Владимир Пенчуков | Отрывок из романа «Дорога в один конец»

В коридоре послышались голоса. Это не Штых, — догадался Аристарх, — кто-то другой… и не один. По интонации и отдельным фразам сообразил — гости сильно раздражены и крепко наезжают на хозяина. Тот спиной пятится в комнату. Вслед за ним ввалились три здоровенных парня. Каждому лет по тридцать — не пацаны.

Ладно, пусть сами тут… — Аристарх встал с дивана, хотел шагнуть к выходу, и тут ему преградили дорогу.

— Куда!.. — Здоровяк кивнул на Пантюхина: — Тоже из его конторы?..

Аристарх посмотрел на хозяина квартиры. Странно, но на лице у того не было страха. Лукичов тоже не очень-то выказывает испуг. Всё происходящее напоминает плохую игру актёров заводского драмкружка. Аристарх сразу понял — пришли по его душу. Понял и то, что он просто-напросто недооценил своих противников. Не сумев усыпить и споить его, те перешли к запасному варианту. Мозг Аристарха работает как часы. Всё ясно, — сообразил он, — вместо снотворного — кулаки этих верзил. Ишь, что надумали!.. Нет, убивать не станут, до этого не дойдёт, но искалечат… как пить дать искалечат. А потом… по старому сценарию: выльют бутылку в рот, и — на улицу. Что делать?! То, что это капкан, ловушка, Аристарх уже не сомневается. Ни на секунду. Машинально сунул руку в карман, сам не понимая, для чего это сделал, но там лишь дежурная щепотка пшеничных зёрен для голубей. С этим сном и рехнуться можно, — с досадой подумал он о голубе, терзавшем его во сне. Может, к психиатру сходить… или к бабке какой?..

С каждой новой репликой игра «актёров» становилась всё хуже и хуже. Уже никакого сомнения — трое верзил пришли не разговоры разговаривать. Надо что-то придумать… Но что? Аристарх посмотрел на часы — Жора будет минут через десять. Не раньше. Вот бы когда ему поторопиться. Надо потянуть время… любой ценой. Но как? По всему видно, те настроены решительно — будут бить. И крепко. Ясно и то, что и хозяин квартиры, и его друг-приятель, и эти трое догадались — Аристарх разгадал их комедию. Все смотрят друг на друга откровенными и понимающими взглядами. Слова уже ни к чему.

В комнате тихо. Уродливо тихо. С улицы отчётливо доносится детский смех и скрип несмазанной втулки трёхколесного велосипеда. С балкона залетела муха и, будто истребитель на форсаже, прозудела над головами… и села на верхний край огромного ковра, укрывавшего противоположную стену комнаты.

Тревожное молчание затянулось. Атмосфера накалена до предела. Любое слово может оказаться каплей воды в пробирке с соляной кислотой. Пантюхин, а за ним и Лукичов бочком-бочком просеменили по комнате и скрылись в кухне. Аристарх, не сводя глаз с трёх здоровяков, услышал, как там хлопнула дверца холодильника. Что делать?.. Ясно, что так просто не выбраться. Глянул на часы — ещё девять минут. Надо протянуть время, надо… во что бы то ни стало. Вдвоём с тремя — ещё куда ни шло, как-нибудь отобьёмся: Жора в драке молодец — профессор. Старые пердуны не в счёт. Только бы время выиграть… Но как?.. Не хоровод же с ними водить.

Муха, сорвавшись с ковра, громко прожужжала через комнату и со всего маху влипла в тюлевую штору на окне. Аристарх и его опекуны повернули головы в её сторону. Проскочив сквозь соту на занавеске, муха, наверное, пытаясь вылететь на улицу, суматошно заметалась на стекле — глупое насекомое не понимает, что стекло лишь оптический обман желанной воли и свободы.

