Театр новейшей словесности. Часть 2

Спектакль «Кеды» Любови Стрижак в постановке  Руслана Маликова, идущий в «Практике» уже несколько лет, является, пожалуй, самой характерной для прояснения стилистики  метода освоения реальности, которым отличается данная театральная институция.

В аннотации указано, что перед нами в сжатом до полуторачасового спектакля 48 часов жизни главного героя пьесы — Гриши — и его друзей, знакомых, родственников. Произойти сыгранная артистами история могла произойти не исключительно в Москве, а практически в любом российском городе: клубами, тусовками, оболтусами, которые прожигают жизнь, насколько у них хватает сил и средств, уже не удивишь никого.

Но театру важно было показать не просто бытовую историю о досуге молодых людей до 30 лет, а показать — какие они, внешне одинаковые, типажные и посредственные, на самом деле — с характерами, являющимися личностями со своими проблемами и драмами.

День Гриши (Данила Шевченко), взятый за точку отсчета истории о нем, начинается с утреннего разговора с матерью. Он сообщает ей, что в очередной раз уволился с работы (ему не нравится подчиняться произволу начальника, хочется быть независимым и самодостаточным), нехотя берет очередной подарок отчима — айфон не той марки и бейсболку не той модели, какие бы ему хотелось. И с новости о том, что в очередной раз приехал отец для продления визы, значит, снова что-то привез в подарок сыну, о котором вспоминает во время посещения страны раз в полгода.

Гришу устраивает такое вот фланирующее существование: что-то подкинет отчим и это можно продать, что-то передаст отец и это можно носить. У него есть два друга — Миша (Данила Ариков) и Саша (Виталий Щанников), с которыми он постоянно проводит свободное, или почти все время. Есть девушка Кристи (Алиса Дмитриева), дочь бывшего начальника, с которой он как бы дружит. Есть девушка Катя (Анна Щепелева), ее он любит на самом деле.

Короче говоря, почти обычное утро, каких в его жизни уже было достаточно, чтобы привыкнуть к заведенному ими порядку разговоров, взаимоотношений, чувств и реакций на те или иные реплики взрослых и друзей.

Но тут неожиданно сходится все сразу. И даже чересчур много: Гриша просит у матери, все время занятой и думающей только об отношениях с отчимом сына, деньги на покупку новой пары кед,  удивлен приездом родителя, узнает, что Саша решил жениться на Кате и что она беременна. Потом от нее узнает, что именно он, Гриша, является отцом ее будущего ребенка, но Катя выйдет за другого, поскольку на Гришу ей рассчитывать не приходится. По ее мнению — парень он несерьезный, да и благополучие, о котором она мечтает, с ним не получится. Общаться, пить на кухне, тусоваться — это одно, а жить семейной жизни — немного другое.

И вот тут, собственно говоря, после своеобразного эпиграфа-вступления и начинается пьеса «Кеды».

Трое друзей пускаются во все тяжкие — нюхают наркотики, срываются как бы на мальчишник в клуб, по ходу выясняя отношения друг с другом, рассуждая в несколько измененном состоянии о жизни, о том, что в ней меняется с женитьбой Саши на Кате.

В воссоздании их похождений нет ни натурализма, ни фарса — все точно, но ровно в меру того, что необходимо с художественной точки зрения. Перед нами не критический реализм, не cближение, а своеобразное обозрение. Можно сказать, что по жанру «Кеды» являет пример фильмов роуд муви. Правда, здесь герои никуда не уезжают, а фланируют по известному маршруту — дом Кати, клуб, улица, дом Кристи, улица.

В программке спектакля указано, что в нем звучит ненормативная лексика, что соответствует истине. Другое дело, что ее совсем немного, что она не столь ненормативная, в общем-то, и естественна в разговорах молодых людей здесь ровно столько же, как и все остальные аспекты их гусарской жизни.

По ходу действия каждый из молодых людей рассказывает о перспективах своей жизни. Например, Миша, сослуживец Гриши, вспоминает, что ждет вызова из Голландии, чтобы там учиться по профессии, которая ему по-настоящему интересна (будучи психологом по образованию, он работает в той же фирме строительной, из которой ушел Гриша).

Параллельно с монологами молодых людей о собственных планах высказываются и их знакомые девушки.

Особенно интересен монолог  Полины в исполнении Маргариты Толстогановой (младшей сестры замечательной российской актрисы Виктории Толстогановой). Это во всех отношениях правильная девушка: она не пьет в компании, держит себя с парнями строго, думает о получении еще одного образования и о рождении пятерых детей. (Интересно, что во время монолога она как робот рассекает пространство перед собой руками, точно также вела себя мама Гриши, как бы наводя порядок перед приходом сожителя, отчима сына).

