«Новый Континент» Американский литературно-художественный альманах на русском языке
Среди всех писателей, поэтов и драматургов мирового уровня был только один, который в 10-летнем возрасте перевел с греческого на испанский «Похищение Прозерпины» Клавдиана в стихах. Это был испанский мальчик из бедной семьи красильщика тканей. Звали способного мальчика Лопе Феликс де Вега Карпион. Нам он известен под именем Лопе де Вега. 25 ноября 2017 года ему, уроженцу Мадрида, могло бы исполниться 455 лет. Физически такое невозможно. Такое навевает печальные мысли о конечности человеческой жизни, но и о бессмертии художественного творца кое-что говорит.
Известно нам и то, что он написал комедию для театра «Собака на сене», а также «Комедию положений», «Учитель танцев». Обе эти пьесы и некоторые другие произведения Лопе де Вега начали активно переводить в России во второй половине ХIХ века и в настоящее время перевели многое из того, что было создано этим испанским писателем Высокого Возрождения, кроме всего того, что еще предстоит перевести. Объем работы беспрецедентен: за свою жизнь Лопе де Вега написал более 2000 тысяч пьес, из которых дошли до нас, по одним данным, 425, а по другим, 480. Некий человек с фантастическим складом ума предположил, что если все их поставить на отечественной сцене за счет минкульта нашей страны, то это неизбежно приведет к полному разорению минкульта и его упразднению. Но сохранится еще одна необходимость: сократить расходы на оборону. С тем, чтобы на всех сценах страны шли все пьесы испанского драматурга Лопе де Вега, и дух его при этом не возроптал против казенных постановок с использованием дурных актеров, бездарных декораций, запуганных администраторов, закулисных интриг, бесконечных финансовых проверок и заезженных сценических приемов. Подлинный и честный авангард обязан взять верх при таком невероятном развитии событий. Долой чопорность, бюрократизм и шапкозакидательство!
Мы почему остановились на том, что могло быть, но никогда будет? Не просто же потому, что такое забавно предположить? Конечно, не просто. Для нас более всего замечательно, что многое современное угадывается в сценических произведениях этого человека, родившегося 455 лет назад в Мадриде, учившегося в иезуитской коллегии и университете Алкала де Энарес и пребывавшего не очень долго на должности пажа епископа Херонимо Манрике.
То, что Лопе де Вега – молодой талантливый поэт, стало известно в начале 80-х годов XVI века и закрепилось за ним навсегда. Сервантес одним из первых заметил это и в 1585 году хорошо отозвался о нем в своем романе «Галатея». До этого о нем неплохо отзывались профессиональные военные на Азорских островах: была и такая страница в биографии Лопе де Веги, когда он принимал участие в военной кампании на Азорских островах, закончившейся победой вооруженных сил испанского короля Филиппа II Габсбурга и поражением Португалии. В конце 80-х в столице Испании стало известно о появлении молодого драматурга. И понеслись, что называется, события вперед, поражая биографов своей невероятной насыщенностью.
Великий драматург и знаменитый «испанский соблазнитель» любовью занимался с тем же темпераментом, что и пьесы писал. Актрисы, какие-то молодые девушки, жены вельмож, богатые вдовы становились его любовницами, а затем женами, одна из которых была дочерью богатого мясника, а другая дочерью чуть ли не епископа. Ему было 17 лет, и он соблазнил красивую вдову, потом жил с известной в Мадриде актрисой. А уже в возрасте 55-лет он женился на женщине моложе его на 28 лет, которая ушла от мужа, собиравшегося за это подать на Лопе в суд, но неожиданная смерть не позволила ему это делать. Не раз бежал драматург, спасаясь от судебного преследования, из столичного Мадрида, и не раз нелегально в него возвращался, и, наконец, возвратился совсем.
А пьесы его тем временем шли, и шло их все больше, и не было такой театральной программы, содержавшей все их названия и всех действующих лиц во всех жанрах. И нет теперь сомнений в автобиографичности большинства его пьес, ибо черпал он сюжеты из собственной жизни, обладая талантом видеть ее во всех мелочах и во всем громадном объеме, со всеми участниками обоих полов, но ярче всего женщин, хватавшихся ради своего возлюбленного то за шпагу, то за пистолет, зажигательно танцевавших, произносивших разные слова, а порой иногда, как «собака на сене», не уступавших его никому, но и не желавших связывать с ним свою жизнь навсегда. Как никто другой, знал драматург изменчивую женскую натуру, и помещал ее в «комедию положений», высмеивая при этом недалеких мужчин и всю их «натуру».
Прожил выдающийся драматург долгую, полную приключений, насыщенную событиями жизнь, создав первые сочинения для театра 11-13 лет от роду. Комедии это были или трагедии? Этого никто не помнит. Однако есть огромная и подробная справка о том, что все его дальнейшие пьесы разделены на нескольких больших группы, без определения рельефных границ между комедиями и трагедиями. Такого разграничения, скорее всего, не было. Но был его трактат «Новое искусство сочинять комедии в наше время». До наших дней трактат дошел в прекрасном переводе с испанского и завершается словами: «Внимай в комедии: тебе она / Покажет все, чем наша жизнь полна».
Лопе де Вега обладал воображением гениальным и работоспособностью тоже гениальной. Он, по естественным причинам отдаленности от нас эпохи Высокого Возрождения, ничего не мог знать о «комедийном наполнении» нашей жизни в век победы аудиовизуальной информации надо всем прочим: перед такими масштабами любые гении бессильны. Но кое-что, наверное, предчувствовал автор «комедий для народа». Его же собственный век был временем торжества инквизиции в тот «золотой испанский период», закончившийся быстро и скрывшийся в непроглядной тьме былого. Разгул был церковного мракобесия и одновременно невероятный расцвет театра, очень не похожего на нынешний.
