Андрей Ладога | Небо над Вселенной

(записано карандашом на ресторанных и барных чеках и меню – поперек)

Из автобиографии…

…И вы узнаете меня. Юноша я простоватый, люблю вещи бесхитростные: белый Lex, ковбойские сапоги, рассказы Ивана Бунина, рубашки Ralph Lauren, романы лучшего из Владимиров Владимировичей – Набокова, черные кожаные штаны Hugo Boss, белую куртку из невесомого парашютного шелка, прогулки по субботней Москве майскими утрами, Ван Гога, борщ с копченым гусем, Led Zeppelin, красивых и, как правило, гармоничных женщин…

Папа как-то сказал:

– Как хорошо, что рост моего сына исчисляется метрами!

Мама хмуро подхватила папу:

– А вес – центнером! Выглядишь на все сто!

– Хорошо тебе, – добавил папа, – ты, считай, живешь на втором этаже…

Словом, вы легко узнаете меня!

Небо над Вселенной

На часах было три утра, на провинциальном краю моей постели сидел мертвый ангел. Он сидел, скособочившись в нелепой позе, как будто смерть застала его врасплох. Ангел смотрел на меня закрытыми глазами и улыбался живой улыбкой. Уродливые обрубки крыльев, освященные тускнеющим лунным нимбом, торчали за его сгорбленной спиной. Выламывая с хрустом, крылья ему рубил неудачник-палач, тупым лезвием рубил… Под лопатками заныло, сердце, парализованное болью ангела, встало, и задыхаясь, я увидел бесконечное небо над Вселенной.

Ангел молча заговорил, и в пространстве, плавя сетчатку глаз, возникли заостренные рубиновые над-слова. Понять их смыслы было невозможно, но я, как собака, почувствовал доброжелательный цвет. Затем слова, онемев, потухли…

В несуществующих сумерках темной материи обессиленно встал с постели и вслепую повлекся в кухню. Через два шага, обмирая, ощутил на своем затылке пронзительный взгляд его закрытых глаз. Сон без перехода продолжился явью. Останавливая, его взгляд подгонял в над-время. Хотелось оглянуться – там была соблазнительная смерть, мгновение – и ты свободен. Но я не оглянулся, я все еще боялся проснуться мертвым.

Не включая свет в кухне, я поставил на огонь кофе, раскрыл тетрадь, что лежала на кухонном столе и, считывая с сетчатки взгляда произнесенное ангелом, записал: «Ничего больше нет, есть только над-слова, над-время и небо над Вселенной». После точки я почувствовал, мертвый ангел умер, истаял, исчез, перестал быть. И я остался один.

(30-31 января 2019)

Поезд ушедшего самоубийства

– Лет в четырнадцать, когда я был рядовым нормальным гением, хотел покончить жизнь самоубийством, но! – не прибегая к помощи рук, сморщив личико, Алик Бормотухин поправил на носу громоздкие очки сталевара, – но передумал. Потом, к восемнадцати годам, устав от жизни, я захотел, чтобы все это скорее прошло, и жизнь прошла именно так, как я и захотел, – скоро. А вот сейчас, перед пенсией, я жалею, что тогда передумал.

– Лучше поздно, чем никогда, – я не удержался от гнусного, – передумай еще раз.

– Нет, – Алик сосредоточенно почесал за ухом, – поезд самоубийства ушел в вечность, умру так, без рук.

Неграмотная собака

– Я как собака, – сообщил новую истину захолустный писатель Алик Бормотухин, – все понимаю, но записать не могу.

(Из разговора)

Про смерть

– Как-то неловко умирать безногим, и слепым не очень комфортно.

– А еще есть избыточный вес, диабет, Альцгеймер…

– Или вот еще неприятность – рак.

– Да, умирать приятнее здоровым.

(Из поли-клинических разговоров)

Не человек, но коренной москвич…

Днями Наташа пытала Санникова:

– Подскажи, что мне с ним делать?

Наташа, приехавшая в Москву из Воркуты, пыталась наладить личную жизнь с почти сорокалетним «не с человеком, но с коренным москвичом», Стасиком.