Имеется в виду, что ее героиня вроде бы противопоставлена остальным девушкам в этой компании. Может быть, и так. Правда, нет уверенности в том, что у нее получится так, как она рассчитала на десятилетия вперед и в том, что при достижении каждой из поставленных перед собой целей она будет еще и счастлива.

Противопоставлен ей по сути монолог Татьяны (Агния Кузнецова), где все тоже переведено в иное измерение, чуть легкомысленное и прагматичное одновременно.

(Настоящим положительным персонажем в пьесе и спектакле «Кеды» оказывается тихая девушка Кристи, дочь тирана-начальника; она тихая, порядочная, с характером и внутреннем стержнем. Ее воспитывает резкий и жесткий по характеру отец, но, вероятно, не только из-за него она сообщает Грише, что их дальнейшие отношения не могут быть продолжены, как прежде. Из таких девушек, какую играет молодая актриса, вырастают удивительные жены и матери, которые страдают от непонимания и отсутствия взаимности, потому что на самом деле, насколько это возможно в семейной жизни, идеальны.)

И получается, что для Гриши все происходит вроде бы по знакомому сценарию, но занозой в голове (что не выветривается даже после порошка) остается мысль об отцовстве, мордобой отца Кристи и необходимость принять решение.

Рассказывая о том, как он познакомился с Полиной и ввел ее в дружную компанию друзей и подруг, Гриша вспоминает, что буквально отбил ее и другую девушку от тех, кто хотел увезти их в машине куда-то. (Эту девушку и играет Маргарита Толстоганова). Наверное, дело и в том, что, будучи человеком инфальтильным и внешне посредственным, Гриша немного романтик, который в людях продолжает видеть хорошее. Возможно, что именно поэтому на него так подействовало все, обрушившееся на него сразу, в первую очередь — беременность той, которую считал исключительно любимой и единственной.)

Так вот, в финале спектакле, который по пьесе происходит в очередное 31 число месяца (а в этот день на площади Маяковского в Москве собирались люди в знак солидарности с 31 статьей российской конституции, где говорилось о свободе собраний)  Миша вляпывается в противостояние полиции и митингующих. Миша, который узнал, что ему пришел вызов из Голландии, находясь в несколько измененном состоянии рассудка, вмешивается в драку полицейских и тех, кто отстаивал конституционное право быть свободным, вероятно, даже не совсем понимая, из-за чего здесь, собственно говоря, случилась заваруха — просто шли мимо и захотелось экстрима, потянуло на подвиги, на махач, то бишь, драку с представителями власти.

Естественно, что его тут же хватают, винтят (скручивают), несут в автозак (машину для перевозки заключенных, которые всегда в большом количестве рядами стоят рядом с местом проведения таких мероприятий). А Гриша, пережив шок от увиденного, расчувствовавшись после разговора с отцом по телефону, разгоняется на велосипеде, и влетает на всей скорости в автозак, надеясь спасти Мишу. Но, скорее всего, разбивается от столкновения со спецмашиной или попадает в число тех, кого туда затолкали.

Таков финал спектакля «Кеды» — по-своему логичный, драматический, странный и нелепый по существу, но достоверный, если иметь в виду все, что сказано было и сделано было Гришей до того, за те часы и сутки, что он собирался купить новые кеды, но так и не сделал этого по разным причинам.

Текст пьесы Любови Стрижак — лаконичный, емкий, точный. Обо всех персонажах мы узнаем самое главное, не всю психологию их поведения, как это привычно по старомодной драматургии советского и досоветского времени. Только то, что есть кульминация и необходимо, чтобы представить каждого героя наглядно и по основным чертам.

Режиссер Руслан Маликов поставил спектакль динамичный, выразительный и правдивый. На маленькой сцене одновременно задействовано несколько пространств, которые отделены прозрачными экранами, так что все происходит и прямо перед зрителями — монологи героев, и на втором, третьем плане, когда надо показать пункты их приключений и встреч с теми или иными людьми. Здесь все точно продумано по пластике — жесты и мимика, здесь нет ничего лишнего. А в качестве изобразительного жанрового приема использовано Екатериной Джагаровой (сценография) не только экраны, а и зеркала в двух плоскостях — друг напротив друга на сцене, где герои смотрят на себя со стороны и анфас, направленные на зрительный зал, что углубляет пространство сцены (здесь нет намека на спектакль театра на Таганке, просто зеркала здесь — образ спектакля, поскольку текст и игра актеров отражают их суть, их индивидуальность).

