Михаил Спивак | Социальная справедливость

 

Об авторе

Михаил Спивак — писатель, сценарист, публицист, редактор, член Союза журналистов России и Академии литературы и искусств Украины. Проживает в Канаде. Автор нескольких книг. С 2010 года — главный редактор газеты «Перекрёсток Виннипег». С 2013 года — соучредитель издательства «Litsvet» и заместитель главного редактора литературного журнала «Новый Свет».
Публиковался в периодических изданиях: «Невский Альманах», «Заметки по еврейской истории», «Новая Немига литературная», «Литературный европеец», «45-я параллель», «Jewish.Ru», «Мишпоха», «Южная звезда», «Западная Русь», «Чайка», «Новый Енисейский литератор», «Метаморфозы», «Мир животных», «Огни Кузбасса», «Северомуйские Огни», «Литературная Губерния», «Огни над Бией», «Новый Свет», «Порт-Фолио», «New Canadian», «Сетевая Словесность», «Союз писателей», «Чаян», «Новая реальность», «Литературный Кисловодск», «Витражи», «Фабрика Литературы», «Пять стихий», «Свой вариант», «Мы здесь», «Sem40», «Монреальская газета», «Ванкувер и Мы», «Киев еврейский», «Вечерняя Одесса», «Кузнецкий край», «Северный Байкал» и др.
Публикации в переводе на украинский язык в журнале «Бористен», «Жінка-Украінка», «Деснянська правда», на сетевом ресурсе «Хвиля Десни».
Автор на канадском радио «Голос Альберты» и телеканале RTV.
Сценарист документального сериала «Вещдок» на телеканале «Интер».
Литературные премии:
— Вениамина Блаженного (2015)
— Н.В.Гоголя «Триумф» (2016)
— «Золотой асык» (Казахстан, 2016)
— «Сад божественных песен» Григория Сковороды (2016)
— Пантелеймона Кулиша (2017)
— Медалью им. Александра Довженко (2017)

Социальная справедливость

Заводской сварщик Стычкин тосковал по советскому социализму, а конкурентное трудоустройство и рыночные отношения на дух не переносил. До пенсии ему оставалось лет шесть или семь, но будущее виделось тревожным и весьма туманным. То ли дело раньше — красота! Жизнь пролетариата да и советской технической интеллигенции была расписана от рождения до самой смерти. Пришёл молодой специалист на предприятие, и начались трудовые будни.

План даешь… первые благодарности… обмыть… первомайская демонстрация… кандидат в члены КПСС… отправка на картошку… очередь на квартиру… субботник… перевыполнение плана… победитель соцсоревнования… премия… обмыть… долгожданная квартира… проставиться… доска почёта… ударник коммунистического труда… санаторий… радикулит… президиум… дорогие товарищи… остеопороз… пенсия… оркестр.

Но главное, оплата труда тогда была выстроена социально справедливо. Кто болванки под снаряды на токарном станке точит, кто трубы приваривает — пролетариат. Будь любезен, выложи гегемону по триста рубчиков на стол, плюс премии и надбавки. А интеллигенция… Даже не так — гнилая интеллигенция, тьфу! Руки белые, костюмы чистые, кляксы какие-то на ватмане рисуют, с хронометром туда-сюда бегают и завышенные нормы труда гегемону устанавливают. Этим чистоплюям давать и половины от пролетарской зарплаты жалко.

— Вот вы все с третьего этажа смеётесь, а раньше порядок был, — с ностальгией в голосе упрекнул Стычкин технолога Петьку Петровича, как его пренебрежительно называли за юный возраст. — Оклады тогда по справедливости назначали.

— Где же справедливость? — удивился Петька, отправленный начальником в цех с каким-то мелким поручением. — Инженер пять лет в институте учился, высшее образование получал…

— Вот пусть и подавиться своим образованием! — зло перебил его Стычкин. — Кто работу делает, я или он?

— А кто тебе деталь начертил, кто техпроцесс написал, и нормирование? — взъелся задетый за живое технолог.

— Техпроцесс! Да за этот техпроцесс и за нормы невыполнимые, я бы вашего брата в железные короба заварил. Каждого — в отдельный, чтобы от людей изолировать. Вы Гришу спросите… Гриша! Григорий Иваныч, на минуту!

— Ну, чего? — огрызнулся хмурый токарь в массивных очках с треснутой дужкой. Он появился перед спорщиками, вытирая ладони о грубый кусок промасленной ткани.

— К тебе вчера нормировщица приходила из отдела главного технолога?

Стены завода сотряслись от громовых проклятий и нецензурной брани. Токарь бесновался, будто прорвало плотину. Всегда молчаливый Григорий Иваныч вдруг разразился небывалым красноречием. Излив гнев, он стал жаловаться членораздельнее:

— Встала курва за спиной с секундомером и клацает кнопкой, клацает, как будто иглой мозги протыкает! Невозможно работать, когда тебе в затылок дышат. Прицепилась ко мне, как банный лист к заднице: «Почему ты тут дважды этим резцом прошёлся, а не тем — один раз». Ну, не скотина ли?!

— Как пить дать! Будто человек — машина, способен вкалывать без остановки, без отдыха?! — поддержал сварщик. — Эти там, на верху, развалились в креслах, отдыхают, потягиваются.

Оба работяги посмотрели на молодого технолога. В глазах у них читался немой вопрос: «Выкусил?» Петька Петрович расхохотался в ответ.