Аристарх посмотрел на своих инквизиторов и понял — те упустили момент: слишком надолго затянулась пауза. Надо было сразу бить, сопляки, — мысленно обратился он к верзилам. — Может, им песню спеть? — лихорадочно соображает он, представляя, как те, опешив от такого зрелища, выпучат глаза. — Нет, песня не годится. Глупее не придумаешь. Да еще с моим-то голосом… тоже мне, Муслим Магомаев!.. Но что же… что же делать?.. Один так и так я не справлюсь. Если б на улице… Там попросторней, можно бы и развернуться, а тут, в комнате — тесно. Навалятся втроём, массой задавят… — Черепная коробка уже трещит от напряжения. И вдруг, неожиданно для самого себя и тех троих, Аристарх плюхнулся на диван. Вот так вот, запросто… Сел, заложил ногу за ногу и жестом показал, чтоб и те сели. И те трое сели. Смешно, глупо поступили — это уже их проблема, — но сели, подчинились воле Аристарха Лагутина: двое — в кресла, третий — на стул у стола. Они и сами не давали себе отчёт, почему сели, уступили чужой власти, но уже поздно.

Аристарх резко вскочил на ноги. Те трое, как заворожённые, подняли свои лица кверху.

— Ну и случай был у нас в Староселье!.. мужики, — Аристарх, сделал улыбку на своём лице. — Обхохочетесь. Хотите расскажу?

Трое верзил, ничего не понимая, уставились на Аристарха, как на психа, только что сбежавшего из дурдома. Самый здоровый хотел было открыть рот, чтобы сказать что-нибудь… а что?.. он ещё и сам не знал… только губами чуть шевельнул, подыскивая слово, но Аристарх махнул на него рукой. Тот так и остался сидеть с открытым ртом. Аристарх одобрительно кивнул ему — правильно, детка, умница, сиди и слушай, что тебе взрослый дядя скажет.

— Хотите?.. Да?.. Хотите? Я так и знал, что хотите. — Аристарх начал ходить по комнате. — Ну, так вот, слушайте. Как-то раз в нашей «Чайной» поспорили два мужика. Один говорит другому, что тот не сможет всунуть свои яйца в отверстие пивной бочки, а второй говорит — «запросто». — Шаги Аристарха становились всё решительнее и решительнее. Каждое слово он сопровождал широкими, резкими жестами. Трое громил, как загипнотизированные, внимательно следят за каждым его движением. Смысл его слов они, кажется, не улавливают. Во всяком случае так можно подумать, глядя на их тупые, изумлённые лица.

Муха, устав пробиваться сквозь стекло на волю, вновь заметалась по комнате.

— Понятно, да… мужики? — продолжает Аристарх, делая ударение на каждом слове. — Тот говорит — «не сможешь», а тот — «смогу». Тот — «не сможешь», а тот — «смогу», — указывая поочерёдно указательными пальцами двух рук на воображаемых спорщиков, продолжает напирать Аристарх. С каждым словом голос его крепчает. Он уже понимает, что перехватил инициативу. Надо потянуть время — не так быстро рассказывать свою историю: сколько верёвочке не виться, а кончик всё равно будет, но понимает и то, что убрав динамику своей байки, он потеряет фактор доминантности, и те быстро сообразят, что им просто-напросто вешают лапшу на уши.

На кухне ещё раз хлопнула дверца холодильника. «Наверное, старперы коньячком балуются,» — мелькнуло в сознании Аристарха, но вникать в такие мелочи ему было недосуг: дорога каждая секунда, каждая доля секунды,.. на миг замолчал,.. на один единственный миг и… пиши пропало.