Перегородки под названием «коррали» разделяли зрителей на несколько групп. В партере стояли простые люди, женщины сидели в галереях, а разного рода аристократы и вельможи находились в ложах, ели фрукты и наслаждались сценическим действием. Актеры, чтобы придать действию максимум напряжения, активно общались со зрителями, постоянно импровизировали, и это происходило еще более живо, чем в нашем плоском телевизоре на каком-либо ток-шоу. Драматург с невиданной скоростью сочинял очередную пьесу, и актеры вырывали из его рук исписанные листы и неслись в ними в театр. Постановки шли, что называется, «с колес». По словам драматурга, «более сотни пьес в 24 часа от Муз переходили на подмостки». И все это в те дни и годы, когда черный дым аутодафе окутывал площади испанских городов, и зрелище это было ужасающе театральным и не таким уж редким. А поэзия достигла заоблачных высот, и вписаны в нее, подсчитанные скрупулезными архивистами, 21 316 000 строк, созданных Лопе де Вега… И поражаться можно тому, как это все уживалось в одни и те же дни, недели и месяцы, и тому, что в этот период он не только столько написал, но выступил еще и как прогрессивный теоретик, сформулировав основные важнейшие эстетические принципы своей драматургии. Он первый открыто провозгласил «отказ от строгого следования правилам аристотелевско-классицисткой поэтики». Он первым встал на путь «следования вкусам испанского массового зрителя, совпадающим с законами естественного искусства». Эти законы должны отвечать требованиям «постоянного совершенствования искусства и принципу подражания природе». Природе, «вечно меняющейся и диктующей соответствующие изменения в содержании и форме драмы».
К драме он относил все, что сочинял: бытовые комедии, комедии «плаща и шпаги», героические пьесы. Его же пером, летавшим по бумаге «двадцать четыре часа в сутки», создана была любовная и духовная лирика, пасторальный и любовно-приключенческий роман, рыцарский эпос и, наконец, драматургия во всех мыслимых и немыслимых вариантах, во всем блеске «ослепляющей и ослепительной Испании». Жил и работал в этой стране никто иной, как «феникс гениев», по выражению величайшего Сервантеса, также крупного, но менее успешного драматурга, знавшего лично Лопе, с которым и поссорился страшно потом, когда де Вега находился в зените славы, но мнения об «идальго» не изменил до самой своей кончины. (Другим драматургом, современником испанца, был Шекспир. Но находился он «по ту сторону фронта», ибо тогда почти постоянно англичане сражались с испанцами, а испанцы с англичанами).
Слава, которой неуемный испанец достиг, сродни той, что достигают в наше время звезды кинематографа и популярной музыки. Слава и по тем временам казалась невероятной; кажется она таковой и по временам этим. Драматурга забрасывали женщины цветами со своих балконов, когда он проходил по улицам Мадрида, и водружали его цветные изображения у себя в спальнях. Автографы еще не были в моде, но схватить его за подол плаща всякий прохожий норовил. Умные люди, ученые и писатели, съезжались со всей Европы, чтобы с ним поговорить, узнать его творческие планы, понять, каким образом плодовитость его стала теперь, во втором десятилетии XVII века, «воистину легендарной». Его спрашивали: “А правда ли, что о Вас, сеньор де Вега, говорят, что вы способны сочинить три тысячи стихотворных строк пьесы всего за одни сутки и что перо ваше не успевает следовать за полетом вашей мысли?” Он поправлял: «Не за одни сутки, а за одно утро». И был это миф, который он разрушать не хотел, и была это реальность, которую тоже невозможно разрушить.
Всенародная популярность его из года в год возрастала, и современный биограф, женщина очень талантливая, опираясь только на факты, миф подтверждающие, пишет: «Увлечение произведениями Лопе доходило до крайности в своем необузданном безумстве. Его поклонники (коих мы назвали бы фанатами) в чрезвычайно религиозной в то время Испании дошли до того, что заменили «Символ веры» светской, мирской версией, в чем-то опошляющей этот «Символ» и оскорбляющей его, а начиналась эта версия словами: «Я верую в Лопе де Вега, поэта небесного и земного…»
Семьи, которые могли себе позволить такое удовольствие, обзаводились его портретами. Его посещения Мадрида походили на торжественные выезды монарха: его со всех сторон окружали восторженные поклонники, ему целовали руки, женщины благоговейно касались его одеяния, чтобы из малого клочка сделать себе реликвию, его благословляли и просили благословения. Из Франции и Италии люди приезжали не для того, чтобы увидеть новую столицу объединенной Испании (основанную в 1561 году, за год до его рождения, словно специально чтобы принять его), а для того, чтобы увидеть дом Лопе на Калье-де-Франкос (улице Французов), который можно посетить и сегодня».
Многие из ныне живущих людей побывали на улице Французов и видели этот дом поэта и драматурга, неутомимого любовника, теоретика театра, романиста, сражавшегося в юности на шпагах и бившегося с португальцами на Азорских островах, пережившего страшное крушение морского корабля, чуть было не казненного, до крайностей авантюрного и в конце жизни удостоенного высокого духовного звания. Творения его после кончины и похорон, носивших пышный театральный характер национального масштаба, куда-то вскоре стали пропадать, все меньше ставиться на театре и, может быть, пропали бы навсегда, оставшись достоянием Испанского Золотого Века, если бы не возродились вновь в ХХ веке, в котором было много чего «по-настоящему театрального». Феникс всегда такая фантастическая птица, которая непременно возрождается, в какой бы пепел не превращало ее неумолимое время.
Владимир Вестер