Константин Емельянов | Метисация

Рассказ

Джеймс и Телма познакомились, когда им было лет по 25. Оба к тому времени заканчивали юридический колледж и готовились стать адвокатами. Каждый вечер Джеймс ходил заниматься в боксерский зал. Из пяти любительских боев он победил в трех коронным левым хуком в голову. Мог запросто продолжить карьеру, перейдя в профессионалы.

Однажды после тренировки чернокожий приятель познакомил его со своей двоюродной сестрой: смуглолицей и кареглазой Телмой. Своими глубоко посаженными глазами она смотрела на парней смело и вместе с тем с какой-то детской доверчивостью. Была она также легка на подъем, стройна и легка как молодая косуля. Таких девушек Джеймс до сих пор не встречал. Были, конечно, и у него подружки, в основном белые, как и он, но какие-то ненастоящие. Точнее объяснить Джеймс не мог. Во всяком случае смотрели они на него не так открыто и наивно, а как бы прикидывая, сколько выгоды можно с него взять.

Первая близость случилась у Джеймса с Телмой через неделю после знакомства. Она просто взяла его за руку и повела наверх, в свою комнату. А через месяц сообщила что беременна. Но ничего от него не ждет и может прекрасно обойтись и без него.

Вконец потерявший голову боксер и будущий юрист тут же предложил Телме руку и сердце. Свадьбу решили назначить через пару месяцев, пока не совсем еще виден живот.

Подобные межрасовые браки в Америке не часты. Лишь один процент белых и пять процентов черных решаются на подобный шаг. По-научному он называется «Метисация», то есть, физическое сближение или брак, способствующий появлению смешанных детей – метисов. Еще более редки браки между белыми парнями и черными девушками. А по количеству разводов подобные браки не превышают обычные.

Свадьбу отыграли в зарезервированной гостинице Холидэй Инн. Многочисленные двоюродные и троюродные братья Телмы всю ночь носились по притихшим вестибюлям, разливая по ковру шампанское и пугая немногочисленных жильцов оглушительным хип-хопом.

Приехали и родители Джеймса из штата Мэн – сухой и высокий отец, тоже когда-то адвокат и небольшого роста миловидная мать – учительница начальных классов. По их смущенным лицам было понятно, что они в шоке от решения сына. Но родители в дела детей здесь в Америке не лезут. Как только выпорхнуло чадо из родительского гнезда – все, оно взрослое и обязано само о себе заботится.

Из родителей невесты на свадьбе присутствовала только мать Телмы – социальный работник по имени Луиза. Отец Телмы оставил семью еще когда невесте было четыре года. С тех пор никто толком не знал, где он и даже как выглядит.

Перед торжествами в гостинице молодые поочередно обвенчались в двух церквях – католической, к которой принадлежала семья Джеймса и черной баптистской. Туда каждое воскресенье приходила как на работу мать невесты. Поразила сама служба с танцами и песнопениями, в центре которых сиял в шикарном костюме, рубашке с золотыми запонками и шелковом галстуке местный баптистский проповедник – отец Джонатан.

Молодым подарили недавно купленный отцом жениха джип и несколько тысяч долларов – взнос за новый двухэтажный дом из пяти комнат. Через пять лет почти все комнаты дома были оккупированы жильцами – вслед за старшим сыном Матью, названного так в честь отца Джеймса, родились с интервалом в год-два средний сын Патрик и две дочки-сестрички Делайла и Сюзи. Хотя и носили они белые, ирландско-католические имена, особенно мальчишки, цветом кожи все дети пошли в маму: нежно-оливкового. Вдобавок к цвету кожи у старшего Матью и младшей Сюзи буйными ростками завивались косички, как у многих черных детей, а волосы были жесткие как мешковина коричневого оттенка.

К тому времени Джеймс работал в местной адвокатской конторе, а Телма заканчивала аспирантуру, готовясь защищать степень магистра. На дом она брала подработки в виде неподписанных контрактов, которые надо было «причесать» на случай возможных судебных исков. Джеймс же работал по 10-12 часов в день и по существу видел детей только по выходным дням и ночью. В боксерский зал он теперь заглядывал изредка, пару раз в месяц. Когда-то подававший надежды, он понял, что даже став профессиональным боксером он никогда не сможет получать столько, сколько за неделю сидения в конторе или на судах. Плюс, серьезные знакомства в прокуратуре и судах, обеды с важными клиентами в хороших ресторанах, и немалые годовые бонусы на рождественские праздники.

