Ефим Гаммер | Практика жизни

СЕМЕЙНАЯ ИДИЛИЯ У ПАУКОВ

Маленькие паучата спрашивают у мамы.

– Каким был папа?

– Вкусным! – отвечает мама.

ЭВОЛЮЦИЯ

– Вольтер говорил: «Я ненавижу ваши мысли, Но готов жизнь отдать за то, чтобы вы их высказывали».

– Вы тоже готовы отдать жизнь?

– Да, вашу…

ДЕВИЗ

– В любой тональности – для любой национальности, – девиз ресторанных лабухов всех времён и всех народов.

Кто сказал?

Имя его потеряно в истории.

А «чаевые» остались.

АКСИОМЫ

Перед выходом на ринг знакомый ангел напутствовал меня так:

– Если ты проиграешь, то у тебя будет тысяча объяснений – почему это случилось. Если ты победишь, то тебе ничего объяснять не потребуется – ты сильнее. И помни основное правило боя: или бьешь ты, или бьют тебя.

ДОЛЕТАЛСЯ

– Где мой ковер-самолет?

Ехидный голос из кухни:

– Его моль пожрала.

СУКА-РЕВНОСТЬ

– Почему ты пошла к телефону в голом виде? – спросил ревнивый муж.

– Но абонент меня не видит.

– Ты уже заранее догадываешься, что звонит твой Аба Мент?

– Абонент. Это без имени.

– Ага! Вот до чего дошла! Любого мужика ей подавай. Даже без имени.

ИЗ РАЗМЫШЛЕНИЙ

Когда падают штаны, не до любви с первого взгляда.

ШЕДЕВРЫ

Самые недолговечные – кулинарные. Причем, им уготовлена также самая унизительная роль – превратиться в фекальную массу.

Художников от кулинарии это не останавливает. Несмотря ни на что, они творчески работают, ищут, кудесничают и завоёвывают мировое признание.

А что, отказаться от еды?

ПРАКТИКА ЖИЗНИ

Готовя корову к переработке на котлеты, мясник поясняет ей, почему она не должна обижаться на судьбу. Ее мясо, поясняет ей, идет на пропитание человечества. Чем не великий замысел, в котором корове отводится и своя роль?

Люди, как понимаю, с этим согласны.

А корова?

У коровы забыли спросить.

ВЫВОДЫ СЛЕДСТВЕННОГО КОМИТЕТА

– Что касаемо почерковедения, то угроза о нанесении телесных повреждений писана совершенно трезвым человеком, рядящимся в кошачью шкуру, чтобы спокойнее было в лунную ночь бегать по крышам.

– Поймали?

– Ловят.

– В какую шкуру одеты?

– В мышкину-норушкину.

– Чего так?

– Приманка.

– А кот их не слопает?

– Подавится.

– Может, уже…

– Вполне возможно.

– Звоните в клинику!

– Набираем номер.

– Есть результаты?

– Так точно! Служба ветеринарного спасения сообщает: с крыши снят кот, подавившейся костью мышки-норушки.

– Наш?

– Вообще-то…

– Не мямли. Наш кот?

– Вообще-то наш – человек.

– С этого бы и начинал! Что за человек?

– Что касаемо почерковедения, то угроза о нанесении телесных повреждений писана совершенно трезвым человеком, рядящимся в кошачью шкуру, чтобы спокойнее было в лунную ночь бегать по крышам.

МЕДИЦИНСКИЙ ЛАБИРИНТ

Когда повышается вес, надо опасаться сахарного диабета.

Когда начинаешь худеть, приходится опасаться рака.

Не жизнь, а медицинский лабиринт: туда, сюда ли, везде натыкаешься на визитку к Минотавру.

ПРО ЛЮБОВЬ

Где бы он ни был, появляется она.

Чтобы он ни говорил, она подхватывает: «Да? Неужели? Не поверила бы!»

