Михаил САЛЬМАН | Еще о Холокосте

ЕЩЕ О ХОЛОКОСТЕ

Холокосту…

Почти что помню эти печи,
Их обжигающий угар,
И запах кожи человечьей
Под звуки маршей и фанфар.

Освенцим серый и Майданек —
Непрерываемые сны,
И я — истории подранок,
Я чую ров, где все равны.

И что-то будто давит, душит,
Тяжёлое, как ком земли,
Что бросили на наши души,
Когда живыми погребли…

***

Холокост.

Казимеж, еврейское гетто в Кракове.

Тихо. Улочка. Казимеж.
Синагога и иврит…
Как с души тут камень снимешь —
Сердце с прошлым говорит.
Говорит с владельцем лавки,
С белошвейкой, с шинкарём —
Это было до отправки
В заколючный окоём.
Вот Абрам, и тут же Сарра —
Не из Книги — во плоти —
Он, она — извечна пара,
Как от завтра их спасти?
Как спасти от жуткой печи
И от выстрела в висок,
Мне частей не хватит речи, —
Слышу детский голосок,
Обращённый в небо, к Богу:
Упаси меня, за что?
Вижу, как толкнут к порогу,
За которым тьма, ничто…
И… очнусь, как после бреда,
Вновь на улочку взгляну:
Только скрип велосипеда
Нарушает тишину…

***

Будапешт, где с берега Дуная евреев сбрасывали в реку, перед этим сняв с них обувь.

… И вот Дунай, и он кровавый,
А я-то думал — голубой,
Не Штраус тут делился славой,
Не он счастливил здесь собой.
Тут только туфелек фигурки:
Ботинки, деток башмачки,
Тут изверги «играли в жмурки», —
«Жидов» толкая — в темь реки.
Толкнут, и встанут, зубы скалят,
Придумка больно хороша:
Ведь сразу всех мы «их» связали
Одной верёвкой, не спеша.
И не расходуем ни пули,
И не кричим команду «пли!»,
Всё элегантно, — лишь толкнули,
А вон уже ко дну пошли…
И можно шнапса нализаться
И ждать «Железного креста»,
И говорить, что рад стараться
Вот так же мог бы лет до ста…
До ста не вышло, не получен —
«Железный крест», как ни хотел,
И ты живешь прошедшим мучим —
Полётом падающих тел —
Туда в Дунай, подобный Лете,
Где только вечность, что без дна…
Смотрю я на фигурки эти,
И страшно слово мне: война…

***

Да, да, умеем мы скорбеть,
Но и смеяться мы умеем,
И гимны этой жизни петь
И слать проклятия злодеям.
Ведь нам — связующим звеном —
ТорА с заветами живыми, —
Что мы на поприще земном
Пройдем сквозь воды и полымя…

***

За плечами грех у нас один:
Даровали миру мы скрижали…
Поднимали страны из руин,
А подняв, — до смерти раздражали,
Были виноватыми — без вин,
Не за совершённое — дрожали…
Быть хотели на передовой —
И не только дивными мозгами,
Но вовсю кричал «городовой»:
«Бейте их без жали батогами!..».

***

Ни старшинство твоих СКРИЖАЛЕЙ,
Ни вековая мудрость их,
Тебе гарантией не стали —
От лет суровых и лихих…
И не ОНИ ль тому причиной,
Что отовсюду ты гоним…
С душой своею голубиной,
Ты нынче с ястребом сравним…

***

Даже, если на осьмушку, —
По прабабке ты еврей, —
Всё равно возьмут на мушку
При проекте лагерей.
Даже, если — по прабабке
Ты еврей, — по прапрапра,
Всё равно считают бабки
И количество добра.
И готовят спичи-речи
Про евреев-упырей…
Ну а мы, мы ставим свечи.
И топорик у дверей…

***

Да, родился я евреем,
Что поделать, видит Бог,
Меж народами — репеем —
Я пророс у самых ног.
И меня вовсю корчуют, —
Будто защу белый свет…
А нутром, наверно, чуют:
Что живучей-то и нет…

***

Ох, и тяжко клеймо: быть евреем, —
А порою совсем невтерпёж…
Говорят обо мне: «Не умеем,
Как вот эта — ядрёная вошь.
Присосалась к здоровому телу,
По подкладке во тьме шебурша…»
Но болеет «за русское дело», —
Как и ране — еврея душа…

***

Что же делать иудею,
Он, — как рыжий на ковре, —
Чтоб потрафить лиходею,
Голосящему: «Умре!..».
Где найти такую нишу,
Чтоб забыли без следа…
Но опять я это слышу:
«SOS! Россия, бей жида!..».