– Он с мамой и с папой живет. Он мне говорит: «Хоть я и русский, но живу в Москве, извини», я его спрашиваю: «Ты меня любишь?», а он отвечает: «Не знаю», я его спрашиваю: «Как ты представляешь наше будущее?», а он мне отвечает: «Я не знаю», я его даже не спрашиваю: «Хочешь ребенка?», потому что ему самому еще девять лет…

– Поживите вместе, – советовал Санников, – и многое тут же прояснится.

– Это как?

– Ты не знаешь, как люди живут вместе?

– Это сарказм?

– Ты же снимаешь квартиру, пусть Стас к тебе переедет.

– С ума сошел? Стасик никогда не уедет от родителей!

– Ты переезжай к… Стасику.

– Его мама против. Она говорит: «Невестой у моего Стасика может быть только москвичка», а я ей отвечаю: «Я уже давно жена Стаса». В этот месте его матушка делает огромные глаза, будто не понимая, и говорит мне про себя, чеканя буквы взглядом: «Незаконная!»

Умереть в горах Алатау…

– Я тут подумал, – сообщил мне странное никому неизвестный писатель Алик Бормотухин, – вот я неудачник, но ведь должна же мне за это полагаться какая-то компенсация? Коллекция спичечных этикеток. Шкатулка с бриллиантами. Хоть что-то!

– Да с чего это?!

– Вот об этом и речь! Ты представь, Ван Гог умер от тоски непонимания очевидного, Андрей Платонов, работая дворником, тем не менее, умер в нищете, Нико Пиросмани, расписывая духаны, скончался от голода в безымянном подвале, а ведь это были по-настоящему гениальные люди, не тебе ровня, они небо подпирали своими плечами, а ты пару инкассаторских мешков с деньгами не удержал бы…

В свое время Бормотухин сосредоточенно планировал ограбление банка с моим непосредственным участием, но из-за моего роста Алик забраковал предприятие: «Твою версту мгновенно опознают за версту!»

– …Так это что получается? Мы просто исчезнем? Будто нас и не было?

– Точно!

– Но это невозможно вместить в голову! – возмутился Алик.

– Вмещай куда поместится, но дело обстоит именно так, я вообще хочу своей смертью потревожить как можно меньше людей. В идеале хочу затеряться среди мертвых незаметно.

Гневно сопя в трубку, Алик яростным шепотом обозвал меня болваном и дал отбой. А я подумал о том, что хорошо бы умереть где-нибудь в горах Алатау. И чтобы тебя никто не нашел.

(Дневниковенности, 16 января 2019)

Августовские сандалии режиссера

– Сижу на пресс-конференции главного режиссера, – сказал Коля Н. Ивановский, «действующий драматург», – летом было дело… И вот он говорит всякие умные слова и даже складно складывает их в глуповатые пышные фразы. И ему вопросы умные до глупости задают, а он, соответственно, отвечает, умничая, и все лгут, и всё, вроде бы хорошо, но тут я вижу, что он… в сандалиях. И носки его я вижу… И вот веришь? Как отрезало! После этого, я воспринимал только его нелепые сандалии. И вопрос свой я ему так и не задал, много чести для его сандалий…

(Август, 2015)

Бессонные

Был период, когда не спалось, я выходил под утро на балкон и видел сороку, которая прогуливалась по тротуару. Сорока умела летать, но, вероятно, пешие предутренние прогулки ее занимали. Или у нее на ту пору тоже была бессонница…

Лето, 2010

Прощание

(моя Одесса)

В Одессе, по вечерам, после съёмок наблюдал на пляже «Ланжерон» пожилого человека, одетого в легкий костюм с пластмассовым креслом в руках. Прихрамывая, старик брел по пустеющему пляжу, осматриваясь, не выбирал место, тщательно утверждал кресло, обстоятельно усаживался, помогая руками, затаскивал ногу на ногу и смотрел на сеанс моря до заката. Потом старик медленно исчезал в сумерках.

Я хотел подойти и узнать, – для чего он здесь? – но понял, интерес мой глуповатый.

(«Ланжерон», август 2005 – «Пушкин», март 2019)

18 одесских чашек кофе

(моя Одесса)

Узнав про то, что мы снимаем в Одессе «про Одессу», хозяйка кафе «Fanconi» принесла в деревянном ящичке коллекцию разноцветного сахара «изо всех стран мира». Пришлось, перепробовав, выпить восемнадцать незабываемых чашек кофе.

