А когда Женька опомнился, всё, собственно говоря, было уже кончено: из разбитого вдребезги окна подземного кондитерского магазинчика торчали толстые, в чёрных джинсах и вишнёвых модельных итальянских туфлях мужские ноги; двое отроков с пивом восторженно открыли щербатые рты; Надька, Женькина жёнка, в порванной бежевой блузке, беззвучно рыдала; а сам Володька, придавленный тремя ментами и закованный в браслеты, лежал носом к окурку «Camel»…
– Да понимаешь, шизик ты афганский, кого вчера завалил?! – брызгал слюной на следующий день тощий, с громадным кадыком, следователь. – Самого замдиректора «Газнефтехима»!.. Отца семейства!.. Думаешь – твои подвиги в расчёт пойдут?! Медалькой своей вшивой закроешься?! Шиш, парень!.. Получишь на всю катушку! Мы тебе такую там житуху устроим, что сам в петлю полезешь!.. А не полезешь – помогут!.. Ишь, удумал, стервец… На наш отдел такую «мокруху» повесить!.. Что меня со вчера уже во все дырки… Что молчишь?! Онемел?! Вчера человека жизни лишил, а сегодня – не при делах?! Косить будем?! Так направим… В психушку!.. Там тебе мигом мозги прочистят!.. Галоперидолом!.. На всю жизнь!..
Женька равнодушно посмотрел в окно.
– Говорить будем?!! – снова завизжал следователь. – Показания давать!!! Или тебе язык развязать?!! Кинем щас к уркам обколотым – они тебя за дозняк мигом оприходуют!.. По полной!.. Так раздолбают очко, что…
И в эту секунду в кабинет ворвалась растрёпанная маленькая женщина.
– Это я виновата!.. – закричала Надька. – Отпустите его ради Бога!.. Это меня тот рыжий стал хватать!.. Меня!.. Слышите: меня!.. Ну, пьяный он был больно… Так винищем разило, что… Чёрт меня дёрнул в эту… Хотела Машке конфеток взять… Она драже шоколадное любит… С орешками – внутри… Ой, Господи…
– Петь, ты глянь!.. – следователь восторженно покосился на молчаливого пухловатого коллегу – за соседним, у окна, столом. – Из-за бабы, видать, весь кипёж случился!.. Ну, сучки… Вечно из-за вас нам потом дерьмо разгребать!.. Авансов пораздаёте мужикам… А они потом через вас друг другу бошки сносят… Что ж ты, поблядушка, за своим мужи… Э, ты чего творишь, па…
Женька, в одно мгновение просунув закованные за спиной руки через обе ноги, коротко хрястнул следователя лицом о стол. Прыгнул к окну и левой ногой въехал пухлому прямо в нос. Перевёл дыхание. Посмотрел на оторопевшую жену. Медленно присел на стул.
– Женечка… – шепнула женщина. – Женечка… Что же ты такое дела…
– Надюшка… – мужчина слегка звякнул наручниками. – Как – ты? Как – Машка? Что ты здесь делаешь? Зачем ты пришла?
– Машка? – Надька пожала плечами. – Машка – хорошо… Нормальненько… Кашку утром съела… Овсяную… Всю… Жень?..
– Что они от тебя хотят? – зашептал Женька. – Что им от тебя надо? Не молчи, слышишь?.. Слышишь, Надька?.. Не ври мне…
– Да я не вру… – женщина отвела глаза. – Что мне врать-то…
– Вот и не ври… – Женька скованными руками тронул русые волосы жены. – Слышишь: не ври… Вызвали тебя, да?.. Повесткой?.. Что говорили?.. Что ты им сказала?..
– Да ничего не сказала… – Надька помолчала. – Ничего не сказала… Что я могу сказать?..
– Кто тебе звонил? – мужчина оглянулся на голову следователя. – Этот?.. Или – кто?.. Что от тебя хотели?.. Показаний?.. Каких?..
– Ой… – женщина прижалась бледной щекой к ладони мужа. – Нет… Не этот… Не знаю… Может, и этот…
– Что? – Женька тоже побледнел. – Что от тебя хотели?
– Сказали… – Надька помолчала. – Сегодня позвонили… Утром… Часов в пять… Только светать стало… Я и так не спала… Целую ночь… Как тут уснёшь… Когда ты… Когда тебя… Господи…
– Кто? Кто звонил?..