Телма, разумеется, ворчала, что видит мужа редко. Афроамериканские женщины не живут будущим, они научены жить здесь и сейчас. Чтобы поддерживать физическую форму Джеймс стал опять наведываться в зал по субботам, да еще и детей собой приводил. Удалось даже записать Матью и Патрика на классы джи-джитсу, пока Джеймс колотил боксерскую грушу или проводил спарринг с кем-нибудь из старых приятелей по боксу. Даже Делайла и Сюзи радостно носились по пустому залу и отчаянно болели за отца.

– Ты пропустил бой века! – говорила Сюзи запыхавшемуся Матью после тренировок. Потный отец, в это время только посмеивался, развязывая перчатки. Иногда Джеймс просил старшего сына показать, чему его научили на тренировке, и они долго боролись на матах. Малец хватал уроки с лету, так что побеждать Джеймсу становилось все труднее и труднее, несмотря на разницу в весе и возрасте. Парнишка рос быстро и уже вступал в переходный возраст. Но уже сейчас было видно, что Матью унаследовал прекрасные гены и выносливость отца-спортсмена и экзотическую красоту матери. Хотя и характером он тоже пошел в мать, своенравный, капризный и обидчивый.

***

Пытался Джеймс привлечь к субботним занятиям и Телму. Но та только отнекивалась и убегала по субботам носиться с подружками по магазинам. Иногда они заходили «на минуточку» в бар и задерживались там часов до одиннадцати вечера. Джеймс тогда укладывал детей, иногда играл с Матью и Патриком в компьютерные игры и терпеливо ждал. Он видел, как изменилась Телма в последние годы, какая она стала крикливая и раздражительная, но понимал, что такой ее сделали годы сидения с детьми взаперти. Хотя и Джеймс делал в свободное время то, что белые отцы делают охотнее чем черные. А именно, возился с детьми, ходил с ними в парки и кино, учил их плавать, кататься на велосипеде и уметь постоять за себя.

А в то время, когда он делал карьеру, оставался на поздние ужины с клиентами, то иногда заводил коротенькие интрижки. Близости физической у супругов, проживших двенадцать лет стало очень мало, может быть раз-два в месяц. Когда-то, лет десять назад, разница в темпераментах и этническом происхождении делали их интимную жизнь острой как блюдо в тайском ресторане. В молодости можно многое пробовать и даже внушать себе, что ты не тот, кто есть, а кто-то другой. По прошествии многих лет и четырех детей чувства остыли, а разница в привычках и мировоззрении начинала раздражать обоих.

Телма, например, органически не могла смириться даже с идеей, что муж может ей изменить. Она приходила в бешенство мгновенно и начинала орать и ругаться как торговка на базаре, швырять вещи и бить посуду. В то же время она могла спокойно бросать свои вещи по комнатам, оставлять посуду в раковине, горы не стиранного белья, предпочитая им валянье на диване с пультом от телевизора, или часовые разговоры во весь голос с подругами. Могла и ужин забыть приготовить к приходу Джеймса, что настроения тому, после долгого рабочего дня не прибавляло.

Когда они ругались, не очень часто, но бывало, он в сердцах называл ее гетто, а она его промокашкой или кракером. Так черные в своих районах презрительно называют белых. Но злость и досада проходила, непонимание и неприятие еще не накопились и, пока дети были маленькими, жили разноцветные супруги относительно дружно. Несмотря на все врожденные противоречия и предрассудки.

Так бы и шло все само по себе, если бы Джеймс вдруг не увлекся своей новой коллегой, стажером из адвокатской конторы. Была она белая, с серыми смеющимися глазами, крашенными под блондинку волосами и, вдобавок, лет на десять младше жены. За все свои интрижки Джеймс ни разу не изменил жене с черной женщиной. В основном это были белые женщины, испанки и даже одна китаянка.