Как бы он не уединялся среди толпы, она оказывалась рядом. И восхищается: «Этот галстук вам к лицу! До чего же стильный у вас пиджак! При таком прикиде только одна дорога – в ЗАГС».

И что?

Водой их не разольёшь: пятьдесят лет вместе – золотая свадьба. А ведь в юности думал: надоеда!

ЦЕЛЬ ЖИЗНИ

Общество при Сталине – Хрущёве – Брежневе работало не для того, чтобы сытно есть, красиво одеваться, ездить на европейские курорты. А ради мифического будущего, когда сытно есть, красиво одеваться и ездить на европейские курорты будут их внуки и правнуки.

И что? Вроде бы так и получилось. Едят – одеваются – ездят. А обществу дедов даже памятника не поставили. Да и как его поставишь ныне, при развитой рыночной экономике с бандитским уклоном, если он, согласно представлениям Маяковского, выглядит так:

«Пускай нам

общим памятником будет

построенный

в боях

социализм».

ПОПЫТКА АНАЛИЗА

Стахановское движение возникло из-за того, что в лагерях было уничтожено такое количество честно работающих людей, что заменить их уже некем.

И тогда вместо одной нормы человеку предложили выполнять три-четыре, совершать рекордные вырубки угля и выплавки стали. И тем самым заменить у станка, мартеновской печи, в забое и цеху трех-четырех прежде работающих по соседству с ним товарищей по профессии.

Они и заменяли, со всей старательностью, пока сами не попадали в шестеренки карательной машины. После чего еще не осужденному человеку предлагали взять новый стахановский почин и выполнять вместо одной нормы пять-шесть-семь.

До ста эти вершителя жизни не успели дойти со своими предложениями. Или, быть может и так, до ста еще не научились считать.

ПО ПОВОДУ РЕПРЕССИЙ

– Мы мирные люди.

– Это когда ходите на работу. А когда ходите в кассу получать зарплату, вы самые настоящие экономические враги государства.

ИСТОКИ

В начале пятидесятых, когда длинные очереди опоясывали магазины, наше детство проходило между колбасой и жизнью.

ГОЛОСА

Мы, дети Победы, рождённые в 1945-ом, с малолетства играли в войну.

Для нас, рождённых евреями, самым обидным было – «евреи воевали в Ташкенте».

О том, что произошла Катастрофа европейского еврейства, нам не говорили. Но многие из нас, в отличие от ровесников, не досчитывались дедушек и бабушек, нашедших свою могилу в Бабьем Яру, Освенциме, Саласпилсе, Румбульском лесу, под Ригой. И если мы вспоминали о них, убитых только за то, что родились евреями, нам тут же в очередной раз давали понять: евреи воевали в Ташкенте и никто их там не убивал.

Такое было у нас детство.

Мы играли в войну.

Враги убивали нас «понарошку» и бежали домой – похвастаться перед дедушкой и бабушкой о своей победе.

Мы тоже убивали наших врагов «понарошку». И тихо радовались между собой, сидя на парковой лавочке. Нам некуда было бежать к дедушкам и бабушкам. Их, прежде нас, навестила война.

ВСЯКИЙ-РАЗНЫЙ

Ищите смерть за мельницей, у речки. Каждый Всякий-Разный, кто хочет выжить, получит по зубам. Спешите видеть! До смерти четыре шага. А сколько до мельницы – еще не сосчитано.

Всякий-Разный не хотел по зубам. Смерти не искал тоже. Но «спешите видеть!» убедило. И он поволокся на мельницу, зная – смерть за ней, у речки. Думал: пересидит смерть на мельнице, заодно и зубы сбережет. Для потомства.

Зубы у Всякого-Разного были замечательные. Золотые. Лишиться их – это как с жизнью расстаться. А из двух зол выбирают… Что? Жизнь, разумеется. В итоге Всякий-Разный выбрал жизнь, хотя при посторонних сделал вид, что пошел за смертью.