Женщина покачала головой.
– Да не знаю я… Не знаю… Как не своя была… Со всем этим ужасом… Посмотрела только: Машка спит… Дверь в комнату прикрыла… Вышла на кухню… Чай поставить… И тут как грянет… Мобильный мой… Около шести… Утра… Я аж вся вздрогнула… А там молчат… Только – жужжит что-то… Как будто – пчёлы… Словно улей – рядом… Кто, говорю?.. Алло?.. Кто звонит?.. И вдруг жужжание… Перестало жужжать вдруг… И голос бабий говорит… Слушай сюда, говорит, Надежда Павловна… Слушай и молчи… У меня аж внутри всё оборвалось… От ужаса… Да, говорю… Слушаю… А у самой аж зубы стучать стали… Баба эта снова помолчала… И говорит: пойдёшь утром к Савченко… К следаку, который твоим занимается… Тобой, то есть… Пойдёшь к нему… И скажешь: я видела, как всё было… Хочу показания дать… Написать хочу…
– Что написать? – замер Женька. – Надюшка, ты не волнуйся… Говори спокойно… Не истери… Что написать тебе надо?.. Что они от тебя хотят?..
– Боже… – женщина прикрыла глаза. – Боже… Я ей тоже говорю: что написать хочу?.. Говорю: а кто – вы? Зачем звоните?..
– Телефон дай, – Женька прислушался к звукам коридора. – Быстро… Телефон мне дай, Надюшка… Слышишь?.. Давай, давай…
– На… – женщина, дрожа, вытянула из розовой блестящей сумочки красную «раскладушку». – Женечка… Господи… Что же ты опять наделал?.. Мы же с Машкой без тебя… Смотри: у того кровь на рубашку капает… Сейчас же… Они тебя… Все… Женечка…
Женька быстро потыкал большим пальцем по клавиатуре телефона и двумя руками приложил «раскладушку» к правому уху.
– А ты их… – женщина посмотрела на недвижимую кучерявую голову тощего. – Божечки… Ты его случайно не…
– Санёк, Санёк, Санёк… – быстро заговорил Женька. – Слухай меня… Не говори ничего… Меня слухай… Короче…
Женька глянул на заплаканную жену.
– Короче, Санёк… Мои к тебе сегодня рванут… Понял?.. В Белгород твой… Сегодня… На поезде… Надька с Машкой… Встреть, понял?.. Надька тебе нарисует – что да как… Пусть у тебя пока поживут… Лады?.. На первое время гроши есть… А там помоги… С Колькой Сафоновым свяжись… Он – при делах… Поможет, если что грошами… Я?.. А что – я?.. Я разберусь… Разберусь, я сказал!.. Ты моих встреть, понял?! Машку рыбой не корми: аллергия – у неё на рыбу… Аллергия, говорю!.. Краснеет вся… Задыхаться начинает… Пусть куру лопает… Надюшка…
Женька чуть улыбнулся.
– Ну?.. Котёнок… Слышишь меня?.. Быстро Машку – в охапку… Гоните на вокзал… И ближайшим – в Белгород… К Саньке Казанцеву… Карточки мои не забудь взять… Там на обоих – тысяч сорок есть… С копейками… Ты меня слышишь?.. Своим на работе скажи, что… Наври что-нибудь… Чтоб не искали… Чтобы шума не поднимали… Скажи, что батя твой приболел… Что надо срочно – к нему… Скажи, что не знаешь – когда приедешь… Поняла?.. Надюш?..
– А – ты? – замерла женщина. – Ты – как? Я без тебя никуда не…
– Надюшка, Надюшка… – Женька захлопнул «раскладушку» и закованными руками тронул бледные щёки жены. – Я разберусь, слышишь?.. Я… Я ни одной мрази не позволю вас с Машкой тронуть… Слышишь?.. Ни одной… Разорву… Как тузик – грелку… Санёк вас там встретит… Поможет… Если нужно будет, я за вас жизнь положу… Чтобы жили вы… Как люди… Чтоб Машка росла… Чтоб не болела… Сейчас эти опомнятся… Ты давай – дуй домой… Быстро… Вещи – в сумку… Машку – подмышку… И сразу – на вокзал… А я здесь разберусь – не думай… Ну, влепят пару годков за урода того… А там, глядишь, – амнистия какая… Или – ещё чего… Не успеешь заскучать, как на воле буду… Слышишь?..