Органично работает здесь и музыка: звукорежиссер Дмитрий Ляшков. При этом — на явном контрасте, что так же, как зеркала на сцене, являются художественным решением спектакля. Так действие сопровождается клубной музыкой NVG (How2make), и вдруг ближе к концу спектакля кеды врубается на полном серьезе шлягер советских времен «Капитан», который исполняла популярная певица из Югославии тогдашней Радмила Караклаич. В этой неброской песенке есть что-то связующее — взрослых и молодых людей, их бурной и пустой жизни с мечтой о чем-то настоящем.

Здесь стоит также вспомнить кинематографические врезки, которые сопровождают действие: персонажи на авансцене рассуждают о намерениях на фоне черно-белых под хронику кадров где они же молча реагируют на то, что говорится в зрительный зал. То есть, перед нами и монолог и реакция на него того, кто говорит, что создает ауру документальности, переводя театральное высказывание в контекст повседневности, сохраняя градус сценического действа на должном уровне.

Примечательно, что часть реплик героев спектакля «Кеды» шла при смехе в зрительном зале, где большинство из пришедших на спектакль были ровесниками его героев. Для них он, наверное, говорил о том, что им было знакомо и понятно, хотя, повторим, перед нами хоть и обобщение, но не обличение, а попытка дать возможность увидеть жизнь этого поколения со стороны в реальных и узнаваемых подробностях.

Интересен здесь прием, соединяющий в себе двойничество по Достоевскому и характерное для средних американских фильмов повторение того, что намечено было в их начале при завершении кинематографической истории.

Так мать Гриши и мать Миши играет одна и та же актриса — Мария Сурова, а отчима Гриши и отца Кристи — один и тот же актер Олег Камещиков. Здесь и режиссерский прием показа перевертышей, разных ипостасей героев пьесы «Кеды» показан, и заявлен уровень актерской игры, позволяющей одной репликой, жестом, интонацией все сказать о персонаже.

Мама Гриши — замотанная, живущая как машина, женщина, у которой есть неофициальная вторая половина. Мама Миши — свободная, одинокая женщина. Она обходит трех молодых людей — сына и двух его друзей — стоящих столбиками, как на трассе слалома, и говорит лишь: «Мальчики!», чувственно, призывно и даже развязно. Отчим Гриши идет напролом, не зная полутонов и поворотов. Отец Кристи — дьявольски изобретателен, циничен и подл, что передается настолько правдоподобно, что сразу даже не совсем понятно, что перед нами один и тот же артист.

Когда он выдает реплику ОМОНовца, командующего задержанием Миши, что не так важно — это в образе отца девушки или отчима молодого человека, поскольку и тот, и другой могли бы быть полицейским, разгоняющим вместе с другими толпу безоружных, стоящих на месте людей.

Двойничество выражается и в том, в спектакле, опять же снова не по Станиславскому, а по жизни, нет ни совершенно плохих, ни идеально хороших людей. Так, Гриша не любит наводить в комнате, где живет, порядок, но дорожит пластинкой (!) с записью музыки Шостаковича, Саша не понимает, для чего ему жениться на Кате, когда и так можно жить, но думает об ответственности за ее будущего ребенка, хотя по поведению девушки слова о беременности похожи на ложь или что-то в том же роде.

Таким образом, в «Кедах» жизнь дана в максимально приближенной к обыденности полноте, но есть не трактат о молодых, а узнаваемый и содержательный эскиз их забот и их досуга, хотя не только этого одного. В привычных разговорах, в том, как молодые люди проводят время, прорастает их экзистенция, их своеобразие, с трудом, с препятствиями, преодолевая рутину вторичного и суетного, то настоящее, что более всего интересно в человеке. В театральном герое прежде всего.

Очень может быть, что «Кеды» надо показывать прежде всего родителям, чтобы они, насколько такое  для окажется приемлемым, смогли понять собственных выросших детей, чтобы не давить их не всегда соразмерным по напору авторитетом и внушать правила жизни, которые могут быть для данного поколения не совсем нужными.

Здесь явлен скол жизни, осмысленной в контексте современного театра, в рамках той программы, какую исповедуют создатели театра «Практика». И очевидно, что результат развития заявленной эстетической манеры воссоздания российской действительности, как можно судить по спектаклю «Кеды», удачен, плодотворен и открыт для обсуждения, как диспут, облеченный в театральную форму, нынешнюю по содержанию и средствам выразительности.

То бишь, показаны обостренные до драматизма ситуации: например, у Гриши — мать и отчим, у Миши — одна мать, у Кристи — только отец — благодаря сцеплению которых удается драматургу, режиссерам и артистам передать действительность без прикрас, концептуально, концентрированно и образно, в чем и проявляется особенность воспроизведения ее в специфичности подхода к ее интерпретации в театре «Практика».

Илья Абель