Шел он, шел, считал шаги – сколько до мельницы? Не сосчитаны ведь! А он – ах, какой умный! – сосчитает. Внесет, между прочим, вклад в науку матерь-матеку. Шел он, шел, каждую тысячу шагов отмечал вырванным вручную золотым зубом, дабы не ошибиться.

Не ошибся! Тридцать три тысячи шагов вышло – точь-в-точь! – если приплюсовать зуб мудрости.

С голым ртом Всякому-Разному стало на душе чуток легче. Он как бы с жизнью уже распростился, ибо всю сознательную часть оной, до паломничества на мельницу, собирал деньги на драгоценные зубы. Теперь, без золотого запаса во рту, ему и сам черт был не страшен.

Всякий-Разный как бы с жизнью уже распростился, но с умом – нет! – ни в коем разе. Потому все и предусмотрел, размещая в чистом поле зубы. Станет назад возвращаться, соберет свое золото. И в горстях принесет домой: полюбуйтесь, соседи, что нашел, когда искал смерть. Ну, и что? А то! Заберут соседей завидки, бросятся по его следу. Но найдут не клад, а… вострую косу в костлявых пальчиках. За мельницей, у речки.

Мельница была пуста, пахла мукой и сваренным в мундире солнцем. Жернова крутились сами по себе, заглушали журчание воды.

Всякий-Разный поискал глазами, куда сесть? И не усек, что коль он ищет что-то глазами тут, в такой близи от речки, то, прежде всего, найдет смерть.

Впрямь так и вышло. Всякий-Разный нашел глазами смерть. И имей для разговора зубы, спросил бы: «Почему ты здесь, когда тебе положено быть по другому адресу – за мельницей, у речки?»

Смерть, умей говорить по-человечьи, ответила бы: «Мои рекламодатели специально для тебя постарались. Скажи тебе, ищи смерть на мельнице, так ты обязательно полезешь в речку. Я, если по-честному, всегда там, где нужно. И время угадываю без ошибки, и место».

Всякий-Разный, отыскав глазами смерть, понял: от нее не уйти. И с душевной тоской подумал о потраченной даром, всего лишь на зубы жизни.

Смерть уловила его бедные по внутреннему содержанию мысли и отпустила на волю. «Иди, нагуляй жирок, прибавь жизненного опыта, поразмышляй о смысле, истине, своем предназначении, а то тебя всего на один зуб», – будто сказала вслух, хотя говорить не умела.

Осознал Всякий-Разный, что даровано ему спасение, и бух-бух широким, как обух топора, лбом о каменный пол – мозги от усердия перемешал. А, перемешав мозги, спутал на обратной ходке пути-дороги к своим золотым припасам. Тырк – туда, тырк – сюда. Где зубы? Нет зубов! Только чистое поле – от мельницы до его избы.

Что делать?

Вернуться домой, и от своих ворот вновь пройти по знакомому пути?

Как скумекал, так и поступил.

Вернулся восвояси и отправился в изначальный поиск.

Ищет-ищет, год ищет, наконец, нашел. Зуб нашел, золотой, один-разъединственный на всем белом свете.

Один? Почему один? Их, кабы не спутать с ресницами, должно быть по науке, по матерь-матеке, ровно тридцать три штуки. Сколько же это получится в переводе на шаги? Стал загибать пальцы, морщить лоб, и сосчитал – не ошибся. Сосчитал-обрадовался и давай носом землю ковырять, выискивая в чистом поле свой клад.

Ковырял-ковырял. Изо дня в день. Из года в год. Тридцать три тысячи шагов ковырял, зубы отыскивал и по одиночке вставлял на кусачее место. Вот ведь рот полнится-полнится. И скоро, стоит лишь вновь добраться до мельницы, во всю красу заблистает.

Наконец срок пришел – рот заблистал, как царский червонец! Только вот незадача, когда Всякий-Разный все зубы вставил по назначению и жизнь захотел прожить – не поле перейти – смерть тут как тут.

И где?

Точно по указанному адресу: за мельницей, у речки.

Здрасте вам, заходите в гости!

Ефим Гаммер