Олег Харитонов | Ужин на двоих в деревне Метёлки

(новогодняя сказка)

По заснеженной дороге бредет одинокий путник. Человек ступает медленно, осторожно. Плечо оттягивает увесистая сумка, в руке лыжная палка для облегчения ходьбы.

Савелий Лукич Драников возвращается домой в деревню Метёлки. Бывший учитель, ныне пенсионер 64-х лет от роду ходил за 6 верст на автотрассу, где единственный магазин на всю округу. Ходил за припасами к Новому году. Купил хлеба – белого и чернушки, пару банок говяжьей тушенки, банку кильки в томате, банку шпрот, банку маринованных огурчиков, 200 гр шпика, 200 гр дешевой карамели, 6 мандаринов, баклагу кока-колы, ну, и конечно, водку. Вроде немного, а ноша тянет. Да и нога дает знать, что летом подвернул. Но зимой оно легче – в грязище не вязнешь.

Старый учитель живет одни в старом домике, куда его еще при «советах» подселили к другим молодым специалистам сразу по прибытии после пединститута. В «общаге» вместе с ним ютились агроном, ветеринар, фельдшер, инженер-механизатор. Эх, были веселые денечки! Но спецы беспрестанно менялись, отделялись, заводили семьи. В конце концов учитель- холостяк остался один, и теперь уже никто не знает, кому дом принадлежит по закону, и есть ли вообще какие-то на сей счет законы. Колхоз «Светлый путь» давным-давно развалился, землю разбазарили, хозяйство разворовали, люди разбежались кто куда.

Деревня Метёлки заброшена уже лет 20. Избы заколочены, огороды бурьяном заросли. Даже летом никто не едет, хотя места живописные, и река с рыбкой имеется. Старики повымерли, молодежи эта деревня, вся эта «малая родина» и «отчий кров» по фигу. Собаки и те куда-то исчезли. Тишь и благодать. Особенно зимой. Белое безмолвие висит над снежными крышами, мерзлыми деревьями и кустарником. Одни вороны гаркнут иногда. И снова – ни звука.

Савелий Лукич любит тишину и вполне свыкся с отшельничеством. Впрочем, это не совсем так. В деревне он не один. На другом конце Метёлок, у самого крутояра по-над речкой, так же коротает одиночество старушка Варвара Степановна Лукина – бывшая агрономша. Она тоже пришлая в деревне –выпускница Тимирязевки, и тоже некогда обитала в казенном домике сельских специалистов, и даже по-молодости крутила роман с учителем. У них что-то там не срослось, и Варя на зло сельскому интеллигенту выскочила за тракториста – потомственного алкоголика. Он только и знал, что пахал землю, как зверь, так же как зверь пил и бил жену. Но она нарожала ему троих отпрысков. Наконец муженек сдох в запое, а взрослые детки бросили мать одну в деревне. Зато Варвара живет в теплом пятистенке, а Лукич в стылой развалюхе из вагонки.

Савелий Лукич, хотя и устал, идет к Варваре, минуя свою хибару. На крыльце долго обивает снег с сапог, осторожно стучит в дверь. В сенях знакомое ворчание.

– ну, чего стучишь-то? больше некому, как тебе – входи уж…

У них было несколько попыток сойтись и коротать старость вместе, да все мимо. Варвара так и не может простить его нерешительность в сватовстве, а он ее безумный фортель с алкашом от сохи. Так и ходят друг к дружке на чай. Сперва все чинно и отрадно, а после непременно поругаются насмерть. Степановна посмеивается на сей счет: мы с тобой, Лукич, ну, прямо, как лиса с журавлем из басни…

Варвара кутается в платок на пороге.

– Затворяй дверь-то, выстудишь, ишь, раззявил…

– все скрипишь? Не надоело?

– А чего не скрипеть-то? На то ты и есть, чтоб скрипеть, больше не на кого…

– Эээээ!.. Варвара – ты и есть Варвара…

Лукич проходит в горницу, расстегивает сумку, выставляет на стол тушенку, шпроты, конфеты, мандарины, батон, кока-колу, четвертинку водки.

– О! гулеванить што ль приперся?

– Новый год завтра… это тебе… ну, я пошел, будь здорова…

– постой, Лукич! Ну, ты что, обиделся? Отдохни, чайку поставлю… согрейся…

– да ладно, Степановна, пойду я… разнежусь тут, а после опять по морозу… лучше уж сразу добегу…

– нарошно крюку ко мне давал?