— Глупости говорите.

— Ну-ка, ну-ка, послушаем умника! — Стычкин принял позу сторожевого пса.

— Рыночная экономика на дворе, если вы ещё не заметили. Это в Союзе можно было любые нормы ставить. Всё государственное, плановое, чего волноваться? А сейчас, если занизить нормы выработки, то себестоимость продукта увеличится. Значит, цена на него тоже поднимется. Никто у нас ничего не купит, и уйдут заказчики к нашим конкурентам. Вам зарплату не выплатят; сами же орать начнёте.

Токарь Иваныч скомкал тряпку.

— Вот так, живёшь всю жизнь, сединами обрастаешь, а потом придёт такой из института, и тычет тебя мордой, как мальчишку. Одно я знаю: грабит нас руководство!

— Не без этого… — согласился технолог.

Оба пролетария в один голос закричали:

— Ага, то-то!

Стычкин добавил, обращаясь к Иванычу.

— Помнишь Вальдемара, что в Германию укатил? Он рассказывал, как там рабочие живут. У каждого имеется свой дом и машина. На заводах, в перерывах рабочие могут культурно отдохнуть, в теннис поиграть. Я тоже хочу, чтобы мне тут теннисный стол поставили и автоматы игровые, — распалялся Стычкин.

— Может тебе ещё диван с девками поставить? — ехидно парировал Петька Петрович.

Сварщик не слушал, он оседлал своего любимого конька — теорию заговора.

— Все наши беды от руководства. Сплошные там… — он напряженно задумался, посмотрел по сторонам и выдал политкорректное, — семиты.

Петька Петрович отвратительно захихикал.

— Ты только не говори главному инженеру Бойко Михайло Тарасовичу, а то он сильно обидится. Да и директор Саблин не поймёт.

— Поймёт… не поймёт… Правда в том, что мы вкалываем, а они воруют!

Петька Петрович спорить не стал, только напомнил трудягам:

— Мужики, вы ведь тоже приворовываете, — сварщик и токарь выпучили глаза, а технолог продолжал. — Кто на заводских станках свои частные шабашки клепает? А кто использует заводские материалы и инструменты?

Горькие слова. Понятие «частное» работяги не воспринимали, не улавливали. У советских трудяг прочно въелось понятие «государственное» — оно же «общественное». А коли общественное, то бери и пользуйся себе на благо. Иваныч обиделся.

— То мы, а то они! Если я леваком нашабашил копейку, то никому от этого не хуже. Вот на третьем этаже бездельничают и труд наш эксплуатируют. Разогнать их всех к чёртовой матери!

Петька Петрович как иллюзионист щелкнул пальцами.

— Ты действительно считаешь, что если убрать с завода всех инженеров, бухгалтеров, конструкторов и технологов, отдел снабжения и сбыта, и оставить только тебя рядом с твоим станком, то ты сможешь самостоятельно производить и сбывать продукцию?

— Ну… — задумался Иваныч, — сбыт и снабжение пусть остаются.

— А изделия нужно начертить или ты сам будешь их рисовать? Фломастером на картонной коробке.

— Чёрт с ними, пусть конструктора остаются! — нехотя сдавал позиции непримиримый токарь.

— Оставляем. А техпроцесс тебе нужен? Какой металл использовать, заготовки, резцы, инструменты, на каких станках резать, последовательность операций…

— Уговорил, пусть технологи тоже остаются, но без своих идиотских норм выработки.

— Совсем без норм, и не только тебе, но и всем остальным? — приехиднейшим тоном спросил Петька Петрович. Оба пролетария понуро молчали. — Чудесно! Ты будешь теперь тратить вместо пятнадцати минут на операцию — неделю. И Стычкин сделает то же самое. И все остальные. Сколько завод продукции выпустит к концу месяца? Из произведённой и проданной продукции будет прибыль, с которой зарплату выплатят, или не выплатят.

— И чего ты так защищаешь наше руководство? Может, они тебе доплачивают? — недобро сощурил глаза Стычкин. — Может зарплата нравится?

— Ага, доплачивают: Саблин лично несёт конверт и умоляет принять. А что касается зарплаты, так если я найду лучшие условия — уволюсь. Я тут никому не обязан.

— Гриш, ты слышал, он тут никому не обязан! — стукнул ладонью по пыльному столу сварщик. — А я, между прочим, на мехзаводе вкалывал, и не бегал, не искал лучших условий. Вот она, нынешняя молодежь! Условия им подавай. Зажрались! Тут всё на нас, стариках, держится. Потому что работаем мы за копейки и не бегаем туда-сюда! Одно обидно — не ценят нас. Жируют интеллигенты!

— М-да… — разочарованно развёл руками Петька Петрович. — Вот у меня описание техпроцесса, который для вас подготовили интеллигенты с третьего этажа. Я его сейчас унесу, и посмотрим, что вы тут наизготавливаете. Бесят тебя люди с высшим образованием? А нас, между прочим, учили на любую проблему шире смотреть…

Стычкин махнул рукой, испытав потребность скорее закончить разговор.

— Темнота. Из-за таких вот умников мы не живем, как в Германии.

— К чертям буржуев! — сказал, как отрезал, токарь Иваныч. — Верните мне триста рублей в месяц, и чтобы у инженеров было по сто двадцать. Тогда я снова буду доволен, тогда наступит настоящая справедливость!

— Социальная справедливость! — деловито добавил Стычкин.