«Новый Континент» Американский литературно-художественный альманах на русском языке
Замечательно названный «Самым выдающимся сказочником нашей эпохи», Эльдар Александрович Рязанов полностью оправдал это свое неофициальное звание. Официальных званий и наград у него тоже немало, но в день его 90-летия говорить о них не очень хочется. Какие-то они очень важные, солидные и заслуженные, но оказываются почему-то на втором плане. Общественная деятельность? Она, пожалуй, многократно важнее, и на ней необходимо остановиться отдельно.
А прежде надо сказать, что такое кино, которое снимал Эльдар Александрович Рязанов, несколько сказочно было по содержанию, однако каждый раз проглядывали в нем такие реалии, такие «обыкновенные и необыкновенные вещи», такие «наши повседневности», что тотчас хотелось их повторить и никогда не забыть. Было же время, когда люди, придя куда-нибудь и пальто еще не сняв, уже с порога кричали: «Свободу Юрию Деточкину!» И многим хотелось этой свободы. И многие мечтали, чтобы наши самые лучшие люди могли писать и говорить всё, что скопилось в душе.
В душе нашей – все самые искренние благодарности и самый теплые чувства, которые не так легко выразить в отношении сперва советского, а затем российского кинорежиссера, сценариста, актера и поэта Эльдара Александровича Рязанова. Вот это у нас и скопилось, в нашей душе, в нашей памяти, способной время от времени откручивать назад, вспоминая самые лучшие и самые удивительные ленты Художника. Одни нравились больше, а другие меньше. Знаем мы разнообразных наших современников. Знаем мы и таких, которые десятки раз пересматривали «Берегись автомобиля», но не всегда возвращались к экрану, чтобы еще раз увидеть «Очи черные». Цитирующих высказывания действующих лиц «Гаража» можно было встретить «и на работе, и дома», а таких, которые под Новый год, подражая героям самого новогоднего фильма из всех когда-либо созданных, ходили в баню, были тысячи, и пусть кто-нибудь в кого-нибудь швырнет банный веник, если это не так. А еще были всамделишние случаи перелета в пьяном и распаренном виде из Москвы в Ленинград и ошибочного попадания в чужую квартиру. И «Какая гадость, эта ваша заливная рыба!», ставшая таким же крылатым афоризмом, как и такой: «Когда человек говорит правду, ему почему-то не верят» (из «Стариков-разбойников»). А про эту рыбу надо сказать, что она хоть и «гадость» и «заливная», однако по стечению обстоятельств и в связи с похожестью домов социалистической застройки оказалась забавным предвестником случайно возникшей, но настоящей любви с исполнением за кадром гениальных стихов и песен.
Рязанов обладал огромной силы талантом погружать нас в самые реальные и захватывающие сказки, какие только ни существовали в тягучей и, казалось, однообразной жизни в нашем бесконечном СССР. С тем, чтобы не казалась она такой тягучей и однообразной. Критика этой жизни в его картинах тоже ясно звучала вместе с прозрачным подтекстом. И это все понимали и радовались этому своему пониманию. А были еще «Необычные приключения итальянцев в России» с их ошеломляющими по тем временам трюками и участием настоящего льва как царя зверей, разводных мостов, ленинградских набережных, огромного самолета на пригородном шоссе, незадачливых контрабандистов и комедийного восприятия самых необычных приключений самых настоящих и не самых настоящих итальянцев. А значительно более ранний «Зигзаг удачи»? Это же такой зигзаг и такая удача, которую скоромному советскому труженику можно было только в ночном сне увидеть, но и то не после каждого трудового дня. Кто же в Советском Союзе такую кучу денег выиграть не хотел? А победила снова любовь. Она оказалась на вершине самой светлой мечты. Это была такая удача, которая после всех, описанных ею, бытовых зигзагов оказалась для рядового труженика самой желанной.
«Человек ниоткуда» был одним из самых первых художественных фильмов, снятых Эльдаром Александровичем. Он снял его после триумфальной «Карнавальной ночи», откуда до сих пор доносятся воспетые двадцатилетней Людой Гурченко «Пять минут», за несколько лет до «Берегись автомобиля». И этого «Человека ниоткуда» с отличными главными ролями Сергея Юрского и Анатолия Папанова показывать советским зрителям не стали. Совсем не запретили, но и совсем не разрешили. Это тогда называлось «положить на полку». На ней тогда лежало много замечательных кинокартин, которые по каким-то соображениям не подходили начальству. И «Человек ниоткуда» тоже не подошел, хотя уж таких сказочных событий, как в этой ленте, не так легко представить. И все же что-то, знаете ли, сказали авторы в ней не то, не так как-то сняли. У нас, в подавляющем большинстве, люди – оттуда, откуда надо, а такие, которые ниоткуда — чужие нам и, видимо, не очень верят в скорый приход всеобщего благоденствия на всю нашу грешную землю. Одним словом, данная притча, как теперь говорят, руководству не покатила.