***

Стансы-аллюзии…

Иду я улочкою гетто
Под взглядом фрица, но иду,
Несу на лацкане жакета
Шестиконечную звезду…
Я думал звёзды помогают,
А эта нет, она клеймит,
Зачем-то все в неё стреляют,
Крича презрительное «жид!»…
За что «их вейс» и «альте захен»*
Так ненавидимы в миру, —
Ужель и я на этой плахе
С улыбкой грустною умру.
Пока же я… Я в том же гетто.
Стена вокруг. Со всех сторон.
И крик табу! на жизнь и вето
Еврею вечному вдогон…

***

Смотрю я в небо, цепенея,
Дивлюсь на звёздные пути…
А для кого-то ахинея,
И говорят мне: не финти, —
Живи земным, а в эмпиреи,
Не надо душеньку стремить,
И забывают, что евреи
Приходят в мир, чтоб изумить…

***

Не патриций, не плебей
Я на этом свете,
Просто именем — еврей,
И беда мне с этим.
Вечно — кем-то я гоним, —
Начеку, на стрёме…
Никогда не быть своим
В человечьем доме…

***

Пишу ли ямбом я, хореем,
Или верлибром увлекусь,
Но остаюсь для вас евреем, —
Вы говорите: «Ну и гусь…».
И будь я трижды гениален,
Четырежды — лауреат, —
Во время русских вакханалий
Чубы еврейские трещат…

***

Как нынче говорят: непруха,
В колоде нету козырей,
Одно дано, — по части духа, —
Осознавать, что я еврей.
И соответствовать помалу,
Кресту ли, благу — не пойму,
Всегда готовый к пьедесталу,
Как и к распятью своему…

***

Ах, как важно человеку: для
Чего он в этой длинной пьесе, —
Под ногою зыбкая ЗЕМЛЯ —
При своём каком-то интересе.
Дум и мыслей всех она мудрей,
Каждый шаг известен ей заране…
Вот бы мне забыть, что я еврей,
Что живу, как будто на вулкане…

***

По осеннему Берлину,
Там, где Шпрее и Рейхстаг,
Хорошо бродить еврею,
Посреди людских ватаг.
Дескать, знай, ты, город злобный, —
Снова здесь дитя ТорЫ…
Только прошлый страх… утробный —
Омрачает суть игры…

***

Да, это факт, что я раздвоен,
Мечусь меж стульев, меж огней,
Я порицания достоин
Тем, что не русский, не еврей…
Что тот и тот одновременно —
Между скрижалью и крестом,
Что кровь текущая повенно —
В таком сгущенье непростом…

***

Совершаю моцион
Утром по дорожке,
А вокруг — родной Сион —
Весь — до малой крошки:
Травка, облачко, ручей,
Девочка солдатка…
На Руси я был — ничей, —
Свой тут — без остатка…
И не надо калачей, —
Корка хлеба — сладка…

***

…И убиваемый, убитый,
Но всё же ты живых — живей,
Людскою ненавистью сытый,
Мой друг, мой кровный брат — еврей.
Не сломлен будешь ты вовеки
Ни чёрным словом, ни мечом,
И сгинут недочеловеки,
Которым гибель изречем…

***

… А поначалу — ты прости,
И в мире станет всё инако,
Найдутся новые пути
Из окружающего мрака…
… А поначалу — будь добрей, —
Как только могут человеки,
Как завещал нам тот еврей,
Что жил когда-то в первом веке…

***

Колоду дней и лет тасуя,
Нашёл лишь пару козырей,
Что всё-таки ещё живу я,
Что я не кто-то, а еврей.
Не потому, что лучше, краше
Я всех других, нет, нет, отнюдь,
А потому, что в жизни нашей —
Лишь мне — Голгофы крестный путь…