— Вы поняли, да, мужики?.. Вы поняли?.. тот говорит — «не сможешь», а тот — «смогу». А на спор, — говорит тот, что говорил — «не сможешь». Давай, — соглашается тот, что говорил — «смогу». На бутылку… слабо? — говорит тот, что говорил — «не сможешь». Согласен — говорит тот, что говорил — «смогу». А на две… слабо? — начал увеличивать ставку тот, что говорил — «не сможешь». — Да чего там «слабо», давай хоть на две,»— соглашается тот, что говорил — «смогу» и осторожно пошарил рукой у себя в мотне. — И Аристарх сделал тоже самое. — Понятно, да, мужики? — Он посмотрел на своих грозных, но уже достаточно отупевших от его слов громил. — Один говорит — «не сможешь», другой говорит — «смогу». В общем, словом по слову, членом по столу… поспорили мужики на два пузыря водяры. Все, кто был тогда в «Чайной» ждут не дождутся, чем всё кончится — понимают: кто бы не проиграл спор, выпивка для всех будет. Ударили по рукам… Ну, бляха-муха, что сейчас будет!.. держитесь. Вовек не догадаетесь. Расскажи мне кто такое… ни в жизнь не поверил бы. Но это было, провалиться мне на этом месте. Так вот, слушайте. Выкатывают в центр зала пустую бочку из-под пива, ставят её на-попа, вверх дыркой, — все эти действия Аристарх сопровождает соответствующими движениями и жестами, будто он и в самом деле сейчас выкатывает и ставит на-попа пустую пивную бочку. — Тот, что говорил — «смогу» снял штаны, — Аристарх мельком глянул на часы — осталось ещё четыре минуты, — сел на верх бочки и аккуратненько, одно за другим протолкнул оба своих драгоценных яичка через отверстие в бочку. Понятно, да, мужики?.. Сначала одно яйцо, а потом другое… оба сразу никак не пролазили… надо сперва одно-о-о просунуть, а потом уже второ-о-ое… Понятно, да?.. Отверстие маловато. По одному — запросто, как раз по калибру, а два сразу — ну никак. Понятно, да? Вот сидит он голым задом на бочке, а шарики его там, внутри. Сидит… дово-ольный!.. Ещё бы, так запросто две бутылки водки выиграть. Чтоб самому купить, надо два дня на работе повкалывать, а тут, бляха-муха, раз-два и готово. Дово-ольный такой, ра-адостный… Гони, говорит, выпивку. А тот, что раньше говорил — «не сможешь» ещё пуще того радуется, смеётся во всю рожу, аж закатывается. Ему бы горевать, как же, на ровном месте проспорил две бутылки… это ж какой удар по семейному бюджету, а он, бляха-муха, смеётся, как припадочный. Смеётся и всё тут. Ты чего? — спрашивает тот, кто сумел загнать свои яйца в бочку. А того — сквозь смех отвечает тот, кто проспорил.— Затолкать-то ты затолкал своё хозяйство в бочку, а вот теперь попробуй вытащить их. Тот, кто сидит на бочке в недоумении пожал плечами, — попытался привстать, — ать! ни в какую — яйца не пускают. Все мужики, что были в «Чайной» как грохнут хохотом!.. — стёкла на окнах задрожали: сразу врубились в чём дело, а тот, что на бочке ещё не догадался что к чему, попытался ещё раз встать… попытался… ещё раз попытался… и тоже смекнул, что попался. Понятно, да… мужики? — Речь Аристарха звучала всё громче и громче, движения и жесты становились резче и убедительнее. Казалось, что вся квартира заполнена им одним, Аристархом Лагутиным, только он один был в пространстве, обозначенном тремя стенами и широким окном с балконной дверью, только он был живым и действенным… только он… один… и ещё муха, рвущаяся на волю, а трое других — лишь немыми придатками к мёртвой мебели. Сначала они были сбиты с толку только тем, как Аристарх рассказывал им свою историю, а потом, кажется, тоже проникли в ситуацию мужика с голым задом на пивной бочке и тоже, как и зеваки в старосельской «Чайной», вот-вот готовы были засмеяться. Они, кажется, забыли, зачем пришли сюда, и что должны делать, и за что аванс уже получили. Аристарх опять глянул на часы, — пора бы уже и появиться… Что он там, уснул? Не убирая улыбку с лица, он оценивающе посмотрел на амбалов. Те, кажется, начали представлять себя в ситуации бедолаги на пустой бочке из-под пива, и даже стали делать осторожные попытки приподняться с кресел, будто сами только что попали в капкан, и даже чуть кривили свои лица от воображаемой боли.

