как Советская власть все больше переставала считаться с людьми, с их заслугами перед обществом. Революция кровожадно пожирала своих детей. Время больших ожиданий превращалось во времена зловещих репрессий. Случилось то, что Янка Купала одним из первых предвидел еще в 1918 году (о чем писал в стихотворении «Обида») и боялся, что его печальное предвидение может осуществиться в живой реальности. Кстати, это стихотворение по сегодняшний день остается одним из немногих купаловских произведений, непереведенных на русский язык:
…Апалі кароны, пасады,
З нявольнікаў спалі аковы.
І мілай пацехай заззяла
І доля і слава людская.
Дый толькі знаць, слава і хвала
Недаўгавечнай бывае.
Раскаваны раб сябе выдаў –
Не ўзнёсся ў высь дух чалавечы, —
Нявольнік пабратаўся з Крыўдай
І ў помач ёй даў свае плечы.
Вещее сердце поэта чувствовало беду. О своих подсознательных страхах (как показало время они имели под собой основание) Янка Купала писал и в 1920 году: “Вихрь промчится, и наступит ясная, животворящая погода для всех. Только бы реакцию правительственную не сменила б реакция общественная. Этого необходимо больше всего бояться, и с лозунгом борьбы с реакцией в самом обществе мы должны вступить в этот новый год”.
Набирал обороты сталинский репрессивный аппарат. Всеобщая подозрительность и доносительство становились повседневными и повсеместными атрибутами жизни. Свирепствовала цензура. Расширялся размах оглобельной критической дубинки. По сути дела была объявлена война белорусской научной и творческой интеллигенции, взят курс на ее физическое истребление. Прокатилась волна арестов белорусских писателей (В.Дубовка, М.Горецкий, Я.Пуща и др.), произведения которых уничтожались, а имена вычеркивались из обихода и литературы.
Как снег на голову в летний солнечный день, обрушились обвинения и в адрес народного поэта. Его отнесли к “разряду интеллигентов-шовинистов, вносящих в литературу настроения, чуждые революции, а иногда и контрреволюционные тенденции”. Даже купаловские стихотворения на “советскую тему” подверглись сомнению. Недремлющее око воинствующего ортодоксального от марксизма критика Луки Бэнде распалялось гневным огнем. В направленных органам ГПУ сведениях о Янке Купале он бдительно обращал внимание на то, что, по его мнению, стихотворения “враждебного содержания в большинстве написаны в больном тоне, в повышенном ритме. Стихи, в коих Купала воспевает советскую действительность в минорных тонах, совершенно другого ритма и размера. В этого рода стихах не чувствуется такой возбужденности, чувствительности, размаха, сочности образа, как в стихах враждебного содержания. Они в большинстве своем сугубо рационалистические…”
Плюнули в душу запретом к выпуску готовой книги “Сочинения. 1918—1928” (1930), в страницы которой почти год заворачивали продовольственные продукты в минских магазинах. Под нож пущен третий том собрания сочинений, в котором была помещена сатирическая комедия “Здешние” (1922), охарактеризованная в официальной печати как политический пасквиль, выдержанный в махрово-националистических тонах, “направленных своим острием против нас”. (Поздней выпустили новый третий том, без “Здешних”, чтобы сохранить в собрании сочинений объявленное количество книг).
Янку Купалу обвиняли в двоедушии, в недооценке роли пролетариата в борьбе с буржуазией, в замаскированном противодействии построению социализма. И окончательное заключение прозвучало как выстрел: враг народа! С учетом громадного авторитета писателя в общественном мнении его попытались возвести в ранг главного идейного вдохновителя и руководителя надуманной контрреволюционной организации “Союз освобождения Беларуси”. Поэта стали вызывать на допросы, требовать показания на товарищей по перу. Янка Купала протестовал против приписываемой ему неблаговидной роли. Было просто уму непостижимо: вроде бы власть народная, а так рьяно действует против лучших представителей народа! После очередного допроса в ноябре 1930 года поэт предпринял попытку самоубийства. В предсмертном письме он с горечью писал: “Умираю, принимая то, что лучше смерть физическая, чем незаслуженная смерть политическая. Видимо, такова доля поэтов. Повесился Есенин, застрелился Маяковский, ну и мне туда же, за ними дорога”. В горький час Янка Купала осознал трагедию великих русских поэтов, осознал, что их также затравили ложными обвинениями и злобными преследованиями, осознал истинные причины их вынужденной гибели. Поэта, залитого кровью, теряющего последние силы и сознание, обнаружила жена в его рабочем кабинете. Янку Купалу удалось спасти от смерти.
