В память о Вячеславе Всеволодовиче Иванове — маленькая рецензия на его дебютный сборник стихов 2005 года, писанная для книжной полки «Нового мира». Как ни удивительно, он этой (стихотворческой) части своей жизни как-то очень трогательно смущался. Был благодарен за прямой разговор о ней. А я при нём робел — едва умом не тронулся с перепуга, когда Кома попросил произнести вступительное слово на презентации этой книжки в Доме Балтрушайтиса. Не помню, что лопотал — но он, вроде, остался доволен.
Теперь появился горький повод в аудиоархиве порыться. Там какое-то количество бесед с Вяч.Вс. обретаться должно.
Ранее приводился пример уникального соединения в одном лице большого поэта и учёного-филолога — Томаса Венцловы. Но это скорее исключение, подтверждающее правило: жить стихом и, одновременно, препарировать алгеброй гармонию кажется невозможным. Это профессии столь же полярные, как полярны, по Мандельштаму, профессии поэта и артиста. Поэзия дает человеку качественно новое знание о собственной природе (и, соответственно, о природе человечества) — исследователь интерпретирует это чужое (то есть уже переставшее быть новым) знание. И вот — перед нами первая книга стихов крупнейшего современного ученого, перечислять всю титулатуру которого попросту бессмысленно. Стихов, создававшихся на протяжении приблизительно шестидесяти лет.
Открывать книгу страшновато. Строго говоря, стихи писать — кому ума не доставало? Человек, обладающий колоссальным жизненным опытом, плюс прекрасно знающий, как стихи «делаются», плюс друживший с Пастернаком (и не только с ним) — да стоит попросту свести воедино эти составляющие, и творения многих стихотворцев выразительно побледнеют. Короче, ожидаешь некоего культурного протеизма, когда с ахматовской интонацией пишутся стихи на смерть Ахматовой, с цветаевской — посвященные Цветаевой же, с Бродской — апеллирующие к Бродскому. И надо всем, естественно, то неслыханно сложный, то неслыханно простой Пастернак.
Надо сказать, что всё вышеперечисленное в книге действительно присутствует. И нисколько её не портит. Потому что главное в этом дебютном сборнике начинающего автора — удивительная органичность прямой речи, от которой современная поэзия практически отвыкла: «Мы только в совести своей / Сумеем уберечь Россию». Я говорю о лишенной смущения поэтической речи, ощущающей себя вправе быть таковой — о непосредственном лирическом излиянии, не замаскированном версификационной ужимкой. Нечто подобное, не рискуя стать смешным, мог себе позволить разве что Окуджава («Совесть, Благородство и Достоинство…») — да еще, пожалуй, покойный Владимир Корнилов. Из живущих — Коржавин и Горбаневская.
Уже одно это напоминание о полуутраченной, старомодной ипостаси (вернее, одной из возможных ипостасей) поэзии сделало меня благодарным читателем стихов Вячеслава Всеволодовича. Плюс — всё-таки — законсервировавшийся в этом человеке, но удивительно животворный воздух страшной и удивительной эпохи:
А этих пытали и били
За то, что искусство крепчало,
Летело, как локомобили,
Как лодки, срывалось с причала,
За то, что кричало — и громко,
За лихость спектаклей нестрогих,
За блоковскую Незнакомку,
Поставленную в Териоках.
Виктор Куллэ