Аристарх чуть не прыснул смехом. Но сдержался.

— Понятно, да, мужики?.. По одному туда — запросто, а оба сразу оттуда — никак. И руками не поможешь. Бочка. Что делать?.. Не отрывать же их… больно, поди, бляха-муха, да и как без яиц домой явишься — жена на порог не пустит. Сидит, бедолага, горюет. А уговор такой — никто не вмешивается в их спор, что бы ни случилось. У нас в Староселье, как… договор дороже денег, у нас в Староселье мужики правильные: сказано-сделано… хоть ты лопни. А тот мудозвон совсем с лица упал… сам себя своими шарами к бочке приковал. Здорово, да!.. не надо ни цепей, ни кандалов. Клёво, да!.. Вот и взмолился он, помоги, мол, избавь от страданий и позора. — Аристарх косанул на дверь: успеет ли добежать и открыть замок?.. И понял: нет, не успеет. Плохо дело. Надо ещё потянуть. — Ладно, — смеётся тот, кто проспорил и берёт ножик со стойки буфета. — Ты чего это надумал?! — испугался тот бедолага, кто выиграл спор. — Как — «чего», — пожимает плечами другой, — яйца тебе резать, сам же просил — помоги. Как не помочь другу. Не сидеть же тебе всю жизнь голой жопой на бочке, людей смешить… да и похолодает скоро, простудишься. Вон, уже и сентябрь на дворе… а там октябрь, ноябрь, декабрь… Люди ёлку будут наряжать к Новому году, а ты…

Аристарх не знал точно — быль это, или забавная выдумка хохмачей… Ходила такая байка из уст в уста — и все дела. Главное, что смешно получалось.

— А бедолага на бочке совсем упал духом, — продолжает плести кружева Аристарх.— Помоги, говорит, что хочешь дам тебе, только не отхватывай мою мошонку. Ладно, говорит тот, кто раньше говорил «не сможешь», помогу, так и быть, только считай, что ты проспорил, а не я, с тебя две бутылки. Того и жаба задавила: как же, с него две бутылки, если он выиграл спор. Дело твоё, говорит тот, что раньше утверждал — «не сможешь». Сиди, а я схожу домой к твоей бабе. — Это ещё зачем?! — испугался тот, кто на бочке. — Да не бойся, не за тем, о чём ты подумал, — успокоил его тот, кто раньше говорил «не сможешь». Скажу, чтоб она тебе обед принесла. Не помирать же тебе с голоду. Говорит, а сам серьё-озный такой… серьё-озный. Мужики в пивнушке от хохота уже по полу катаются. И детишек набилась гурьба, и до баб слух дошёл, тоже стали заглядывать — спичек им, видите ли, надо купить. И смех, и слёзы. — Аристарх еще раз глянул на часы: «Ну, когда же ты, сучий потрох, явишься». — Ой, мужики, не могу, сейчас и я засмеюсь. Здорово, да? — Трое амбалов кивнули головами: им тоже интересно, чем всё кончилось. — Хотя нет, говорит тот, кто раньше говорил «не сможешь». Тебя накорми до отвала, а через пару часов тебе по нужде захочется… а как ты сходишь?.. не под себя же, как дитя малое… взрослый уже, стыдно будет, — издевается он. А сам серьёзный такой, серьё-зный. — Ладно, согласен, — взмолился бедолага на бочке, — куплю тебе две бутылки. — Тот, кто раньше говорил «не сможешь» повернулся к мужикам:— Все слышали? Те дружно ответили: «Да, слышали». Все знали, что если тот, кто на бочке, сказал, что купит две бутылки, значит купит. У нас в Староселье у мужиков слово — закон.