После трагической попытки поэта уйти из жизни на роль предводителя выдуманной контрреволюционной организации ОГПУ выдвинули первого президента АН БССР В.М.Игнатовского. Однако ученый предпочел смерть, завершив жизнь самоубийством. Так у минских чекистов ничего не получилось с надуманным “Союзом освобождения Беларуси”.
Пророку перебили крылья. Понимая свое значение для Беларуси, Янка Купала вынужден был подписать “Открытое письмо”. Его заставили каяться, осудить свои якобы совершенные ошибки. В дальнейшем власти продолжали подозрительно относиться к поэту, но внешне заняли позицию заигрывания с ним, хотя и официальная критика не уставала его травить и наносить удары из-за угла, и карательные органы не выпускали из поля зрения и держали меч над его головой.
На Янку Купалу сыпались грубые и безапелляционные обвинения как из рога изобилия. Его творчеству приписывали националистический характер и воспевание интересов частнособственнических классов. Писателю инкриминировали мелкобуржуазную идеологию, враждебное отношение к пролетарской революции и диктатуре пролетариата, отсутствие в его поэзии революционного энтузиазма и соответствующих ему революционных элементов, упадничество, ссылаясь на такие стихотворения, как “В лесу”, “На Долгиновском тракте”, “Чтоб” и др.
Писательские ряды редели не по дням, а по часам. Тогдашний председатель СП Беларуси М.Лыньков, бывший сам под подозрением (и за что? – несколько его рассказов в переводе были опубликованы за рубежом – это расценивалось как антисоветизм: если враг использует твои произведения, то, кто ты?), вспоминал: “Были моменты, когда мне казалось, что из нас, белорусских писателей, никто не останется в живых. Даже Янку Купалу и Якуба Коласа не жалели. И заступиться за обиженных, ошельмованных было нельзя, да и не было кому – все были под подозрением, обстрелом”. К концу 30-х годов из белорусских писателей, а их насчитывалось несколько сот человек, на свободе осталось только 14! Можно представить себе, в каких мучительных условиях постоянных подозрений и страхов пришлось им жить и заниматься творческой деятельностью.
Не вина поэта, а его беда, что пришлось под ударами судьбы свою музу перестраивать на новый лад. Из-под его пера стали появляться стихотворения, приуроченные к датам, как тогда говорили, “красного календаря” или посвященные официальным событиям и организациям: “Великому Октябрю” (1932), “Май” (1933, 1937), “Съезду Советов” (1935), “День Конституции” (1937), “Праздничные стихи” (1937) и др. Разумеется, в подобных произведениях было много абстрактных, громкозвучных строк, далеко неадекватных природе купаловского таланта (“Дружна працуем Мы грамадою, Знацца не знаем З горам, бядою” или “Родзіць буйна наша поле, Сады нашы, агароды, Гудуць гулка з добрай волі Нашы фабрыкі, заводы” и т.д.). Именно сочинительство таких «шедевров» и требовалось от поэта. Л. Бэнде хвалил стихотворение «На смерть товарища Кирова» (1934), считая, что оно «является одним из самых ярких, самых сильных, самых совершенных произведений всего тридцатилетнего творчества нашего поэта», видя в восхвалении вождей главный пафос советской литерауры («Плывут по Беломорскому каналу… Плывут товарищ Киров и товарищ Сталин, Пред ними даль Земли Советской и веков»).
Никак не мог утихомириться воинственный критик, считающий, что Янка Купала слишком медленно перестраивается. Он даже присматривался к рифмам поэта. Хотя и обвинял сочинителя «в искусственно подогнанных рифмах» в стихах о советской действительности, однако все-таки не уловил тех рифм, которые заключали в себе явно разоблачающий характер даже в произведениях культового характера. Так, например, в стихотворении «Тебе, вождь…» (1936), в котором образ самозванного «отца всех народов» представлен «словно ясное солнце», обращает на себя внимание строфа:
Тваіх, правадыр мой, законаў асновы,
Тваёй Канстытуцыі мудрыя сказы,
Змятуць асляпленне, пакрышаць аковы,
Аковы, дзе йшчэ звоняць трупнай заразай.
Янке Купале, пожалуй, крупно повезло, что бдительный критик при всем рвении не узрел истинной сути строфы, не уловил ее подспудного содержания. В ином случае не сдобровать бы поэту. Поражает, почему литературоведы до сих пор не проявили интереса к данной строфе, в которой, словно отчаянный крик души, выражено почти открытым текстом потаенное в думах поэта: в стране многочисленные жертвы, вся страна охвачена “трупной заразой”, а такое дикое время выдается за “мудрыя сказы” – необходимо снять ослепление и разбить оковы для того, чтобы восторжествовали основы праведных законов.
А разве можно пройти мимо ничем не завуалированного иронического использования ходячего выражения “сказать смело в глаза” в стихотворении “Кандидатам народа” (1938) в строфе, посвященной тогдашнему Председателю Совета Министров СССР В.М.Молотову?