Надо сказать, что Женьку не били. Даже пальцем не тронули. Просто вывели из кабинета, сняли браслеты и с лязгом заперли в кэпэзэшную «одиночку».
В обед открылась «кормушка»: тощенький рыбкин суп, ком застывшей перловки и мутный компот из сухофруктов.
А под вечер в подсвеченное «луной» пространство камеры втиснулся громадный, красный милицейский полковник.
– Короче… – полковник медленно закурил. – Курить хочешь?..
– Не курю, – Женька оторвал спину от крашеных досок небольшого камерного подиума.
– Короче, Ильиных… – полковник выпустил густую струю сизого дыма. – Ситуация – такая… А чего не ел, кстати?..
Женька покосился на алюминиевые миски. Пожал плечами.
– Короче, ситуация – такая… – повторил полковник. – Труп – на тебе… Непредумышленный, пусть… Но – труп… Статья 109… Причинение смерти по неосторожности… До двух лет… В лучшем случае… Но, если кто вмешается…
Полковник ткнул указательным пальцем вверх.
– Тогда… Не работягу какого ты на тот свет отправил… Понимаешь хоть? Или – нет? Замдиректора «Газнефтехима»! Шишку! Этот… Как – его… Бирюков, к тому ж… Вхож был… Как говорится… В кабинеты… И – прочее… И батька его в своё время референтом министра нефтяной и газовой промышленности побыл… Так что… Связи остались… Доходит, Ильиных, нет? В какое дерьмо ты влип… По самое не могу…
Мужчины большим клетчатым платком утёр красный лоб.
– А ведь могут дело и так повернуть, что по другой статье пойдёшь… По 105-й… По части первой… Убийство… Простое… Умышленное, то есть… Увидел, мол, как твою жёнку лапать стал этот… И грохнуть его решил… Тем более, что грохнуть тебе человека, как два пальца обосцать… Воевал потому что… А на «боевых» в рейдах – что? В «духов» из рогатки стрелял? А по 105-й в части первой тебе уже от шести до пятнадцати светит… Это уж как прокуратура повернёт… Да суд решит…
Женька замер.
– Что: нельзя было этого… Нельзя было Бирюкова этого без «мокрухи» окоротить?.. Ну, нажрался он… Не меньше двух пузырей коньяка выдул… По анализам судя… Ну, полез он… К твоей… Да, дали показания… И – девка эта… Продавщица эта подземная… И – мальцы на роликах… Что прицепился Бирюков к твоей… Лапать стал… Так что же?.. Непременно надо было гасить мужика?.. Так, чтобы ему всю башку покрошило?.. Ты же – умный парень… Воевал, к тому же… Награды имеешь… Что молчишь?.. Опять молчишь?..
Женька пожал плечами.
– А что говорить?.. А так всё понят…
– Тьфу ты, бестолочь!.. – рассердился полковник. – Понятно ему!.. А мне – не понятно!.. Не понятно мне – какого чёрта надо было себе жизнь корёжить!.. Жена красивая!.. Дочь!.. Работа!.. Целым вернулся с Афгана!.. Живи – не хочу!.. Здоровый!.. Умный!.. Квартира есть!.. Машина!.. Какого чёрта на нары лезть?! Чем на воле плохо?! Из-за кого?! Из-за рыжего этого?! Кому ты что доказал?! Что можешь зашибить человека?! Который жёнке твоей кофту порвал?! Так для того много ума не надо!.. Ну, въехал бы ему разок… Чтоб протрезвел… Ну, носяру бы свернул… Кто ж – против?! Зачем же было башкой его в киоск этот со всего размаху швырять?! Какого чёрта?!
– Вам-то – что?.. – Женька посмотрел на багровый профиль полковника.