***

Еврей. Холокост…

Хочу забыть Освенцим и Треблинку,
И Менгеле с ланцетом и иглой,
И эту мою в памяти тропинку,
Где воздух перемешанный с золой.
Нет, не древесной — для тепла, — каминной,
А человечьей, лёгкой на ветру…
Я болен этой памятью старинной
И с нею же, наверное, умру…

***

…Ах, что Вы всё про Холокост,
Про крематории и печи,
Не лучше ли про ложных звёзд
Держать восторженные речи.
Зачем коронки изо ртов,
Которых были горы. Горы…
Не лучше ль мода всех сортов, —
О ней, о моде разговоры.
Зачем об ужасе слова,
О — к небу тянущемся дыме…
Нам интереснее молва
О тех, слывущих голубыми.
Мы научились забывать,
Сводить всё к сплетне, шутке, чуши
И что не надо надрывать
Вконец черствеющие души…

***

Ещё о Холокосте…

Не чадит, не дымит крематорий,
Тишина. Зеленеет трава…
И, конечно, же людям на горе, —
То, что помнят об этом едва:
Что когда-то горящие печи,
Уносящие в небо сердца,
Не фигуры размеренной речи,
Не пылинка, что сдули с крыльца,
Что уже снова войны маячат,
Преступает калитку вражда,
Что вот-вот где-то кто-то заплачет,
Как у печи у той. И тогда…

***

Терезиенштадт. Гетто и концлагерь.

Отдельно Крест, Звезда* отдельно, —
Труба, подтаявший снежок, —
Сжигали в Пурим и в Сочельник, —
Под вальс, под танго под смешок.
Еврея, чеха и словака,
Раздев пред этим догола…
Сапог, сверкающий от лака,
Пинок брезгливый — все дела…
И дым, туда летящий, едкий —
В небес сереющий окрест,
О, эти матери и детки, —
Их не спасли Звезда и Крест,
Что им поставили потомки,
Землёй навек соединя…
И сердца стук настолько громкий,
Что мысль: вот-вот сожгут меня…

*Звезда — шестиконечная звезда евреев…

***

Еврей.

Иду я улочкою гетто
Под взглядом фрица, но иду,
Несу на лацкане жакета
Шестиконечную звезду…
Я думал звёзды помогают
А эта нет, она клеймит,
Зачем-то все в неё стреляют,
Крича презрительное «жид!»…
И я опять — за деток в страхе —
Вновь ненавидимый в миру, —
За что их вейс — за «альти захен»* —
Нас гонят к печи и костру?
За что опять хотят нас — в гетто,
Стеной высокой обнести, —
Не паранойя у поэта,
А боль, от коей не спасти..

*старые вещи. идиш

***

В день памяти жертв Холокоста вдруг мелькнёт предательская мысль…

О, как хочу я перемен:
Чтоб город новый, город N…
Чтоб горизонт совсем другой
И я такой… обычный «гой».
И мне не страшен Холокост
Под новым небом новых звёзд,
И я — из тех, кто большинство,
Не раздражаю никого…

***

Еврей…

Да, незаметно сходит иней, —
Как будто не было и нет…
А я стою под бездной синей —
Почти прозрачный на просвет.
Не потому что кожа-кости
И болесть тайная внутри, —
Я весь, как весть — о Холокосте,
О коем мне кричат: не ври…

***

…Я хотел от себя убежать,
Одолеть частокол поколений,
Думал: так перестану дрожать,
Подгибать перед кем-то колени.
И одежду менял, марафет,
И зачем-то обманывал душу,
Заходил за поллитрой в буфет,
Если надо, проглатывал суши.
Быть хотелось и тем и другим,
Не самим, не собой, не евреем,
Чтоб забылись и печи и дым —
Мы века уже этим «болеем»…

Но на этом я, други, прервусь,
Нынче всё, что мне надо имея, —
Не Европа чужая, не Русь,
А негромкое имя еврея…

©Михаил Сальман

Фотоиллюстрация автора