Аристарху уже не до смеха: чувствует, что ещё чуть-чуть и выдохнется, нечего будет рассказывать, а Штыха всё нет и нет. Что же делать? Ещё минута-другая и амбалы, поняв, что их просто дурачат, обозлятся, и тогда уже берегись: не только «работу» сделают, но и душу отведут.

— Всё очень просто, мужики. Тот, кто раньше говорил «не сможешь», взял молоток в руки, аккуратненько сбил верхний обруч с бочки, та и рассыпалась на отдельные дощечки. Делать нечего тому бедолаге — договор дороже денег. А у нас в Староселье мужики — кремень, слово — закон, хоть голову на колодку. Встал тот, подтянул штаны… (Аристарх поддёрнул за ремень свои брюки) и медленно идёт к прилавку буфета… (Аристарх медленно, делая акцент на каждом своём шаге, подошел к серванту Пантюхина), берёт у буфетчицы две бутылки водки… (Аристарх открыл дверцу серванта — там лишь одна бутылка коньяку. Берёт её в руки), понятно, да?.. Мужик сказал — мужик сделал. — Аристарх быстрым взглядом измерил расстояние до каждого из амбалов. Далековато… не успеть. Те, как загипнотизированные пялятся на него своими вконец отупевшими взглядами. Им всё ещё хочется смеяться над несчастным мужиком, и в то же время какая-то необъяснимая тревога убирает улыбку с их лиц. А Аристарх тем временем продолжает плести кошели с лаптями. — Медленно поворачивается к мужикам в ганделике. — Аристарх повернулся спиной к серванту. Он уже знает, что будет делать. Глаза его сузились, ладонь крепко, будто ухватившись за якорь спасения, сжимает бутылку…

Шальная муха, устав метаться по комнате, села на люстру, на самое обозреваемое и нелогичное, казалось бы, место и через секунду-другую пулей выскочила в узкую щель открытой форточки. Трое амбалов проводили её взглядами. Аристарху — не до мухи.

— И медленно, медленно… — продолжает он гипнотизировать своих стражников. — Понятно, да, мужики? — Каждое слово Аристарх произносит всё тише и тише, будто психиатр на сеансе приказывает — «спать, спа-ть…» Последние слова он прошептал чуть слышно. И вдруг — в полный голос: — А мужики в шалмане гогочут, аж слёзы на глазах выступают. — И опять очень тихо: — Тогда бедолага — а жалко ему своей водки!.. удавиться готов — поворачивается к тому, кто раньше говорил «не сможешь»…

Правая нога Аристарха катапультой взметнулась вверх. Тупой носок тяжёлой туфли на «платформе» со всего маху врезался в подбородок сидящему у стола. У того даже зубы клацнули. Опрокинув стул, здоровяк упал навзничь, но Аристарх уже не видел этого. Аристарх саданул бутылкой коньяка второго здоровяка по голове. Бутылка — вдребезги, залив благородным напитком жертву и кресло. Тот и ахнуть не успел — сник, уронил голову на грудь. С двумя всё понятно, мелькнуло в голове Аристарха, и быстро глянул на третьего. Тот резко вскочил… и совершенно напрасно это сделал — горловиной бутылки с острыми клыками Аристарх наотмашь полоснул его по животу, слева направо, будто углём на заборе черту провёл… кривую, грязную и рваную. От страха, удивления и боли бедолага выпучил глаза, схватился руками за рану… — сквозь пальцы уже сочится кровь — широко открыл рот и рухнул в кресло. Каждое движение Аристарха было чётко, быстро, осознано. Оглядевшись, он схватил со стола салфетку, тщательно вытер горлышко бутылки, и — к выходу. В дверях — испуганный хозяин квартиры. Аристарх замахнулся на него — тот быстренько, словно десятилетний пострел, юркнул в кухню. Но годы сказали своё — не добежал: зацепилась нога за ногу, и он грохнулся на пол. Аристарх саданул плечом в дверь — та с треском распахнулась. И тут, как по-щучьему велению — дверь лифта нараспашку. Не дав старушке выйти, он вскочил в кабину и нажал кнопку первого этажа. Что подумала перепуганная насмерть бабулька, его меньше всего волновало. Вы­скочив из подъезда, Аристарх метнулся к трансформаторной будке: там должен быть Жора Штых. — Ну, я ему сейчас!..