…В финале мы были почти родственниками.

(«Fanconi», август 2005 – «Пушкин», май 2017)

Особое извращение

Коля Пирожков водил своих хорошеньких студенток по барам и ресторанам; пристраивал их на закрытые кинопоказы и частные театральные мероприятия; многое прощая, ставил «автоматом» зачеты, при этом Пирог, будучи болваном, поступал ненормально, более того, противоестественно – он не спал со своими студентками.

– Я не сплю с ними с особым извращением…

Революция или клещ

Прочитав про ужасы укусов клещей, подумал, хорошо все-таки, что в лесу я из автомобиля никогда не вылезаю. Ем бутерброды и пью кофе лежа на заднем сидении, в компании с томиком Ивана Бунина. В идеале лучше, по совету Иосифа Бродского, «из комнаты не выходить». А то выйдешь – и клещ или революция – в России так.

(Русские подробности, май, 2015)

Почти люди…

– Это что же, вас тоже бросали? – в глазах девушки было огромное недоумение.

– Бросали, бывало…

– И что вы?

– Страдал.

– То есть, у мужчин почти так же, как у людей?!

(Интервью, не вошедшее)

Петухова из Петухово

Мать напутствовала её перед поездкой:

– Мы и назвали тебя именем нашей всесоюзной артистки – Алла. Езжай в большой областной город и будь успешной как Пугачёва.

И Алла Петухова поехала покорять столицу Зауралья, огромный город Курган…

(Петухово – Курган – Москва)

Длить ощущения праздника…

Юная мама тащила за руку упирающегося плачущего гражданина лет трех, в другой руке у неё была зажата метровая обсыпавшаяся ёлка с остатками сиротских блесток ушедших праздников.

– Не хочу выбрасывать ёлочку, –

ныл гражданин, – не хочу! Ы-ы-ы!..

Гражданин явно пытался длить ощущение праздничного чуда, чего никак не хотела понять его глупая мама. С ожесточением втыкая ёлку в уже истаявший мартовский сугроб, мама в сердцах выкрикнула:

– Да успокойся ты уже наконец! Скоро новый Новый год!

5 марта 2015 г.

Спина зрителя

Не включая свет, он вынул из аптечки вату и пластырь. Йода в аптечке не обнаружилось. Ерунда. Он приготовил чистую кофейную чашку и зубочистку. Достал из стола нож Solingen, закатал рукав рубашки, вытянул левую руку и, примерившись, приставил острие к руке. «Давай! Не трусь! И запиши первое, что придет в голову» Взрезая, он неглубоко, но резко воткнул нож в беззащитную живую веточку вены и тут же пожалел об этом. «Глупо. Дурак!» Боли не было, он только ощутил неприятную прохладу. Усиливая ток крови, напрягая руку, он сильно сжал кулак, подставляя под торопливые и частые капли кофейную чашку.

Все верно, все правильно. Остановить мгновение, задержать уходящий шанс можно было только настоящим – кровью, а не чернилами. За слова-обереги, сохраняющие жизнь, надо платить частью жизни. Жаль йод куда-то задевался…

Капли превратились в тонкую струйку, и чашка быстро наполнилась. Он зажал рану комком ваты, затем неуклюже залепил вату пластырем. Сел за стол, неловко обмакнул зубочистку в чашку с кровью и бездумно, но старательно вывел на чистом тетрадном листе ученическими поблескивающими буквами: «Спина зрителя». Открыл скобки. «Идея пьесы». Закрыл скобки.

Порез на руке заныл, вата под пластырем набухла кровью…

Ниже он написал: «Сомнения и страдания автора. И главный страх режиссёра – увидеть спину уходящего зрителя».

За окнами было уже светло. Подумав, он поставил дату завтрашнего понедельника.

Впереди было целое воскресение – свобода…

Ключевое слово

– Жена – это предмет почти индивидуального пользования, – сказал Пирожков, – как зубная щетка. Или кофейная чашка. Или…

– Ключевое слово «почти», – Вика сделала красивые глаза большими.

– Ключевое слово «предмет», – мрачно сказал Глеб Шварц.

– Ключевое слово «любовь».

Андрей Ладога

Графика Андрея Рабодзеенко