Чалавек ён гаспадарны,
Скажам смела ў вочы,
Аб рэспубліках савецкіх
Дбае днём і ночай.
Говорить смело в глаза приходится горькую правду, которую обычно не любят и встречают в штыки, но никогда не употребляют подобного выражения для того, чтобы похвалить: в таком случае никакой смелости не требуется. Значит, слова поэта следует принимать с противоположным сказанному смыслом, т.е., мало кто верит, что Молотов – отличный хозяйственник. Утверждая это, приходится набраться смелости, чтобы противоречить общему мнению.
По-прежнему во всем блеске своего таланта Янка Купала предстает не в «дежурных» произведениях, а в стихотворениях, посвященных людям труда. В таких стихотворениях, как «Сыновья», «Гости», «Вечеринка», «Алеся», «Мальчик и летчик» (одно из любимых стихотворений Юрия Гагарина, позвавшее его в небесные просторы), «Лён» (все они написаны в 1935 году, в деревне Левки, когда поэт оказался вдали от назойливо беспардонных критиков, вдали от тайных соглядатаев, когда находился среди милой сердцу природы и общался с простыми сельскими тружениками). В острожных условиях 30-х годов тема самоотверженного труда советских людей позволяла поэту не терять веры в то, что несмотря на невзгоды и тяжкие потери, белорусский народ все же выйдет на благополучную дорогу. В трудовом энтузиазме ему виделись непреходящие духовные ценности белорусов. Как и прежде, он черпал вдохновение в красоте родной природы и в душевной стойкости народа. Купаловские стихотворения о людях труда, о простых хлеборобах, о мастерах земли светлые, солнечные. Автор утверждал ими, что по всем божеским и всем человеческим законам те, кто трудится, должны быть свободными и счастливыми, что рано или поздно им суждено стать полноправными хозяевами жизни. Сборник, изданный в 1936 году, Янка Купала назвал «Песня строительству». В одноименном стихотворении он выразил свое заветное желание очиститься от лживых обвинений, от злобной клеветы, от грубого командования и несправедливости:
Прыйдзе новы – а мудры гісторык,
А ён прыйдзе – ужо ён ідзе –
І сказ дзіўны, праўдзівы ад зорак
І да зорак аб нашых прасторах,
Аб падзеях, людзях павядзе.
Когда Муза поэта оказывалсь снова с народом, она приобретала былую мощь и художественную выразительность. Набатом зазвучал голос Янки Купалы в годы войны. В статьях и стихотворениях он гневно клеймил фашистских извергов, призывая народ на священную борьбу с ненавистным врагом, вселяя в людей уверенность в неизбежность победы. Его стихотворение «Белорусским партизанам» (1941) стало гимном народных мстителей, гимном сражающейся Беларуси. Оно распространялось в многочисленных листовках на оккупированной территории как грозное оружие:
Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны.
Перевод М.Голодного
Этим пламенным обращением радиостанция «Савецкая Беларусь» начинала и завершала в военные годы свои передачи.
28 июня 1942 года, за десять дней до своего 60-летия, которое народный поэт Беларуси приехал отмечать в Москве, Янка Купала погиб при загадочных обстоятельствах, окончательно не выясненных по сей день.
Вступая в литературу, Янка Купала мечтал о том, чтобы белорусы запели его песни и поняли, о чем эти песни поют («Каб мой люд маю песню запеў І пазнаў, аб чым песня пяе»). Его заветное желание сбылось. Литературное наследие Янки Купалы – бесценное достояние белорусского народа. Поэту выпала редкостная доля быть властителем дум народных. Народ воспринял купаловскую песню, сроднился с ней, потому что постиг ее глубокий смысл. Александр Твардовский с полным правом считал, что в ХХ веке было мало поэтов, которых можно поставить рядом с классиком белорусской литературы по мощи и форме выражения интересов людей труда и идей, воспринятых и востребованных целой нацией. С гордостью за своего побратима, с чувством глубокого уважения и почтительного восхищения отмечал: «Популярность Янки Купалы огромна. Лирик по складу своего замечательного таланта, певец Беларуси, выразивший сердце ее с необычайной силой, он всем своим поэтическим существом как бы символизировал творческую мощь народа… Он так глубоко запал в душу народа, был уже такой неотъемлемой частьтю его живой жизни, что … стал объектом поэтического изображения, или, проще сказать, песенник стал песней».