Жора Штых, вытянув ноги, сидит на земле. Его широкая спина плотно прилегает к грязной кирпичной стене. Голова свисает на грудь. Рядом, как раз по правую руку — бутылка «Столичной». Странно, а ведь он левша, — подумал Аристарх и тут же выругался, — свинья! — и в сердцах пнул его ногой. В плечо. Сильно пнул. Жора, словно куль, повалился на бок. Аристарх нагнулся. Пьянь болотная! — свирепо схватил его за кудри и тут же отдёрнул руку — чуть ниже макушки чётко и рельефно обозначалась огромная шишка. Жора тихо застонал. — Ни фига себе! — догадался Аристарх в чём дело и побежал к троллейбусной остановке.

Машина на месте, — хоть тут всё в порядке.

— Давай, сынок, быстро!

— Куда? — Возбуждение Аристарха не обещало ничего хорошего. — Куда? — ещё раз спросил Михаил… скорее от страха, чем из любопытства

— Куда-куда… Тянуть кобылу из пруда!.. Быстро!.. вон к тому дому. — Аристарх показал куда ехать. — Давай же ты, быстрее! Чего копаешься?!

Михаил выжал сцепление, сунул руку к замку зажигания… Нет ключа. Ничего не понимая, посмотрел на Аристарха. Тот сердито округлил глаза.

— Ну, чего ты телишься!

Михаил — по карманам. Пусто. Наклонился… может, уронил ненароком — нет ключа. Вышел из машины, обошел во­круг, шаря глазами по асфальту — результат тот же. Прошeл до остановки, надеясь там найти — пустые хлопоты.

— Ну?! — спросил Аристарх, когда вконец удручённый Михаил подошёл к машине.

— Ко мне тут гаишник пристебался… Червонец снял.

— И ключи взял?

Михаил покачал головой.

— Нет, ключи я ему не давал. Права и техпаспорт давал, но он вернул мне их, когда я ему… двадцать рублей отстегнул.

— Десятку!.. Двадцатку!.. Скажи ещё «стольник», — это твои проблемы. — И ударил ладонью по торпеде приборного щитка. — Да сделай же что-нибудь, чтоб завелась твоя железяка.

— Сейчас, сейчас… — Михаил с головой юркнул под рулевую колонку, поковырялся в проводах и… фыркнув-чмыхнув, машина завелась.

Жора Штых лежит там же и в той же позе, как и несколько минут назад.

Аристарх с опаской огляделся по сторонам.

— Давай. Живо.

Вдвоём затолкали грузное, безжизненное тело на заднее сиденье.

— Порядок, — облегчённо вздохнул Аристарх и оглянулся: прямо на них несётся милицейская «Волга». Всё сразу стало ясно. — Давай, сынок, газуй!

Дважды повторять не надо. Полный газ, и — мотор взвыл, как голодный пёс на привязи. Выстрелив градом мелкого щебня, старенький «жигулёнок» выскочил на тротуар. Левый поворот… женщина, выронив трёхлитровую банку с молоком, отскочила в сторону,.. и машина уже несётся к проспекту. Милицейская «Волга» не включая сирену, «села» на хвост. В кабине — знакомый сержант и ещё двое. В штат­ском. Аристарх оглянулся, присмотрелся, узнал одного — вырубил его в квартире Пантюхина. Второго не разглядел — тот сидит на заднем сидении. Не видно. Но сомнений никаких — из той же команды. Третий, с раной в животе остался в квартире. Ему уже не до погони.

— Давай, сынок, жми!..

Красный свет светофора. Стрелка на спидометре поползла влево.

