Об авторе
Константин Васильченко. Род. 1962 г., Украина, Донецк. Окончил Харьковский Художественно-промышленный Институт, Донецкий Институт Социального Образования. Специальности – дизайнер, психолог. Живет в Израиле с 1999 г.
***
Серебром по бархату и Луной по небу
Вечные узоры вышивает ночь.
За Большой Медведицей Пес бежит по следу,
С Малою, как водится, поиграть не прочь.
У сверчка аккордов нету в партитуре –
Тонкая мелодия, будто плеск ручья.
Ювелира прихоть, трепетность натуры
Аккуратно вплетены в вечность бытия.
Древнее желанье наполняет тело,
Чтоб с животной силой этот мир обнять.
Пусть в экстазе тела рушатся пределы,
Утихают ссоры и скрипит кровать.
ОНА
Она идет, сдвигая миражи,
Зыбучих истин. И хвала творенью,
Что, заново родившись, можно жить
И стать всесильным на одно мгновенье.
И в этот миг навечно разорвать
Порочный круг цепи причин и следствий,
И ощутить любовь, как благодать
Спасения в канун стихийных бедствий.
На испытания меня благословив,
Нежна, изменчива и трепетно ранима,
В потоке исцеляющей любви
Она идет – и знает, что любима.
***
Когда трепещут в гневе влажные ресницы,
И твой похож на небо грозовое взгляд,
Так хочется мне сжаться и забыться
И отмотать события назад.
Тебе отдам кусочек преданного сердца,
Наперекор врагам вина в стакан налью –
Мне никуда от этого не деться,
Ведь я тебя без памяти люблю.
***
Зачем, скажи мне, это наважденье –
Взирать на твой загадочный рельеф,
Что сам собой приводит в восхищенье,
Рождая в сердце полуночный блеф?
Ты – тайна нераскрытого бутона,
Ты – рифма неоконченной строки.
И царская венчальная корона
Твои скрывает нежные виски.
Ты призрачна, как эльф неуловима.
В иллюзии доступности огня
Стреляю я прицельно – только мимо
Летит стрела, не жалуя меня.
***
Немного погодя, когда заря займется,
Когда отнимет ночь от мокрых глаз платок,
Мне улыбнется день, и тихо рассмеется
Посланец солнца – зайчик, уткнувшись в потолок.
Я горы не свернул, но раскачал немного.
И не достал звезду, но блеск ее впитал.
Наверно, хорошо за пазухой у Бога,
Но я не одинок, кто лишь во сне летал.
Не распахну окно, а только приоткрою,
Не осушу бокал, а только пригублю.
И волос мой не бел – он с легкой сединою,
И не безумец я. Я просто Вас люблю.
У РЕКИ
Пружиня шаг по прошлогодней хвое,
Я шел сквозь марево, подвижное, как ртуть,
И сосны мне показывали путь,
Качая лапами над сонною рекою.
Она сверкала изумрудной пылью,
Осколками раздробленной луны,
И нежила в объятьях валуны,
Дивясь их твердолобому бессилью.
Лягушки, затаясь в прибрежной ряске,
Хранимые прохладою воды,
Молчали до прихода темноты
И принца ожидали, будто в сказке.
Я здесь был волен быть самим собою,
Когда вокруг ни тела, ни души…
Пушисто шелестели камыши,
Напившись вволю мутною водою.
И вечер был. Калитку закрывая,
Он на меня мгновение глядел,
А я на мокром мостике сидел,
Свою тоску течением смывая.
ДЕНЬ
Вот еще один день из недельной обоймы,
Растолкав дребедень накопившихся грез,
Теребит циферблат. Провокатор не пойман –
Тот, кто душ принимает из крови и слез.
Новый штрих на истерзанной графике мести,
Занесенный топор на плече палача.
Мир посечен осколками взорванной чести –
Он в глубоком ущелье, и будет молчать.
И ни воин седой, ни зеленый мальчишка
Не поднимет с колен постаревшую мать.
Вдохновившись костром с догорающей книжкой,
Он в угаре кровавом пойдет убивать.
Нет иного – увы – в обесчещенном Храме,
Нет озер изумрудных в глазницах пустых.
Лишь любовь обнаженная в траурной раме,
Неисполненный гимн, непрочитанный стих.
ПУХ НЕ ТОПОЛИНЫЙ
Клочья пуха по асфальту бродят,
Даром, что упали с облаков.
Об оставленной свободе, вроде,
Не жалеют, ерзают в проходе –
Облако осталось без штанов.
Пух не тополиный, только с виду
На него похожий, как близнец.
Гложет застарелая обида
Древнюю, как мир, кариатиду
На ее безбрачия венец.
Старый дом восточного замеса –
Вход с колоннами, аттический фронтон .
Ошалевший от дневного стресса –
Тель-Авив, конечно, не Одесса –
Фикус оккупировал балкон.
Кружит пух поземкой безмятежной,
За асфальт цепляясь сгоряча,
Позабыв про занавес железный,
Эфемерно легкий, псевдоснежный,
Как подарок с барского плеча.