Вывод, сделанный автором «Василия Теркина», имеет под собою основательное утверждение. Янку Купалу воспели в стихотворениях Якуб Колас, Максим Танк, П.Панченко, С.Шушкевич, М.Аврамчик, Р.Бородулин, О.Лойко и десятки других белорусских мастеров слова – его соратников и учеников. Ему посвятили восторженные стихотворения русские поэты М.Исковскаий, А.Прокофьев, М.Комиссарова, украинские – М.Рыльский, В.Сосюра, М.Нагнибеда, латышские – Я.Судрабкалн, Ю.Ванаг, молдавский — Е.Буков, польский – Я.Гуща, болгарский –Н.Вылчев, таджикский – А.Лахути, еврейский – И.Платнер и представители других литератур. Обаятельный образ певца Беларуси привлекает к себе самоотверженным служением народу, сыновней любовью к родной земле, романтически возвышенным содержанием своих талантливых произведений, которые будоражат человеческую мысль и овладевают человеческими душами. Его стихотворения, поэмы и пьесы — достойны вклад в мировую культуру.
Беларусь ценит и любит своего великого сына. Память о нем нетленна в народе. Поэт остается востребованным по сегоднящний день, ибо это диктуется велением времени. Оказывается, что его творчество насыщено самыми злободневными проблемами – теми же мучительными проблемами, решением которых белорусский народ занимается в течение своей многовековой страдальческой истории. Процесс формирования самосознания наций требует длительных сроков и громадных усилий самоотверженных своих сыновей. Чрезвычайно весом вклад Янки Купалы в пробуждение национальной активности белорусов, в осознаии ими себя равноправными членами мирового содружества.
К 120-летию со дня рождения поэта в Беларуси вышло полное собрание его сочинений в девяти томах. Первое за все время без цензурных искажений, без пропусков, позволяющее всесторонне представить творческий путь великого певца земли белорусской. Лелея надежду на то, что Беларусь займет свое почетное место среди других государств, он завещал: “Живи в своей силе и славе, белорусский народ!”
Мудрое слово поэта по-прежнему необходимо белорусам. Оно и сегодня продолжает звучать пророчески: “Что бы ни происходило в мире, белорусская мысль о национальной и социальной свободе как жила, живет, так и жить будет!” Купаловское слово, воспринимающееся животворным источником неиссякаемого жизнелюбия и веры в неминуемую победу добра над злом, остается путеводной звездой возрождающейся Беларуси и предвестником ее будущего процветания.
Пророк и с подбитыми крыльями остается пророком.
Светлая криница купаловских слов по-прежнему поит живой водой любимую им Беларусь.
ЯНКА КУПАЛА
А КТО ТАМ ИДЕТ?
А кто там идет, а кто там идет,
Что за неведомый миру народ?
— Белорусы.
А что они несут на худых плечах,
На руках в крови, на ногах в лаптях?
— Свою кривду.
А куда ж несут эту кривду всю,
А куда ж несут напоказ свою.
— Всему свету.
А кто это их, не один миллион,
Учит правду искать, разбудил их сон?
— Беда, горе.
А что ж это вдруг захотелось им,
Угнетенным века, слепым, глухим.
— Людьми зваться.
1905—1907
* * *
Как возьму жалейку в руки,
Как возьму свою,
Позабудутся все муки,
Веселюсь, пою.
Знают небо, солнце, зори,
Знает вся земля:
Что мне слезы, что мне горе,
Коль играю я.
Только ветер свежий, вешний
Боль мою поймет
И подхватит стон и песню,
Людям понесет.
1908—1910
ЧТО ПЛАЧЕШЬ, МУЖИЧОК?
Кем обижен, мужичок?
— И людьми, и небом.
Что ж ты хочешь, мужичок?
— Мне бы соли, хлеба.
Когда счастлив, мужичок?
— Как водки напьюсь я.
Когда грозен, мужичок?
— Как с милой бранюсь я.
Чем кормишься, мужичок?
— Тружусь через силу.
А простишь ли обиды?
— Как лягу в могилу.
1911-1912
* * *
… Да! Я – пролетарий родом!..
Еще вчера я раб несчастный,
Сегодня ж – властелин свободы –
Я над царями царь всевластный.
Отчизною мне целый свет,
От нив родных я отвернулся…
Но… не изжил еще всех бед:
Мне снятся сны о Беларуси!
1924
СОЛНЦУ
Ой ты, мое солнце,
Как ты светишь ясно!
Где ж ты раньше было,
Как я был несчастным?
Как с самого детства
Радости не ведал,
Как плелись за мною
Беда, горе следом.
Как умер отец мой
В аренде постылой,
Как его могилу
Паводком размыло.
Как плелся печальный,
Не зная дороги,
Обывать с поклоном
Панские пороги.
Как я, одинокий,
Скитался по свету,
Как юность завяла
В начале расцвета.
Ой ты, мое солнце,
Как же светишь ясно!
Где ж ты раньше было,
Как я был несчастным?
1935