— Ты что, бля… очманел! — зарычал Аристарх, и Михаил вдавил педаль газа до полика.

Милицейская «Волга» тоже проскочила на «красный». Михаил включил левый поворот, показывая, что собирается повернуть в сторону движения трамвайных путей, и глянул в зеркало заднего вида. Милицейская «Волга» тоже перестроилась в левый ряд. И всё ближе и ближе… вот-вот стукнет бампером в багажник. Всё, хана, пишите письма. Да?! А вот вам, накось выкуси: опытный раллист, на миг забыв ту страшную аварию в Шмерли, показал свой класс… глаза боятся, а руки делают — руль резко вправо. Аристарх всем телом навалился на плечо Михаила, старенькая «жулька» на полном ходу с креном в левую сторону прошмыгнула под самым носом у грозно рычащего КРАЗа и, не сбавляя хода, понеслась к выезду в частный сектор.

— Ловко, бля, ты их сделал! — восхищённо одобрил Аристарх. — Я даже обделаться не успел. Молодец, сынок. А тот грузовик мог бы и раздавить нас. Запросто. Всех троих. В лепешку. Рубль за сто даю. У того бульдога колёса выше нашей крыши. Да и шёл прилично — тоже хотел на «жёлтый» проскочить.

Михаил оглянулся — «Волги» не видно — и усмехнулся… «слабак!» И повернулся к Аристарху.

— Я бы и раньше оторвался, да у меня мотор дохленький, а у него зверь под капотом. На «семёрке» уже б давно оторвался.

— Ладно, ладно, не прибедняйся, бляха-муха. Ловко ты его вздрючил, как пацана. Хорошо знаешь этот район?

— Не очень. А что?

— Так, просто. Давай спрячемся где-нибудь.

— Зачем?

— Делай, что велят. — И подмигнул. — Достану я тебе «семёрку».

Михаил притормозил за поворотом и задним ходом въехал в проулок — спрятал машину за кустом сирени. И очень вовремя. Мимо промчалась знакомая «Волга». Грохоча по булыжной мостовой, она неслась к центру посёлка. Михаил и Аристарх переглянулись: понимают — опасность миновала.

— А если номер засекли? — встрепенулся Михаил.

— Плевать им на твой номер. Нужен был бы номер, они б сирену включили. Соображать надо. Раздавить нас хотели. Давай, сматываемся отсюда.

Сзади на сидении завозился Жора. Михаил оглянулся, потянул носом воздух. Водкой разит на весь салон.

— Напился?

— Ещё не знаю. Давай, ко мне домой.

Говорить уже никому ни о чём не хотелось.

Михаил вырулил машину на мостовую и, не спеша, покатил в город. Руки-ноги дрожат: перенервничал. Голова соображает плохо. Сориентироваться — и то никак. Повернул к проспекту и, как зелёный новичок, на повороте, из левого ряда повернул вправо. Будто из-под земли — гаишник. Сошлись на двух червонцах: Аристарх — отдал… гаишник — принял. Все остались довольны. Молоденький гаишник даже руку приложил к козырьку: больше пятёрки за такое нарушение ему ещё никто не давал.

Владимир Пенчуков

От редакции. Основные действия криминального романа «Дорога в один конец» происходят в крупном мегаполисе, как раз во время правления генсека Юрия Андропова. И заканчиваются в тот день, когда над океаном ракетой был сбит южно-корейский пассажирский «Боинг».

Главный герой романа Аристарх Лагутин сын когда-то репрессированного журналиста районной газеты, уверовав себя и убеждая других, что всегда и каждый должен платить по счетам, облачился в мантию Вершителя и, хорошо ориентируясь в жизненном пространстве, занёс топор над головами всех ему неугодных. Что заставило его, человека по природе честного, с обострённым чувством справедливости стать над законом и судить по своему усмотрению?.. Как раз об этом повествование романа.

Роман — для широкого круга читателей.