С «Берегись автомобиля» тоже не все было гладко, и ему грозила эта самая «полка», но не после съемок, а до них, на уровне сценария, написанного Эмилем Брагинским и Эльдаром Рязановым: «А вдруг наши люди, посмотрев, как угоняет машины добросердечный страховой агент, тоже возьмутся их угонять»? Не очень хотели, чтобы какой-то расхожий городской анекдот про какого-то благородного мошенника (без указания, кто он такой и где проживает) стал большим художественным кино, названным сразу после премьеры «шедевром». А он им стал. Действительно, был сперва анекдот, который развернули сценаристы и режиссер в черно-белый фильм, вобравший эпоху ту, эту и, наверное, следующую. Картина, в которой «мама такая хорошая: про паровоз поет», а главные герои сражаются друг с другом на шпагах на сцене самодеятельного театра, сказкой, безусловно, является, однако реалии в ней навсегда отечественные, никогда не будут иными. Любовь же, заметим, и тут побеждает в незабываемом образе наголо обритого Деточкина-Смоктуновского. Эту роль сначала должен был играть Юрий Никулин, однако уехал с цирком в зарубежное турне. А так как и Олег Ефремов на Деточкина не слишком походил, то дали ему роль строго следователя Максима Побрезовикова, самого ироничного милиционера в нашем кино. Иными словами, Рязанов снял именно то, что задумывал: «…Нам хотелось, — писал он, — сделать добрую, грустную комедию о хорошем человеке, который кажется ненормальным, но на самом деле он нормальнее многих других. Ведь он обращает внимание на то, мимо чего мы часто проходим равнодушно. Этот человек — большой, чистосердечный ребёнок. Его глаза широко открыты на мир, его реакции непосредственны, слова простодушны, сдерживающие центры не мешают его искренним порывам. Мы дали ему фамилию Деточкин».
А совсем уже в далеком 1950-м, за шестнадцать лет до выхода на экраны фильма про «благородный угон автомобилей» Эльдар Александрович окончил ВГИК. Пять лет был режиссером-документалистом. И воспел молодость в праздничном, весеннем, первом в СССР широкоформатном фильме о той эпохе, когда еще рок-н-ролл только-только в моду входил, до первого искусственного спутника земли надо было еще дожить, а какие-либо дуновения свободы только еще слабо ощущались, и медленно и неохотно отодвигался от людей ледяной ужас сталинского СССР. И вот режиссер 1927 года рождения, юноша родом из Самары, снимает за год до ХХ съезда и «Карнавальной ночи» смеющиеся лица, пробуждающуюся весну, радостную Москву и тот оптимизм, который только молодости и присущ. И по этим съемкам видно, как талантлив молодой человек, управляющий кинокамерой. Он точно хочет, чтобы его светлые чувства передались всем зрителям в зрительном зале.
Это ему удалось. Он потом и в своих самых непростых картинах, как, например, «Небеса обетованные» или о датском сказочнике Гансе Христиане Андерсене, не отдалялся от желания передать зрителям свои самые светлые, хотя с годами и все более грустные, ощущения. Он, чтобы это сделать, всем съемочным процессом руководил по правилу: «Нравственную позицию свою занял, так вот и стой на ней до конца». И это же для него характерно в той общественной жизни, которой он внесказочно жил, высказывая о «нашем всем» и о «власть предержащих» нелицеприятные вещи. В интервью известной и прогрессивной радиостанции он прямо сказал, что главной ошибкой первого президента Российской Федерации считает то, что своим преемником назначил такого ее второго президента. И многие с этим были согласны, а потом как-то некоторые постепенно перестали соглашаться, как-то несколько затуманились, стали от самих себя отворачиваться, а затем прекратили совсем что-либо по данной теме обсуждать. И среди «прекративших» есть люди, которые снимались в его «сказочных картинах». И всё было в этих картинах, но никогда не было ни фальши, ни лжи. «Поздравляю вас, гражданин, соврамши!» — это про кого угодно, но только не про Эльдара Александровича Рязанова. Он однажды, когда его спросили, что он думает о современном кино, сказал не слишком лицеприятное об этом кино: «Я в свое время тоже снимал фильмы, где действие происходило на помойке. Это были “Небеса обетованные”. А сейчас все на помойке, и люди, которые действуют там, тоже помоечные. Понимаете, такие понятия, как честь, совесть, благородство вообще, искренность, нежность, все забыты. Потому что это какие-то ужасные питекантропы, которых невозможно вообще смотреть, не хочется». И о народе: «Русские, если почитать фольклор, всегда хотели получить все сразу и много при этом не работать. Русские сказки – это и есть, к сожалению, национальная идея. Менталитет, который, мягко сказать, симпатии не вызывает. Лучшие люди в России всегда существуют вопреки ему». И о самом ценном для него: «Есть вещи, которые не должны приносить денежную прибыль. Потому что они приносят другую прибыль – не материальную, а духовную. Ее никакими деньгами измерить нельзя».
Он был поэт и кинорежиссер, и трудно сказать, в каком порядке расставить оба его таланта, измерить которые ни за что не получится. Собственно, как ни расставляй, всегда получится неотделимость. Не был бы поэтом, не было бы и щемящей пронзительности в созданных им кинокартинах. Но впереди всегда один талант – человеческий.
Он ушел от нас в последний день ноября 2015-го, отлетел, как о нем пишут, на ту малую планету, названную его именем. Как очень большая, яркая и неповторимая душа сказочника-реалиста. И вот его последнее стихотворение. Он написал его за несколько дней до отлета в бесконечность:
В старинном парке корпуса больницы,
кирпичные простые корпуса…
Как жаль, что не учился я молиться,
и горько, что не верю в чудеса.
А за окном моей палаты осень,
листве почившей скоро быть в снегу.
Я весь в разброде, не сосредоточен,
принять несправедливость не могу.
Что мне теперь до участи народа,
куда пойдет и чем закончит век?
Как умирает праведно природа,
как худо умирает человек.
Мне здесь дано уйти и раствориться…
Прощайте, запахи и голоса,
цвета и звуки, дорогие лица,
кирпичные простые корпуса…