– Что?! – резко повернулся мужчина. – Мне-то – ничего!.. Я-то доложу как раз… По команде… Да и докладывать-то особо нечего… Бытовуха… Каких – тыщи… Доложу, как есть… Что – пьяный один… А другой – чокнутый… Доложу, что мозгов у него нет… Хочется сидеть – сиди… Пусть жена твоя с девкой, как сорняки, живут… Без мужа… Без отца… Пусть передачи подгоняют… Пока отец на «шконке» будет париться… Годков десять-двенадцать… А там, глядишь, и жёнка твоя от мужа-зэка устанет… Открестится, так сказать… Нормального себе найдёт… Не лагерного… Баба ж – молодая ещё… В самом соку… Думаешь: ждать будет?! Весь «червонец», который тебе влепят?! Шиш!.. Я за тридцать лет службы на таких насмотрелся!.. Найдёт другого мужика!.. И будет с ним жить-поживать!.. А ты париться будешь, идиот!.. За дурь минутную!.. А выйдешь… Если выйдешь… Сколько – тебе будет?.. Под шестьдесят?.. Кому ты будешь нужен?.. Ни жены, ни денег, ни квартиры, ни работы, ни ребёнка… Один, как перст… Запьёшь… Забомжуешь… И хлопнут тебя свои же… В бомжатнике каком… За стакан «чернила»… Так-то, Евгений Иванович…
– Как – двенадцать? – вдруг опомнился Женька. – Почему – двенадцать?.. За что –
двенадцать?!
– За то!!! – ещё больше побагровел полковник. – За то!!! Мало было тебе – что в переходе натворил?!! Решил ещё на органах отыграться?!! Какого рожна следака побил?! Чем тебе дознаватель поперёк встал?! Они и так с утра до ночи вашего брата… У каждого по пять-шесть дел – подмышкой… Кражи, разбои, мокрухи… Что: опять не то твоей жёнке ляпнули?! Кофе ей не налили?! С марципанами!.. Гопак перед ней не сплясали?! Это тебе – не пьянь рыжая в переходе!.. Пусть и – важная пьянь… Это – власть!.. Разумеешь – против кого попёр?! Нет?! Эх, ты… Дурачок… Таких соплей тебе суд намотает, что…
Железная дверь вдруг с грохотом приоткрылась.
– Товарищ полковник… – дверной проём заслонила тёмная фигура. – Вам звонит из Следственного Комитета Прохо…
– Закрой дверь!.. – рявкнул полковник. – Дверь закрой, тебе сказано!
Прямоугольник жёлтого света исчез.
– Ну?! – полковник встал с помоста. – Разумеешь, Ильиных, – что натворил?.. Или ещё – нет?.. Или ещё не дошло до бошки твоей контуженной – что одним махом свою жизнь перечеркнул?! Свою и семьи своей!.. Одним махом!..
Женька уставился в поцарапанную серую стену камеры.
– Не знаю… Не понимаю…
– Что ты не понимаешь?.. – полковник снова закурил. – Чего ты не знаешь?..
– Не знаю… – Женька помолчал. – Не знаю – что на меня нашло… Я ж с Афгана… Сто лет никого пальцем не… А тут… Как увидел Надьку… В лапах этого… Мерина рыжего… Харя – красная… Наглющая… Пузо – наружу… А дальше… Чёрт знает что… В башке помутилось словно… Смотрю: у Надьки грудь торчит… Кофта порвана… Сама – белая…
Камерная дверь снова громыхнула.
– Товарищ полковник… Вас… Из прокуратуры… Лично… Срочно…
– Значит так, Ильиных… – полковник аккуратно замял окурок о бетонный плинтус камеры. – Тебе сейчас принесут бумагу… Ручку… Сядь и пиши… Чистосердечное… Вот всё, что сказал, то и пиши… О контузиях своих напиши… Что не помнишь ничего, напиши… О жене… Со следаком, которого ты… Короче, я сам поговорю… Раз получили стервецы наши, видать, – за дело… Что такого понесли?.. На жёнку твою?.. На тебя?.. Ты думаешь, что мне иной раз кому не хочется вмазать?.. Так, чтобы мозги из ушей брызнули… Хочется… Но если каждого головой в стекло швырять… Или – лицом о стол… Тут, знаешь… Никаких голов не хватит… Это надо каждого второго калечить… Чтоб мозги на место встали… Чтобы дурь из черепушек выскочила…
Дверь опять захлопнулась.
Женька потрещал костяшками пальцев и медленно откинулся спиной на деревянный помост.