И вот однажды, когда после «обеденного перерыва» Джеймс с любовницей выходили из лобби гостиницы, да при этом еще и держались как голубки за руки, вдруг показалось ему знакомым какое-то лицо в баре.

Через пару дней Телма, закончив говорить по телефону, устроила Джеймсу настоящий скандал. Так громко как это умеют делать только черные женщины. Даже галдящие в соседней комнате дети испуганно затихли.

Еще через неделю Телма обнаружила несколько посланий на телефоне мужа, которые тот не успел стереть. На этот раз она просто швырнула его чемодан на кровать и приказала убираться на все четыре стороны.

Пока Джеймс искал себе жилье, он постоянно звонил домой, пытаясь поговорить с детьми. Телма чаще всего просто бросала трубку, и лишь иногда врала ему, что их нет дома. Один раз он попал на ее мать, которая елейным голоском тоже сообщила, что дети с матерью уехали в парк.

Однажды Джеймс приехал в школу к мальчишкам, чтобы забрать их пораньше. Но вмешалась учительница, позвонившая Телме. Та обратилась в полицию, которые примчались к дверям еще до того, как Джеймс увидел ребят. Пожилой полицейский посоветовал обратиться в суд или найти хорошего адвоката. Поскольку суд разрешения Джеймсу видеться с детьми ни вместе, ни по отдельности не давал, он мог их видеть пока лишь раз в месяц, в третью субботу с одиннадцати до трех часов.

Хуже всего стало, когда однажды он все-таки дозвонился до Матью. Не дослушав отца, тот вдруг злобно обматерил его и, следуя примеру своей мамаши, тоже бросил трубку.

– Она настраивает детей против меня, – горячился Джеймс, связавшись после со своим адвокатом.

– Ты пойми, Джимми, – пыталась растолковать ему адвокат по имени Нэнси, – она мать и по закону у нее все права. По крайней мере, до следующего заседания суда. Попробуй просто смириться пока и ждать, может, она проколется как-нибудь, и мы выторгуем еще день-два в нашу пользу.

Наступили тяжелые дни. Кое-как Джеймс еще пытался ходить на работу, встречаться с клиентами. Особенно тяжело было по вечерам, одному, набирая такие знакомые и ненавистные цифры на сотовом телефоне. По жене-то он скучал не сильно. Можно сказать, совсем не скучал. А вот без детей было очень тоскливо и на душе паршиво.

Матью отца по-прежнему избегал. Ему уже почти исполнилось тринадцать. Родительский развод застал его именно в такое непростое для подростка время. И в нормальных семьях подростки в такой период постоянно огрызаются, а здесь тем более. Старшие дети, особенно сыновья, тянутся к отцу больше других. И больше других переживают их уход. Часто воспринимая это как предательство. Джеймс догадывался, почему Матью зол на него и как «помогла» ему в этом Телма. Но в глубине души такой озлобленности от старшего сына, с которым они были лучшие друзья, не ожидал.

Телма, тоже вела себя не лучшим образом, и, если удавалось поймать ее по телефону, торговалась по каждой ерунде, используя детей как разменную купюру.

Единственная суббота месяца, да и то не весь день, а три-четыре часа отданные отцу судом, с ней надо было обговаривать на предмет кому из детей можно мороженное, а у кого аллергия на шоколад. Наконец, подустав спорить, договорились-таки на пицце. Телма даже согласилась привезти детей туда утром. При условии, что Джеймс завезет их домой. Действительно, все разводы, перефразируя классика, проходят во всех семьях одинаково.

После разговора осталось ощущение, что может подстроить любимая женушка еще какую-нибудь пакость. Может, и Патрика научит отца материть?

Чего еще от нее ожидать Джеймс не знал. Он исправно выплачивал алименты на четверых детей плюс месячные взносы за дом. Хотя официального подтверждения развода еще не поступило. Развестись в Америке юридически сложнее чем жениться. Могут уйти месяцы, а то и годы, пока из суда не придет окончательное решение. Между тем в доме, подаренном им на свадьбу и который исправно оплачивал Джеймс, Телма продолжала жить с детьми. Сама она не шибко напрягалась, так как по-прежнему работала на полставки, дня два-три в неделю. Да брала заказы на дом иногда. А при этом платила только за свою машину. Меньше трехсот долларов в месяц. Все остальные счета, как и до размолвки, оплачивал Джеймс.

