Мириам Свердлов | Думы о Хануке

Какая она, моя Ханука? Когда за плечами уже очень много прожитых лет, то в будущее не особо заглядываешь: спасибо, Господи, за каждый день! Оглядываемся на прошлое — это наше достояние, у каждого своё, хорошее или плохое, но единственное и неповторимое.

Ханука. Зима, дома тепло, печь натоплена — горячая, не дотронуться. Мама жарит картофельные оладушки. Слова «драники» у нас в Латвии не знали. Мы их звали на идиш «картофл латкес». И вкуснее этого горячего хрустящего чуда не было ничего.

Вы не задумывались, почему именно в праздники традиционная еда особенно вкусна? Маца в Песах, озней аман в Пурим? Ведь теоретически это можно есть повседневно. Но тогда не будет этого кайфа, состояния души, праздника. Про пончики в Хануку мы тоже не знали. Нет, пончики были и у меня, есть свои воспоминания о них. Но об этом я напишу ниже…

Папа из деревянного бруска выточил нам с сестрой волчок, мы звали его «а гор». У волчка были грани, на каждой химическим карандашом была написана незнакомая нам еврейская буква. Волчок весело крутился по столу и заваливался на бочок. На какую букву упадёт, про то папа объяснял. Родители давали нам мелочь, «ханике-гелт» — и мы были счастливы, и праздник для нас, детей, на самом деле был светлым и радостным!

А теперь о пончиках. Пончики у нас в Израиле настоящие. Большие, воздушные, мягкие, с начинкой, посыпанные сахарной пудрой, политые шоколадом… и такие невозможно калорийные! А у меня в памяти другие — и об этом сейчас расскажу, как и обещала.

Сколько себя помню, всегда пела. Голос был, пела «вместе» с великими певцами, знала наизусть оперные арии, репертуар Имы Сумак, легко брала верха, колоратуру, могла и побасить (бедные соседи!). Всё это, конечно, дома, рядом с радио, грампластинками, а позже — ТВ.

Закончив среднюю школу, пошла поступать в муз. училище на вокал. Конкурс был огромный, шансов у меня, еврейской девочки, полноватой и очкастенькой, в общем-то, не было. Но желание петь, стоять когда-нибудь на сцене и ещё всякие фантазии юношеского возраста были безграничны. Пока я, как и вся толпа поступающих, ждала решения приёмной комиссии, ко мне подошла известная в Латвии певица. Взяла меня в сторонку и сказала: «Я вас слышала, если не пройдёте тут по конкурсу, приезжайте в Елгаву (город в Латвии). Я там зав. вокальным отделением, вас возьму».

Так и случилось, я стала студенткой елгавского муз. училища, проучилась там первый курс и потом благополучно перевелась на второй курс в Ригу, куда меня изначально не приняли. Но год я моталась ежедневно в Елгаву на поезде. Час езды в один конец. Поезд был с паровозом, зелёные вагоны, дым из трубы, громкие гудки и неторопливый стук колёс «чук-чук-чук».

Возвращалась я домой уже к вечеру, когда начинало смеркаться. Голодная, как волк. И на вокзале, в ожидании поезда, заходила в привокзальный буфет. Привокзальные буфеты-рестораны во всём мире — ещё те злачные места. Так, по крайней мере, было раньше. Мерзкий запах несвежей еды, перегар, туманная дымка в помещении, облюбованное место для бомжей, алкашей, воров, проституток и других отбросов общества. Но зато в витрине буфета были пончики! И соблазн был неописуемый.

Я покупала себе холодный маленький коричневый сморщенный пончик. Жевать его было сложно, тесто, поджаренное на некачественном растительном масле, было, как резина. Но кто тогда думал, что это масло, которое не менялось и жарило поколения пончиков, канцерогенное? Кто думал про калории или диету? Я ела этот мерзкий пончик и мне было вкусно, очень! Он и сейчас у меня перед глазами, елгавский пончик, и я ощущаю его вкус. Да, вот такое вспомнилось…

Светлого вам и радостного праздника Хануки, друзья мои! Ешьте пончики и пусть вам будет на здоровье!