– Чёрт… И, вправду… Что это меня – так?.. Чего взбесился?.. Хотели же в Сочи махнуть… В отпуск… Загореть… Окунуться… Махнули, блин… И Машку хотели показать… Врачам новым… Чтоб от рыбы не пунцовела… Чтоб ела, как все… Показали… Идиотина… Что это меня переклинило?.. И обои уже присмотрели… Для комнатки Машкиной… Окна, слава богу, успел поменять… На стеклопакеты… Лоджию – тоже… Застеклить успел… Ничего… Утихнет всё… Вернутся… Будут жить… В тепле… Ну, тяжело будет, конечно… Без отца… Без мужа… Ничего, привыкнут… Сашка Казанцев не бросит… Поможет… Других пацанов напряжёт… Чтобы одних не бросили… Надюху с Машкой… А там… Там…
Лязгнула «кормушка». В прямоугольнике окошка показалась мужская рука.
Женька встал с подиума.
Стащил с блестящей металлической поверхности шариковую ручку и несколько белых листов бумаги.
Присел на деревянный помост.
Прикрыл глаза.
Ослепительное белое солнце зацепилось за отроги Гиндукуша, и тени от дозорного каравана коснулись тёмно-серых скал.
Женька поймал в прицел «калаша» бородатую, в белой небольшой чалме голову «духа» и затаил дыхание.
– Три… – шёпотом заговорил Сашка Казанцев. – Пять… Семь…
Легко навьюченные лошади, выдыхая клубы морозного воздуха, медленно прошли по каменистому уступу.
Остановились.
И тут в оглушительной сизой вечерней тишине грянул выстрел.
Белая чалма взорвалась окровавленными осколками черепа.
Женька удивлённо посмотрел на ствол автомата.
И секунду спустя всё ущелье затряслось от оглушительной, размноженной гулким эхом стрельбы.
– Идиотина! – глядя на Женьку, заорал капитан Строцев. – Какого хрена?!!
– Ну, идиотина …– дверь камеры вдруг вновь с лязгом отворилась. – Написал?
Полковник сгрёб с деревянного помоста чистые листы.
– Да-а-а-а… Не много… Значит так, солдат…
Полковник присел на подиум, шумно закурил и вытянул из чёрной кожаной папки небольшой листок.
– Ознакомься… И подпиши… Вот здесь…
Конец шариковой ручки коснулся самого низа листка.
– Что… – Женька сглотнул сухую слюну. – Что – это?
– Конь – в пальто! – полковник густо выдохнул табачный дым. – Под подписку идёшь! О невыезде! О надлежащем поведении! Вон отсюда!
– Как – вон?.. – не понял Женька. – Куда – вон?..
– Значит так, солдат… – полковник понизил голос. – Сейчас катишься домой… Собираешь монатки… Жену с дочухой… И – вон из города… В Караганду… А лучше – в Ташкент… А лучше всего – на Таити… Чтоб духу твоего здесь не было… Через неделю тебя повесткой вызовут… Поскольку не явишься – приводом участковый придёт… С нарядом… А тебя уже и след простыл… Значит, в розыск пойдёшь… Доходит, солдат?
Женька кивнул.
– Так вот… – полковник затушил сигарету о бетонный пол. – На всё про всё у тебя – с месячишко… Пока розыск объявят… Розыскное дело сошьют… Физиономию твою с данными по регионам отправят… Пока местные зачешутся… Месяц у тебя, солдат… Нырни так, чтоб тебя ни один мент за сто вёрст не нашёл… Если не хочешь «червонец» тянуть… Если не хочешь жену мужа лишить, а дочь – отца… Паспорт, правда, новый надо будет… И – другие документы… И – тебе, и – твоим всем… Так что тыковку на месте, где осядешь, почешешь… Как с умом сделать… Деньги-то есть?
Женька кивнул.
– Есть трохи…
– Ну, вот… – полковник лукаво глянул на Женьку. – Мозгами раскинешь… Людей найдёшь нужных… И сделают всё тебе… Жизнь заново начнёшь… Только…
Мужчина помолчал.
– Ты уж афганом своим больше не размахивай… Не было тебя там… Никогда… Понял? И наград не было… И человека такого: Ильиных Евгения Ивановича не будет… Никогда больше не будет… Так-то. Это – твоя плата… За твои художества…
Подпись-то ставь, солдат… Некогда мне тут с тобой диалоги разговаривать… Ставь подпись, тебе говорят…
Женька оторопело чиркнул по листку бумаги шариковой ручкой.
– Ну, вот… – полковник аккуратно сунул бумажку в папку и медленно застегнул молнию. – Чтоб завтра же тебя с семьёй в городе не было… Сглупишь – сядешь… Надолго… И упаси тебя боже…
Мужчина снова закурил.