– Может Телма налаживает новую личную жизнь? – почему-то подумал Джеймс. – Найдет себе парня черного, более понятного, пусть живут на здоровье.

Но тут же вспомнил про детей и подумал, что новый «отец» наверняка заставит их называть его «папой». Да еще и дразнить будет как полукровок и как бы неполноценных черных. От этих мыслей и без того паршивое настроение ухудшилось.

***

В назначенный час, в субботу, Телма привезла детей на парковочную площадку перед «Пицца-хат». Только Джеймс открыл дверь пикапа, как из машины с криками «Папа!» выскочили Делайла и Сюзи. Патрик, не спеша и с достоинством, как и подобает второму теперь по старшинству мужчине, вылезал с другой стороны автомобиля. Матью все еще сидел на переднем сиденье рядом с матерью, молча разглядывая свои поношенные «найки».

– Привет, сынок, – пытался казаться веселым Джеймс. Девчонки, по-прежнему обхватив его колени, не давали двинуться вперед.

Матью продолжал сидеть в той же позе, не реагируя на приветствие отца.

– Матью, – повысила голос Телма, – мне еще нужно успеть в два места. Я заберу вас всех в три часа, ОК?

Не глядя на отца и мать, подросток нехотя открыл дверцу автомобиля, высунув обе ноги наружу. Едва он коснулся кроссовками асфальта и за ним закрылась дверца, Телма без лишних прощаний вдавила педаль газа в пол. Машина рванула с места в карьер, и Матью лишь тоскливо проводил ее глазами.

Степенно подойдя к отцу, одиннадцатилетний Патрик сунул ему пухлую ладошку:

– Здравствуй, папа!

– Патрик, родной! – Джеймс потянулся к нему, чтобы обнять. Тот немного отстранился поначалу, но в конце концов дал-таки себя обнять. На вытянутых руках.

Матью по-прежнему смотрел вслед исчезнувшей машине матери, избегая смотреть на Джеймса.

– Как насчет пиццы, детвора? – опять живчиком прикинулся тот.

– Ура, пицца, ура! – загалдели Ди и Сью.

Глядя на вытянувшуюся нескладную фигуру подростка у Джеймса вдруг защемило сердце:

– Как же он почти вырос уже! – подумал он и позвал с улыбкой негромко:

– Матт? Сын?

Патрик, сделавший было уверенный шаг по направлению к ресторану, вдруг оглянулся и вопросительно посмотрел на брата.

Лицо Матью вдруг перекосилось от злости:

– Ты, ублюдок! – завизжал он на отца, сжимая смуглые кулаки так, что побелели костяшки:

– Ты предал маму! Ты предал всех нас, подонок! Ненавижу тебя!

Джеймса точно рельсой по голове ударили. Стало вдруг жарко и лицо запылало, а в ушах раздавались гулкие удары собственного сердца. Сюзи и Делайла испуганно замерли, освободив наконец его колени, а Патрик побледнел и судорожно сглотнул.

– Чего ты хочешь от нас? ­– продолжал визжать Матью в истерике. Слезы непрерывно лились теперь из его помутневших глаз.

– Мне не нужна твоя сраная пицца! Можешь засунуть ее себе в …

– Матью, прекрати! – прикрикнул Джеймс.

– Да пошел бы ты на…– выкрикнул опять подросток и резко повернувшись зашагал в направлении отъехавшей машины Телмы.

– Матью, ты куда? Ну-ка вернись немедленно!

Патрик, затравленно смотрящий вслед старшему брату, обернулся к отцу:

– Пап, ты извини! Я не могу, вот так… – и не закончив, бросился вдогонку за Матью.

Не успел Джеймс опомниться, как за ним вприпрыжку бросилась вмиг вспотевшая Ди, волоча за руку, ревущую Сюзи.

