Виктор Боровиков. Былинки

КАВА, КОПЫ И МАРУСЬКА

Её зовут Маруська. Большая, палевой масти, собаченция неопределённой породы c огромными выразительными глазами. Мы определили Марусю в «украинские степные». Она сторожит гаражи и автостоянку недалеко от нашего дома. Её будка прямо за воротами. Наверное, Маруська признала в нас своих, потому что, однажды, когда шли мимо, она прибежала здороваться. О, эти честные собачьи глаза! Потом отошла, по-свойски махнув хвостом, и мне вспомнилось чеховское: «Те, кто не любит собак, вызывают у меня подозрение». Кажется, мы ей понравились.

У Маруси привычка. Ближе к вечеру обходить территорию вокруг парковки, вероятно, считая это пространство «зоной ответственности». Гаражи – спортзал – кафешка с киоском на углу – гаражи. В другой кафешке, через дорогу – с названием «У Заратустры», Маруську иногда прикармливала повариха Маричка. Может, это она назвала Марусю в свою собственную честь, а может, так пошутили шофера из гаражей.

В тот вечер я наблюдал за собачьим обходом из окна спортзала. Маруська не спеша продефилировала мимо киоска с минералкой и направилась к пивной точке на углу, где студенты и новые «копы» Хатии Деконоидзе – отважной грузинской женщины, не убоявшейся коррупции и мафиозных вожаков в стране Кобзаря и сладкой компании «Рошен» – по нескольку раз на день пили каву-кофе из картонных стаканчиков. Некоторые говорили «кофэ»… Вот франтоватые украинские «копы» в чёрном и фуражках с кокардой на высокой тулье, похожих на эсесовские, что-то сказали Маруське, и она остановилась возле их «коповской» тачки. Пузатый полицай направил на Марусю яркий полицейский фонарик, а напарник, видать, подозвал, потому что псина доверчиво шагнула навстречу. Тогда второй плеснул в Маруську остатками кофе. Та отпрыгнула, поджав хвост. Потом, не оглядываясь, перебежала дорогу и по дорожке – газонами, к себе в гаражи… А я смотрел на «новых». Вот повеселились! Может, неспроста у них такие фуражки? Пытался представить нечто подобное в Америке. Не получилось.

АРБУЗ

После нескольких дней командировки в памирских предгорьях, я уже в большом кишлаке. Июль, в тени +43 С. На базаре выбрал арбуз, а разрезать нечем. Подозвал бача – мальчишку, у которого «бизнес» – за долю выдаёт на время «курчо» – ножик, специально для арбузов и дынь. Точнее, аренда предполагает долю – скибку арбуза. Тут же столы, за которыми всё это и можно употребить. Отрезаю большую скибку и протягиваю ему. А бача подталкивает вперёд девчонку – такую же, как он сам – чистенькую, но одежонка на ней тоже чиненная-перечиненная. Вот ей дайте, говорит, это моя хоар. Сестра, т.е. Отрезаю вторую скибку. Нет, возразил бача – ей мою долю. Мальчик смотрел прямо. По-взрослому. Сделал, как он хотел. Гордый. Прямо глядит и спинка ровная. Не попрошайка. Горец… Вспоминал потом сцену, глядя на юных попрошаек в эсенговских подземках. Однако не их вина. Другие традиции с милостями и другая планка выживания. Это как высота над уровнем моря. У всех разная.

КРОССОВКИ

Ночевал в корпусе для командированных. У меня там был отдельный номер с кондиционером, широкой кроватью, письменным столом, шкафом и холодильником. Первый этаж. Через холл жили врачи – травматологи и хирурги. Вид из окон – высокий забор, метров пять, по верху – колючка под напряжением, на входе охрана из местных. Иначе нельзя, рядом война. Необъявленная. Моджахеды и шурави. Оккупация под соусом «укрепления южных рубежей» Совдепии. Бред кремлёвских старцев, на который не отваживаются батальонные замполиты. Много горя, крови и смертей. Нефти в запечатанных скважинах, рубинов на рудниках Ахмад-шаха, золота на приграничных приисках, тоже навалом. У журналистов международный иммунитет.

Почистил кроссовки и выставил на подоконник, сушиться. Они мне нравились, удобные и в поездках в самый раз. Поздоровался с медиками, потом захожу к себе… и только что успеваю заметить свои кроссы в чьей-то руке. Когда подбежал, воришки и след простыл. Чудеса. Глухая стена впереди и никого слева и справа. Пришлось посылать охранника на базар за новыми кроссовками. Однако караульные отнеслись к поручению творчески. С кроссовками принесли сдачу и отловили на базаре троих чумазых «бачат». Предложили среди них опознать «алладина». Настаивали. Наверное, это был вопрос их профессиональной чести. «Своего» узнал сразу – по вывихнутому суставу на большом пальце. Он перехватил взгляд и неловко спрятал примету. Но это я чувствовал себя виноватым… Его здесь нет, сказал я охранникам. Попросил напоить всех чаем с лепёшкой и отпустить. Но, по-моему, старший караульный всё понял. С тех пор его родной брат, работавший курьером, стал приносить мне чай и обучал местным диалектным выражениям, которых нет ни в одном словаре. А, может, то было их обычное гостеприимство.

Виктор Боровиков