Ульяна Шереметьева | Кода для марта

Об авторе

Художник, окончила МВХПУ, ныне Московская государственная художественно-промышленная академия имени Строганова. Живёт и работает в Германии, Потсдам. Автор трёх поэтических сборников, участница многочисленных выставок, артпроектов и фестивалей, проходивших в России, в странах Европы и Азии. Победитель и призёр многих международных конкурсов. Картины находятся в собраниях музеев России, в Ратуше Потсдама и в частных коллекциях Германии и стран Европы.

КОДА ДЛЯ МАРТА

***

По привычке здесь тусклые зимы,
без попытки заснежить дворы…
Мы сегодня с тобой – пилигримы,
до какой – не известно – поры…
Мимо зданий и редких прохожих,
бороздим эту ночь наугад…
Мы сегодня с тобой так похожи,
до каких – не объявлено – дат.
Наших мыслей – по общим сосудам –
неустанно пульсирует ток.
Мы с тобой выше всех пересудов,
и уносит нас странный поток.
Из привычного вырвавшись круга,
собираем мозаику звёзд.
Мы сегодня с тобой друг для друга –
два костра на скрещении вёрст…

БАЛТИКА В ФЕВРАЛЕ

Горизонт продуваем и пуст —
только ветер мечется шалый,
подминая бесчувственный куст,
приземляясь на снег талый.
Только туч тяжеленный состав
заслоняет для мыслей небо,
только чайки, крыла распластав,
на лету ловят крохи хлеба,
и шумит беспокойный прибой,
оттого ль, что ничто не греет…,
ледяной набегая волной
на привыкший к штормам берег.

 ЗИМНИЙ УРАГАН

морякам посвящается

А каково сейчас тем, кто в море,
где волн лавина, где силы в споре?
Корабль кренит, и компас врёт,
и скоро куртки норд-вест сорвёт!
Задраить люки, отсек, судьбу…
мгновенья давят, летят в трубу,
и рвутся струны на ход вперёд,
и правит хаос, его черёд…
и темень катит стеной — ни зги,
и туч свинцовых обвал — в мозги,
и, злобой вспенившись, круговерть
тасует ловко и жизнь, и смерть.
Вот смерча чёрная кружит прядь,
а вместо суши — лишь судна пядь,
и сносит ветром — опасен пас,
и трос басистей, чем контрабас.
Разгул стихии — и рёв, и крах,
но правом жизни здесь попран страх,
и воли общей силён канат,
сплелись в нём крепко мольба и мат.
И хлещет ливень, и катит вал,
но всяк про риск этой встречи знал…
и снова море волной о борт,
да как далёко отсюда порт!
И сердце шлёт позывной — держись,
рукой, зубами ль, за миг, за жизнь,
за берег дальний, за оберег —
и шквал зашкалив, пустился в бег!
Шального буйства запал опал,
и час затишья над морем встал,
где брызг и пота смешалась соль,
лишь эхом ноет меж рёбер боль…
Матрос с цигаркой, прищурив глаз,
— спасибо, Боже, что снова спас!
И верно, с палубы не впервой
скатилась пагуба — с глаз долой…

***

Дом уснул… Убираю ставни
дел насущных и мыслей прочь.
Пусть с души не свалились камни,
не скажу тишине — отсрочь
свой разлив с половодьем звуков,
заливающим берега…
и не знает пока наука,
как от звуков плывут снега,
как в ночи зацветают травы,
хоть по Цельсию — минус семь,
как в пределах ночной октавы
из тишизн прорастает песнь.

***

Коробок простой пятиэтажки,
проза жизни в перебранке стен…
Может, дом — возможность для поблажки,
спрятавшейся музыкой в катрен…
Может, дом – вот этот стол и рядом
полки книг, чьи тайны не видны,
и мои безумные наряды,
и прощенья с привкусом вины…
Может, дом – пространство у мольберта,
где незримый спущен с неба мост,
лист из пожелтевшего конверта,
прошлого приблизившийся холст,
близких фотографии на стенах,
чьи улыбки дарят мне тепло,
и волна из детства с чёлкой пены,
что порой нахлынет сквозь стекло…

***

Путь к марту близится к концу,
хотя и холодно, и сыро…
Билеты отданы гонцу
небесным сведущим кассиром.
За всё оплачено, мой друг,
слезами ль, радостью, надеждой …
мы новый начинаем круг
в спирали жизни. Под одеждой —
на год прибавившая плоть
(не обязательно, что в весе),
и жизни ход не побороть,
дозволь ей, чтоб не куролесить,
играть с тобою в поддавки,
гнездиться в мыслях и тетради…
А ты случайностей кивки
приветствуй сам, полёта ради…
но всё, что тянет в темень, вниз,
вводя назойливые коды,
попробуй сбросить за карниз
написанной для марта коды.*

*Кода — музыкальный термин, означающий дополнительную часть произведения, стоящую всегда в конце.

***

Кто -то свыше шептал — дыши,
явь предстанет иной, чудесней…
в лобовое стекло души
ветер бьётся, а может песня…
Может птица, взяв ноту Ре,
задаёт звукоряд капели,
лужи множатся во дворе
и быстрее летят недели.
И кораблики из газет
уплывают в иные дали…
я с весною на тет-а-тет —
вне претензий и вне печали.
Впереди ещё плащ и зонт,
и твой локоть, и взгляд с прищуром,
и открывшийся горизонт
за истрёпанным жизни сюром…

***

Откуда в зале взялся ветра гул,
и потолок вдруг оказался небом?
Ты дирижёрской палочкой взмахнул,
а я подумала — волшебной.
Из забытья, из хаоса, из тьмы
рождались отпылавшие кометы,
рождались дни, что прожили не мы
и страсти, полыхающие где-то.

Девятый вал на счастье миновал,
и тишина с уступов оползала…
а общий пульс, хотя и подустал,
не выпускал ещё из чаши зала.
Ты заклинал движеньем каждый звук,
и, внемлющие делались немыми,
а я следила за полётом рук,
в чьём колдовстве витали мы иными…

***

Гляди-ка, не дождь, а дождище —
на вырост, на вынос, на кон….
как если б небесное днище
он вышиб и вылился — вон!

Огромный, по — мартовски сильный,
безудержный, хлёсткий, хмельной,
живой, обалденный, обильный,
срывающий мглу надо мной,
вернее — над нами над всеми,
чтоб хлам декораций сменить,
чтоб день этот пятый весенний
вплетался б в живучую нить.

Послушай, как хлюпают лужи —
взахлёб, аки мини-моря!
И ты, на мой взгляд, не простужен,
а ранен весной — и не зря.

***

До небес сейчас — рукой подать,
и стоишь, хмелея, словно в нише,
принимая дождь как благодать,
даже больше — как прощенье свыше,
забывая свой земной удел,
выпадая из контекста боли,
проставляя ветрено пробел
на страничках в записной юдоли,
потому что в силе — новый день,
свежих сил исполненный и чуда,
и не держит прошлого ремень,
от него — лишь отзвук пересудов.

МАМЕ

Наш путь сюда был так непрост –
не траекторией на карте…
Давай сейчас поднимем тост
за день восьмой в далёком марте,
когда покинувши вагон –
закатом и восходом между –
на припорошенный перрон,
мы вышли, взяв с собой надежду
и веру в то, что, может, вдруг
или с годами, постепенно,
мы будем счастливы, мой друг,
и это будет непременно.

Ульяна Шереметьева