– Папа! Пицца! – продолжала она реветь Сью, тем не менее позволяя старшей сестре тащить себя прочь от отца.

С пылающими щеками Джеймс почти дотянулся до Патрика, замедлив его ход.

– Дети, если вы не останетесь со мной, я вынужден буду вызвать полицейского, – выдал Джеймс, задыхаясь.

Патрик и девчонки при этих словах слегка замедлили ход. Матью же продолжал идти вперед, все еще сжимая кулаки и не оборачиваясь. Видя такой оборот, троица опять засеменила за ним.

Кровь то приливала, то отливала от лица Джеймса. Продолжая идти за детьми, он наконец набрал трясущимся пальцем три цифры на дисплее: девятку и две единицы.

***

Так, гуськом, с Матью впереди и Джеймсом, замыкающим шествие, они прошли вперед около мили. Джеймс успел еще подумать, как хорошо, что нет машин в это субботнее утро. И, что мало народу. И, что им не встретился перекресток или светофор. Эх, Матью, Матью…

Не зная дороги, подросток невольно завел их всех к городскому парку в противоположную от шоссе сторону. У самых ворот их догнал полицейский «форд». А через минуту подъехал и еще один с горящими, работающими мигалками, но без сирены.

Пока Джеймс объяснял ситуацию здоровенному рыжему полицейскому, наверное, ирландцу, зачем-то надевшему бронежилет поверх форменной рубахи с короткими рукавами, другой коп, черный с обритой наголо головой и тоже в бронежилете, о чем-то расспрашивал Матью. Патрик с сестрами стояли чуть позади них, переминаясь с ноги на ногу.

– Спросите у них, не хотят ли они в туалет, – попросил Джеймс ирландца.

– А? – не понял полицейский. Потом, посмотрев на своего напарника, добавил, опять обращаясь к Джеймсу:

– Мистер, подождите здесь минуту, хорошо?

И пошел к детям, не дожидаясь ответа. Оба полицейских теперь вместе что-то выясняли у подростка. Матью стоял перед ними навытяжку, руки по швам и кивая изредка.

Джеймс вдруг подумал, что это ведь первый раз в своей жизни сын говорит с настоящим, а не киношным копом.

– Будет что в школе рассказать, – сказал он опять сам себе.

Между тем, рыжий верзила вернулся к нему.

– Мистер, могу ли я посмотреть ваши права? – попросил он вежливо. Одновременно вполголоса переговариваясь по радио, висящим у него почти на плече.

Джеймс вдруг почувствовал, как у него взмокла от пота и дрожит правая рука. Стоял ясный майский вечер и до настоящей жары было еще далеко. Но помимо влажной от пота руки промокли насквозь и подмышки футболки, а по спине от лопаток потекла липкой змейкой струйка холодного пота.

Дети по-прежнему стояли полукругом возле второго копа, также пытающегося с кем-то переговорить по рации.

– Сэр, мы пока не можем найти вашу жену, – сообщил ему ирландец, закончив изучать его водительское удостоверение.

– И что же теперь делать?

– О, мы ее найдем, не беспокойтесь, – рыжий даже улыбнулся. – Только…

Тут он посмотрел на своего чернокожего напарника, дождавшись, пока тот утвердительно кивнул.

­– Ну вот, уже нашли, – удовлетворенно сказал первый полицейский. – А пока мы отвезем вас и детей обратно в ресторан и подождем вашу жену там. О’кей?

Джеймс выдохнул и кивнул с облегчением. Чернокожий коп показал рукой детям на свою машину и что-то сказал. Те с видимым интересом слушали, глядя на светящиеся и крутящиеся мигалки.

– К сожалению, я должен вас доставить на место на заднем сиденье. О’кей? – опять спросил рыжий.

Джеймс опять кивнул.

– Но перед этим я должен спросить: нет ли у вас при себе какого-либо оружия?

Джеймс кивнул в третий раз, но теперь отрицательно.

– Спасибо, сэр! Я очень сожалею, но я обязан обыскать вас, перед тем как вы сядете в машину.

Джеймс подумал было спросить, не арестован ли он. И если да, то по какой причине.

