Сергей Криворотов | Странности влечения

Жив курилка! С наклеенного на фонарный столб предвыборного плаката прямо на меня нахально пялилась неизбежно узнаваемая широкая физиономия. Шаг влево – смотрит, шаг вправо также не отрывает прищуренных глаз, просто настырно сверлит взглядом. Пойдёшь прочь, будет буравить уже спину, пока окончательно не потеряется из виду. Такие вот они – фотопортреты анфас. Давненько мне не попадалась эта знакомая личность. «Высшее медицинское образование и богатый жизненный опыт помогли ему понять, как улучшить нашу жизнь…» Я ещё не успел дочитать надпись под цветной фотографией, а память уже услужливо подсунула место и обстоятельства нашей последней встречи.

На тех военных сборах он выглядел солидно и отрешённо. Одиноко сидел в сторонке, соблюдая дистанцию от прочих. К такому не подступиться с разными дурацкими, заведомо предназначенными для других предложениями. Да никто ему и не предлагал ни сообразить на троих, ни в картишки перекинуться. В меру упитанный мужчина под сороковник, пожалуй, даже пухленький с несколько одутловатым лицом и щеками, сразу напоминавшими такую важную часть тела у типичного запасливого хомячка. Впрочем, ни это, ни что другое в его облике не вызывало неприязни или отвращения. Наверняка, для кого-то он выглядел даже привлекательным. Наличие откровенно наметившегося брюшка свидетельствовало, скорее, не о его лени и враждебности к физическим упражнениям, а выдавало благожелательное отношение к пиву с одновременной потребностью частенько и хорошо покушать. Он явно знал толк в шашлыках.

Что же до видимой отстранённости от окружающего или даже некоторой демонстративной надменности – такое вполне соответствовало его профессии и занимаемому прежде посту: психиатр, да к тому же директор закрытого лечебного спецучреждения.

Впрочем, если приглядеться повнимательнее, можно было различить в его облике едва приметные следы растерянности и некоторой неряшливости. Поговаривали, что в недавнем прошлом его осудили на условный срок со снятием с должности и лишением права заниматься лечебной деятельностью, так что врачом он уже не являлся. Однако, в военкоматской канцелярии он пожизненно остался старшим лейтенантом запаса.

Надо сказать, месячные сборы для советских офицеров запаса медицинской службы проходили вовсе не в полевых условиях среди армейских палаток, строевых плацев или казарм в расположении воинской части, а в аудитории местного мединститута. После дня многочасовых лекций курсанты, или как их там назвать, распускались по домам до следующего утра. Пострелять из калаша или ТТ давали только в последний день, да и то холостыми патронами, для чего вывозили всех скопом на загородное стрельбище. По месту основной работы на всё время сборов сохранялся средний заработок, как по больничному листу. За день для учёта посещений проводились две-три обязательные поимённые переклички с неизбежным сообщением об отсутствующих в родную бухгалтерию.

Аудитория предоставлялась самая большая с кафедрой для лектора, от которой уступами поднимались вверх ряды с откидными столиками, за которыми обычно располагались студенты-очники. Мало кто из офицеров запаса слушал эти нудные, монотонно читаемые лекции. Одни листали газеты, другие утыкались в книгу, третьи играли в шахматы, а то и в карты.

Правда, никто здесь не резался в «секу», столь любимую алчными газпромовскими вахтовиками в пригородных электричках. Со студенческой поры самыми ходовыми оставались преферанс, «атомный» кинг (тот же малый преферанс), либо простой кинг с обязательными «хвалёжками» с объявлением козырей или бескозырки при наборе плюсов. Если время поджимало – просто перекидывались в буру.

Некоторые успевали с утра обернуться до рюмочной или навёрстывали упущенное в обеденный перерыв, другие приносили выпивку с собой, прочие же, вдоволь назавидовавшись таким счастливчикам, спешили догоняться уже после лекций.

Где-то спустя неделю такой вот подневольной жизни в аудиторию в начале первого десятиминутного перерыва ворвалась молодая встревоженная женщина с узелком в руках и немедленно приступила к лектору, не успевшему покинуть трибуну. Поскольку микрофон оставался включён, все в зале невольно оказались в курсе переживаний незнакомки. Женщина слёзно умоляла сотрудника военной кафедры отпустить её мужа на ночь домой – помыться и навестить детей. С её слов тот восьмые сутки, как убыл на данные сборы, и больше от него не поступало ни весточки. Лектор терпеливо разъяснял несчастной, что никого здесь насильно не держат после ежедневных занятий, одновременно разбирая записи учёта посещаемости. Наконец он сообщил, что субъект с такой фамилией, действительно, имевшейся в списках, не появлялся ни разу. Женщина успела потребовать перепроверки прежде, чем до неё дошло, что всё это значит. После чего понуро покинула сборище под ехидные ухмылки некоторых офицеров запаса.

Но бывшему психиатру было не до веселья даже по бесспорно располагавшему к тому поводу. После недавних передряг он явно утратил способность, даже если такая у него имелась раньше, воспринимать окружающее с юмором.

Поговаривали, он согласился в своё время на заведование закрытым интернатом для психически больных и умственно отсталых детей в каком-то захолустье средней полосы. Быстренько с укороченным испытательным сроком приняли в партию, разве, можно было доверить беспартийному пусть небольшой, но руководящий пост? Там-то наш деятель и стал жертвой своего странного и неуместного влечения. Точнее жертвой оказалась одна из доверенных его заботам обитательниц того заведения. Он же просто использовал своё служебное положение с неблаговидной целью.