– Упаси тебя боже, солдат, опять в какую войну влезть… Живи… Работай… Дочь расти… Жёнку люби… И чтоб – никаких войн… Понято, солдат?
Женька кивнул.
– А как же…
– Не твоего ума дела – как! – полковник вдруг улыбнулся. – Если бы этот урод мою дочуху стал лапать… Погоны бы не пожалел… Ей-богу… Так бы приложился… Почище твоего… Что смотришь, солдат? Думаешь – мне проще? За погоны полковничьи всё спишут? Как бы не так… Да и нырнуть, как ты, я не смогу… Не прыщик – на заднице…
Ладненько…
Мужчина поднялся с деревянного помоста и пару раз стукнул в железную дверь камеры. Дверь с лязгом приоткрылась.
– С вещами – на выход, – коротко приказал полковник.
Женька замер.
– Пошёл вон отсюда! – рявкнул полковник. – Шагом марш!
Женька медленно выдохнул воздух и осторожно переступил порог камеры.
В коридоре пару раз не громко лязгнули запоры и звякнули ключи.
И тут же в соседней камере кто-то оглушительно, с присвистом, захрапел.
Полковник рассмеялся.
– Ну! Ничто их не берёт! Нажрался, дамочку грабанул и знай себе – дрыхнет! Как святой!
В дверном проёме возникла высокая тень.
– Товарищ полко… – мужчина задыхался. – Анатолий Ильич… Как же… Этого урода – под подписку?! Мы же… Я же… Петька вон… До сих пор… Кровью харкает… «Скорую» вон вызвали… Может, что сломал ему… Сучонок этот… Афганский… А вы… Он же… У него же… Дружков… По всему Союзу… Рванёт сейчас… А мы потом… Кто будет отвечать?..
– Вот ты и будешь отвечать, Георгий Александрович… – полковник снова медленно закурил. – Рванёт, значит, объявишь в розыск… А начудит что ещё – по совокупности пойдёт… На данный же момент содержание гражданина Ильиных Евгения Ивановича под стражей считаю нецелесообразным… Статья – не тяжкая… По неосторожности… Не судим, не привлекался, участник – опять же, награждён, работает, проживает много лет по месту прописки, семейный и прочее… Словом, до суда посидит под подпиской… Возражения есть, товарищ старший лейтенант?
– Вот угробит ваш семейный ещё с пяток… – старлей медленно присел на деревянный помост. – Мы все с вами по совокупности и пойдём… За то, что бандита на волю выпустили…
– Пойдём! – рассмеялся полковник. – Обязательно пойдём, Жора! Я – первый! А ты…
Мужчина обернулся в дверном проёме камеры.
– Начинай готовиться…
Тяжёлая дверь с грохотом захлопнулась.
Старлей огляделся. Слегка поёрзал на крашеных красной половой краской досках камерного подиума.
Встал.
Подошёл к двери. Толкнул. Дверь была заперта.
– Эй… – тихо крикнул следователь. – Эй… Эй!.. Трофимов!..
Старлей несколько раз бухнул в дверь кулаком.
– Есть кто-нибудь?!!
Женька остановился у подъезда своего дома.
Посмотрел на ярко освещённое окно кухни квартиры на третьем этаже.
Женская тень несколько раз прошла за бордовой занавеской, и свет на кухне погас.
Женька развернулся и быстро пошёл прочь.
– Тебе, солдат, что было сказано? – тихо зашипел полковник.
Женька посмотрел на сытое красное лицо милицейского капитана – за витиеватой, крашеной серебристой краской помещением дежурного отделения.
– Не могу я так…
Женька помолчал.
– Не жил… Не воевал… Без роду… Без имени… Без ничего… С нуля… Не хочу. Пусть… Десять лет… Пусть. Если оно так вышло… А, как таракан, прятаться не буду… И мои через меня зашиваться не станут… А Надюшка… Надюшка дождётся. Не может не дождаться… Выйду… И заживём… По-новому… А гнидой никогда не был… Ни – в Афгане… Ни – по жизни… Не был… И не буду…
– Есть кто-нибудь, вашу мать?!! – снова заорал следователь и заколотил кулачком о глухой металл.
Дверь неожиданно лязгнула и приоткрылась.
– Есть… – входя в камеру, улыбнулся Женька. – Ты не вопи так, начальник… А то пупок развяжется…
Сергей Жуковский