Но, видя, как повеселевшие дети запрыгивают в соседний «крузер», решил не делать этого. Даже Матью, казалось, посветлел лицом. В конце концов, похоже, что кошмар скоро закончится. Если они, к тому же, нашли Телму.

Упершись руками в капот полицейской машины Джеймс широко расставил ноги и дал себя обыскать. Надо отдать должное ирландцу, сделал он это быстро и по возможности деликатно. Учитывая его немалые габариты.

Остаток дня прошел как в тумане. Джеймс помнил, как полицейские рассадили их отдельно в ресторане: детей за один стол, а его за другой. Помнил, как ворвалась запыхавшаяся Телма и сразу бросилась к детям. Потом рыжий полицейский и другой, черный с ней довольно долго о чем-то говорили. Скандала не было, полицейские лишь пытались обеспечить порядок и удовлетворить обе стороны.

Показалось Джеймсу, что на выходе Матью наконец взглянул на отца. И не злобно как раньше, а как-то испуганно. Как смотрел он на него раньше, лет пять-десять назад, когда разбил вазу в гостиной или, когда, проигрывая в компьютерную игру, швырнул в бешенстве пульт об стенку. И расколол его на несколько пластмассовых кусочков.

Хотя, скорее всего, Джеймсу это померещилось. Да и устал он под конец дня основательно. Хорошо бы пива сейчас! А еще лучше, виски!

Вечером домой позвонила адвокат Нэнси, уже откуда-то узнавшая обо всем. Наверное, от своих друзей из полиции. Обещала помочь в назначении внеочередного слушания в суде по родительским правам.

Только отделался от нее, как позвонила Телма. Вопреки ожиданиям скандалить и обвинять Джеймса как обычно, во всем, не стала.

– Лучше бы ты позвонил мне, когда это все это началось, – сказала жена, – а не в полицию. Все-таки наши общие дети.

– Мм-м, – промычал в трубку Джеймс, то ли утвердительно, то ли с вопросом. А что ему еще оставалось?

– Тут с тобой поговорить хотят, – после паузы промолвила Телма, – подожди-ка минуту.

Сегодня все меня просят подождать, подумал Джеймс, но ничего вслух не сказал.

Через несколько секунд из трубки потек сладкий как леденец голос Сюзи.

– Папусик! Ау-у!

– Привет, цыпленок! – обрадовался Джеймс, – ты хотела со мной поболтать?

– Ой нет, это не я, – конспираторски понизила голос дочка, – я просто хотела сказать, что тебя люблю!

– И я тебя тоже! – улыбнулся Джеймс.

И подумал, а кто же это со мной хотел поговорить?

– Пока, папа. Я тебя целую, – сказала Сью на прощанье и положила трубку рядом с телефоном. Слышно было, как она слезает со стула, пыхтя. Тут же послышался голос Телмы:

– А ты что здесь делаешь, Сюзи?

– Там папа…

– Еще ждет? Это не к тебе! Ну где же он? – Джеймс понял, наконец, что говорили не о нем. И услышал опять голос жены.

– Матью, ну где же ты? – полукричала, полуговорила Телма куда-то в сторону. – Там твой отец ждет у телефона. Куда ты подевался?

Она, по-видимому, отошла в глубину дома, так как голос ее становился все глуше и глуше:

– Матью! Матью?

И где-то недалеко, может быть в соседней кухне, Джеймс услышал, как маленькая Сюзанна тоже решила помочь матери и громко подзывала брата нараспев:

– Матью! Мааа-ть-ююю!

Кто-то негромко постучал в дверь. Зажав телефон между плечом и ухом, Джеймс подошёл к окну своей съёмной квартиры на третьем этаже. У подъезда поблескивала мигалками полицейская машина. Сидящий на пассажирском месте знакомый уже коп-ирландец, выглянув из окна, увидел Джеймса и по-дружески помахал рукой.

– Что за? – удивился Джеймс.

В дверь опять постучали. Открыв, Джеймс чуть не выронил телефон из рук. Перед дверью, опустив голову и смущённо улыбаясь, стоял его старший сын. Матью.

– Правда, большой уже мальчик? – спросила в трубке жена.

Константин Емельянов