Впрочем, было ли само совращение? Принуждение? Да и какие понятия уместны в таком случае? Уж точно не «любовь» или «неодолимая симпатия». Возможно, не избалованная вниманием со стороны, лишенная всех прав, да и не имевшая о них понятия несчастная откликнулась таким образом на внезапное участие взрослого, сумевшего вызвать у неё доверие. К тому же, в искажённом восприятии мира больного подростка он наверняка представлялся, по меньшей мере, почти небожителем. Если даже допустить, что нуждавшаяся в наблюдении и опеке умственно отсталая девочка с генетическим синдромом Дауна или чем-то там ещё сама избрала его объектом своих сексуальных приставаний, разве, это может хоть сколько-нибудь оправдать совершённое им? Ведь перед его авторитетом и положением она оказалась совершенно беззащитной. Тут уже невольно начинаешь подозревать патологию у самого «попечителя».

Будучи директором, он, скорее всего, набирал себе для подработки ещё и платные дежурства. Остаётся только гадать, как его угораздило докатиться до связи с умственно отсталой несовершеннолетней пациенткой. Если он успел предварительно заложить за воротник, подобное обстоятельство лишь усугубляло чудовищность содеянного. Скорее всего, это случилось во время вероятного ночного дежурства, а потом неоднократно повторялось снова и снова.

Видимо, остатки соображения полностью покинули его, когда он и вовсе взял больную девчушку к себе домой, чтобы жить с ней постоянно. Среди персонала прошёл слушок, что неполноценной избраннице директора принудительно сделан аборт. Однако, минуло несколько месяцев, пока кто-то из подчинённых не донёс о происходящем безобразии во все инстанции, в которые только смог донести. Завистники или искренние поборники порядка и справедливости то совершили – монопенисуально по большому счёту. Главное, что справедливость восторжествовала, важен конечный результат. Только непонятно, почему подобное продолжалось столько времени, и никому до того не было никакого дела? Вряд ли он мог вызывать неодолимый страх и трепет у подчинённых. И невольно начинаешь думать: а может, такие случаи вовсе не редкость в подобных учреждениях закрытого типа? Наподобие всё чаще открываемых со временем фактов педофилии церковнослужителей разных стран?

Для него стала вырисовываться вполне предопределённая картина: суждено будущему зеку после вынесения приговора по справедливости быть опущенным с острым осколком стекла или заточкой у горла с последующими долгими годами проживания у параши.

Но всё сложилось для нашего героя вполне благоприятно самым странным образом. До перестройки, ускорения и гласности оставалось ещё год-другой, и подробности такой развязки остались таинственными и неразгаданными. Можно, конечно, предположить, что у попавшего впросак оказался наверху покровитель, родственник либо приятель, сумевший вовремя использовать свои связи и положение, чтобы замять происшедшее и спасти непутёвого любителя дефективной клубнички. Но это только догадки.

Более вероятно, членство в КПСС и должность секретаря первичной парторганизации послужили для него «аварийной подушкой безопасности» или спасительным парашютом. Да, к тому же, в деле оказался замешан какой-никакой, но местного масштаба руководитель государственного интерната! Очень возможно, с ним заключили негласное соглашение, по которому он обязался даже зарегистрировать брак со своей психически неполноценной сожительницей при достижении ею предусмотренного для того возраста. Однако, то всего лишь опять гадание на кофейной гуще. Тем более, рассказавшему о злоключениях бывшего директора осталось неизвестным, сколько прожил он со своей недееспособной подружкой, и чем всё закончилось. Разумеется, едва на нашего трудягу завели уголовное дело – сразу с работы турнули, лишили диплома без права заниматься любой медицинской деятельностью, партбилет отобрали (вот уж самое страшное наказание со сталинских времён для службистов всех мастей), но зато в итоге дали всего лишь условный срок.

Через некоторое время в самом начале кооперативного движения он сумел оказаться одним из первых владельцев платных общественных туалетов. Его дела быстро пошли в гору. Он начал всерьёз готовиться к областным выборам в качестве независимого кандидата и даже пытался добиться собственной реабилитации, как жертвы коммунистического судебного произвола. Но, похоже, те, кто прежде помог ему избежать справедливого наказания, вовремя вправили ему мозги. На дворе полным ходом нарастала гласность, и любые СМИ для подъёма собственной популярности с радостью ухватились бы за любые чернушные подробности.

Наш герой решил не искушать судьбу, чтобы не оказаться хитом газетных и журнальных полос, и отказался от несвоевременно зародившихся политических амбиций. Его кооператив и без того беспрерывно расширял поле деятельности. Вот только по военному билету он продолжал значиться старшим лейтенантом медицинской службы запаса, и от очередных командирских сборов отвертеться не удалось. Но и в этом вопросе он надеялся на скорое взаимопонимание с растерянным от армейских реформ и перестройки районным военкомом. Видимо, так оно и вышло: следующие сборы проходили уже без него.

И вот на тебе – снова появился. Видно терпение его иссякло. Конечно, физия стала пошире, да волос значительно убавилось на голове, как-никак два десятка лет минуло, не меньше. Каким же мёдом намазана для такой братии социальная стезя? Что его вынесло на этот плакатик? Тщеславие, или же сделанные деньги захотели власти, чтобы сделать ещё большие деньги? И, как правило, такие обычно добиваются своего. Главное – все они всегда «знают, как улучшить нашу жизнь»!

Очень кстати в кармане моей куртки обнаружился чёрный маркер для надписей на CD. Воровато оглядевшись по сторонам, я быстренько пририсовал без пяти минут депутату маленькие острые рожки и усики а ля Адольф. Внушительная до того мордуленция с листовки тотчас приняла несерьёзный, даже отталкивающий вид. Что ж, пусть теперь пялится на прохожих, сколько ему влезет!