– Так мы же одни тут – ты да я, боле никого…

– Ну, и чо? Перся за 6 верст, тратился, тащил? а может, я к тебе в гости праздновать приду, а?!..

– язва ты, Варвара…

Лукич быстро вышел из избы. Дома, не раздеваясь сел у письменного стола, щелкнул настольной лампой. Мысли зашевелились червями. И чего ты добился? Ни семьи, ни дома… Это разве дом? Он оглядел свое жилище. Самодельные стеллажи с книгами вместо стен, единственное ложе – топчан на кирпичах, покрытый вывернутым тулупом, столетняя буржуйка с трубой в окно, голая «лампочка ильича» под потолком. В углу заверещал древненький «саратов», на котором вальяжно развалился полосатый котище. И это все. Бабу и ту толком не имел. Одна страсть – книги. И что? Тебе легче от того, что ты разбираешься в корпусной лингвистике? Старый идиот. Жизнь – коту под хвост. Он не помнил, как перевалился на топчан и уснул.

Проснулся от дребезжания стекла. Выглянул в окно – Варвара стоит, улыбается.

– Савушка, открой! С наступающим тебя!

– Варя… рановато ты… разругаемся ведь до вечера…

– А я не к тебе, я тебя звать пришла. Айда ко мне Сава – гулять будем! Бери, что надо и айда. Так лучше, ей богу… у меня все же 3 комнаты, уходить не надо в ночь-то…

– Ну, пошли…

Они умудрились не разругаться до ночи. Полдня стряпали новогоднюю снедь, накрывали на стол, поглядывая краем глаза телевизор. В 23.55 Савелий разлил водку по стопочкам.

– Давай, Варюша, проводим старый год… Чтоб он провалился – поганый был годок. И вообще. Химерами мы с тобой напичкались – химерами и жили. У тебя алкаш, у меня книги… Все зря. У разбитого корыта.

– Долго думал над тостом? Один только год такой что ли?! Они, почитай, все такие – без тебя знаю…

Варвара махнула водки, запила колой.

– Ох, Савушка, вот колу эту взял – молодец! Это вещь! Да мои любимые шпроты. Дай я тебя поцелую в лобик твой умненький-разумненький… И ты мне тут настроение не порть!.. Эх, пить будем и гулять будем! А смерть придет – помирать будем!.. Наливай, куранты уж бьют.

Они встретили Новый год. Ничего хорошего не сулящий год. Зато хорошо выпили под хорошую закуску, поели жареной картошечки с опятами. Хорошо посидели, хорошо поговорили. Под конец Савелий спросил:

– Варя, мы старики, но все же: есть у тебя какая-никакая мечта?

– Есть Сава. Хочу в глаза посмотреть доченьке моей рОдной, которая обобрала меня до нитки, даже гробовые украла и тихо, как тать в нощи, смылась с хахалем в неизвестном направлении.

– Да брось ты… Тоже мне мечта. Твоя доченька, как и все твои детки – это же гены твоего тракториста. Наплевать и забыть.

– Так-то оно так, Сава… 17 лет минуло, да только вот говно кипит до сих пор…

– А я мечтаю… посидеть на берегу океана, увидеть, как волны накатывают на берег… и самый высокий в мире водопад Анхель…

– Дался тебе этот водопад… Дурак ты все-таки, Сава! Как был дурак, так и остался.

– Сама ты… идиотка… Носишься с трагедией своей вшивой?! Тоже мне –король Лир в юбке… О вечном пора…

– О каком вечном? Ты, Савелий Лукич, чо-то спутал… Тут вечное – только мерзлота. Тундра! Мы – в Метёлках! Ме-тёл-ках! Усек? И больше нигде не были и не будем никогда!..

– А ты – язва гастритная! Все портишь, к чему не притронешься…

– А ну пошел вон отсюда, слизняк! И не приближайся ко мне впредь!

– Дура!

– Книгодуй протухший!..

Савелий схватил куртку, шапку и исчез в морозном пару, оглушительно хлопнув дверью. Он злобно скрипел сапогами по снегу, пока не уперся в ограду у своего домика. Вдруг Сава пошарил во внутреннем кармане и выудил пластиковый цилиндрик с гаванской сигарой. Он хранил ее невесть с каких времен и хотел сегодня повыпендриваться перед Варварой, да не вышло. Втянул носом пряный аромат, раскурил заморскую болванку, облокотился на забор, наслаждался. В безлунной черноте над его головой сверкали, переливались бриллиантами далекие звезды.

– «Это вам не Метёлки!..» – произнес старый сибарит и поперхнулся дымом.

Олег Харитонов