Ольга Крупенье. Как довести до изжоги президента

Когда меня просят рассказать смешной случай из жизни журналиста, мне вспоминается пресс-конференция президента Франции Миттерана в Ташкенте в начале девяностых.

Обстановка тех лет: Советский Союз только что развалился, а Узбекистан только что стал независимой страной и начал заводить дипломатические связи.

Я работаю собственным корреспондентом «Интерфакса». Мой тогдашний имидж – журналистка-хулиганка, которая ничего не боится. Корочка сотрудника федерального информагентства позволяла быть такой.

В один прекрасный день мне звонит из Москвы работодатель и говорит, что в Узбекистан с первым государственным визитом летит Миттеран. Будет давать пресс-конференцию с президентом Узбекистана Каримовым. Мне на ней надо быть и обязательно задать вопрос.

Для нас, только что вылезших из-за железного занавеса совков, приезд любой заграничной персоны был нерядовым событием. А тут – ничего себе, целый президент Франции!

Я, конечно, сразу начинаю к пресс-конференции готовиться, причем чисто по-женски: во-первых, иду в парикмахерскую, во-вторых, покупаю новые босоножки. Как же – Париж, Версаль, высокая мода, три мушкетера, Ален Делон, Бриджит Бордо… Что еще?

До пресс-конференции есть несколько дней, и мне приходит в голову бедовая, как оказалось, мысль – разносить босоножки.

На дворе – лето, азиатское пекло, ноги отекают, и в первый же день я натерла босоножками пятку до кровавого волдыря. На следующий день нога начала нарывать и распухла так, что пришлось надеть на работу пляжные тапки, а на ногу наложить компресс.

А тут еще накануне вечером меня попутал нечистый: придя домой, я влезла в холодильник и нахлебалась с жары ледяного молока. Уже к утру охрипла, а еще через сутки голос у меня окончательно и бесповоротно сел.

Ходить я в молодые годы не умела, только носилась. По лестнице скакала обычно через ступеньку. Лифтом не пользовалась.

И вот, когда я таким макаром прыгала в своем издательстве по лестнице с пятого этажа, где был мой корпункт, на четвертый – к коллегам, я уронила с ноги тапок, немедленно в нем запуталась и… кувыркнулась по ступенькам вниз.

Надо сказать, мне очень повезло, шею я себе не свернула. Зато сломала ногу. Причем не ту, что нарывала. Этот факт еще будет иметь значение.

Самое интересное, что я даже поначалу не поняла, что поломала ногу, и каким-то чудом доработала до конца дня. Потом хромая, охая, морщась, с трудом на ногу опираясь и придерживаясь за стенки, кое-как сумела на своих родных двоих, хотя и не совсем уже двоих, доковылять до дома.

Ночью почти не спала, нога болела зверски, утром посмотрела на нее и ужаснулась: лодыжка и ступня превратились в синюю подушку.

Делать было нечего – я захромала в травмопункт, благо он был у меня за углом. Высидела очередь, попала в кабинет.

Травматологом оказалась молоденькая хорошенькая девчушка. Медсестричка ей была под стать. Разумеется, обе сразу же уставились на мою забинтованную ногу.

– Не эта, – прохрипела я, – другая.

Они мимолетно переглянулись. Голосок у меня был тот еще: старый упившийся боцман, а не тридцатипятилетняя тощенькая (как это было на тот момент) тетя.

Девчушки перевели глаза на мою вторую ногу.

– Ого, – сказала травматолог. – Где это вас так угораздило?

– С лестницы упала, – снова прохрипела я.

– А с другой ногой что?

– Босоножкой натерла, нарывает.

Белые халатики дружно фыркнули.

– Ну, а с горлом-то что у вас? – спросила врачиха, уже с трудом сдерживаясь.

– Молока холодного выпила.

Это стало последней каплей, они расхохотались.

С чувством юмора у меня всегда было в порядке, поэтому я захохотала тоже, причем каким-то жутким, лающим, прерывающимся то и дело хриплым кашлем, смехом.

Мы хохотали как ненормальные, до слез, до колик в животе, и не могли остановиться.

Видимо, это потрясло находящихся в коридоре и ждавших своей очереди других травмированных бедолаг. В дверь, из-за которой по логике вещей должны нестись крики и стоны, а не сумасшедший хохот, стали заглядывать испуганные люди.

Потом меня, конечно, загипсовали, вторую ногу перебинтовали, наложив какую-то вонючую мазь, и отпустили с миром, дав напрокат костыли.

А у меня возникла серьезная проблема – пресс-конференция двух президентов. О том, чтобы туда не идти, не было и речи. Я хорошо представляла, что скажет мой работодатель, если я только заикнусь, что сломала ногу.

Я просто вживую слышала скрипучий недовольный голос шефа:

– То есть, ты хочешь, чтобы на ленте «Интерфакса» вместо новостей с пресс-конференции Миттерана и Каримова было написано, что наша дура-корреспондентка сломала ногу и напилась ледяного молока?

«Ладно, – подумала я, – забьюсь куда-нибудь в уголок со своими костылями, просиплю вопрос и забуду эту пресс-конференцию как страшный сон. Главное, чтоб пустили».

Я приехала в резиденцию Каримова на такси пораньше. Как ни странно, меня пропустили безо всяких проблем. Я пробралась в зал и села подальше и поглубже. Но не учла одной вещи, вернее о ней не знала: задающих вопросы журналистов стали просить выйти к микрофону, который поставили далеко впереди, в проходе, перед самым носом президентов.

Я сидела и со страхом ждала своей очереди. И она настала.

– Вопрос «Интерфакса», – сказал пресс-секретарь Каримова.

А дальше главы двух государств – Франции и Узбекистана, а также их пресс-секретари и переводчик, и множество журналистов – узбекистанских, французских, московских, наблюдали, как по залу с трудом перемещается на костылях горемычная калека: одна нога загипсована, другая – в старом пляжном тапке – забинтована.

В глазах Миттерана я увидела неожиданный пробуждающийся интерес к своей персоне. Каримов смотрел на меня, прямо-таки скажем, недобро. Его пресс-секретарь откровенно меня в этот миг ненавидел.

Но они не представляли, что произойдет через минуту. Я доковыляла до микрофона, открыла рот и… так сказать, заговорила.

Миттеран закусил губу. В его глазах запрыгали чертики. Каримов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. На лице его пресс-секретаря была мука.

В зале не просто хихикали. Там ржали.

– Ты специально превратила пресс-конференцию в балаган! – орал на меня, когда все закончилось, пресс-секретарь Каримова, кстати, мой старый знакомый. – Ты пришла сюда в непотребном виде, чтобы принизить образ независимого Узбекистана в глазах Франции!

– Ага, скажи еще, что я нарочно сломала себе ногу, – парировала я своим ангельским голоском.

Настроение у меня было прекрасным – я выполнила работу: побывала на пресс-конференции, задала вопрос и могла писать репортаж.

Миттеран вскоре после визита в Узбекистан умер. Факт, безусловно, печальный, но мои коллеги – все как один прожженные циники – иронизировали, что тонкая душа европейца не вынесла ужасного зрелища, которое предстало его взору на пресс-конференции в Ташкенте.

А пресс-секретарь Каримова, когда немного поостыл, поведал мне, что президент Узбекистана в сердцах сказал однажды:

– Не могу видеть Крупенье. Когда захожу в зал, а она сидит там, у меня сразу начинается изжог.